– Спасибо за ужин… А через пару дней даже азиатская гостья перестала смеяться над нашествием крыс. Казалось, что они заполонили собой весь дом. Забирались в одежные шкафы, скреблись по ночам, и становилось страшно засыпать. Была вызвана пресловутая служба заговоров, дравшая деньги за любое лишнее движение в защитном обряде. Косматый колдун, не пожелавший переобуть резиновые сапоги на тапочки с эмблемой дворцового гостевого дома, с растерянным видом ходил по дому, что-то изучал в сыром подвале, забирался на чердак, принюхивался к углам, а потом резюмировал: – Защитные заклятья побледнели, но не истаяли. – А что ж тогда случилось? – всплеснула руками мачеха. Колдун мрачно оглядел семью, стоявшую перед ним полукругом, и спросил: – К вам кто-нибудь в гости приехал? Невольно взгляды домашних обратились к Элис, и та, сама того не подозревая, попятилась. – А чему вы это спрашиваете? – с умным видом уточнил отец. – Кажись, место пытается вытолкнуть нежелательного колдуна, – пояснил заклинатель, почесывая затылок. – Так что не переживайте, когда гость уедет, то все закончится. – Если нас раньше не съедят, – буркнула Лайма, ночью накануне приезда специалиста обнаружившая на подушке прямо перед собственным носом огромную крысу. Когда заклинатель уехал, то в паршивом настроении Элис поднялась к себе. Вдруг вспомнилось, как в середине ночи, думая, что домашние крепко спят, младшая сестра украдкой прятала под половицу у порога дома колдовскую шкатулку. Видимо, юная колдунья навела на дом какую-то порчу и привлекла грызунов, чтобы все подумали, будто источник выживает только-только вернувшуюся полукровку. Мысль, что Мила хотела выставить сестру из дома, вызывала горькое чувство. Будь воля Элис, она бы с самого начала арендовала обычную квартиру в светской части города и не стесняла домашних, но магический дар не выносил современных жилищ. Бетон, пластиковые рамы, металлические остовы имели странное свойство высасывать из колдунов жизненные силы, а потому теневой мир был прикован к строениям из дерева и камня, возведенным на особых энергетических точках. Элис вошла в крошечную спальню и замерла в дверях. На письменном столе сидела крыса и, уютно устроившись под монитором компьютера, самозабвенно грызла зеленые стикеры с рабочими пометками. Тяжело вздохнув, хозяйка спальни громко хлопнула в ладоши, стараясь спугнуть хвостатую тварь. – Пошла отсюда! Похоже, семейной изгнаннице было пора подыскивать новое жилье. *** В мрачной столовой родового особняка Вознесенских горел камин, но тепла он не давал, а только помаленьку чадил да сжирал огромное, как его размер, количество вишневых поленьев. Для тривиального каприза Модесты Вознесенской выходило, прямо сказать, недешево, но бабка Марка считала, что благородные дома не пристало отапливать плебейской березой или, того хуже, углем, а с деньгами, в отличие от магии, у клана Вознесенских проблем не возникало. За длинным столом, сервированным по всем правилам этикета, вяло жевала блюда французской кухни хмурая родня. Кушанья были отменные – хозяйка пару лет назад выписала повара из Парижа, – но атмосфера всеобщей неприязни начисто отшибала у Вознесенских аппетит. – Дорогой мой, жуйте тщательнее, иначе у вас случится несварение. – Модеста с неодобрением покосилась на нотариуса, запивавшего мясо выдержанным хересом. – Не беспокойтесь, милая Модеста Эрнестоффна, – прохрюкал тот, – у меня луженый желудок. Нервная обстановка столовой явно не способствовала здоровому аппетиту, отчего становилось очевидным, что пресловутое несварение грозило всем, кроме жизнерадостного поверенного, с наслаждением «лудившего» желудок первоклассным вином и мягчайшим стейком с кровью. Присутствие Марка нешуточно переполошило склочное семейство, ведь родной внук старухи появлялся в особняке только исключительных случаях. Чтобы заманить его в гости, Модеста или разыгрывала приступ сердечной недостаточности, одного из немногих телесных недугов, способных одолеть колдуна, или выставляла на продажу арендованный Марком загородный коттедж на камышовом озере, и тогда семейному изгнаннику приходилось приезжать на поклон, чтобы потешить старухино самолюбие. Судя по тому, что в этот раз бабка не стала актерствовать, она намеревалась объявить об очередной продаже. – Что во Дворце? – спросила Модеста, искоса глянув на внука. Прозвучало грубо, но любой из Вознесенских, до крови заклеванных старой орлицей, знал, что по отношению к редкому гостю она проявляла чудеса вежливости. – Кстати, о Дворце… – встряла двоюродная тетка, мадам Элоиза Вознесенская, не дав племяннику открыть рта. – Марк, ты не считаешь, что не к лицу нам, Вознесенским, ходить в услужении у Полоцких? – Не считаю, – сдержано отозвался тот. – Нет?! – Не считаю, что хожу в услужении. Модеста, убежденная, что единственная в семье имеет право трепать нервы горячо любимому внуку, нехорошо покосилась в сторону племянницы и рявкнула: – Дорогая моя, тебе лучше использовать рот для того, чтобы жевать, а не изрыгать глупости, иначе заработаешь дистрофию! Насколько я понимаю, тебя вполне устраивает, что твой недоделок работает секретаршей во Дворце! Оскар замер с набитым ртом, заморгал, но, боясь огрызаться диктаторше, только обижено покосился на матушку. – Тетушка, зачем вы обижаете мальчика? – вступилась за сына мадам Элоиза. – Их же нельзя сравнивать! Оскар же не является наследником клана… – Упаси Боже… – пробормотала Модеста, покосившись на внучатого племянника с оттопыренной от куска картофелины щекой. – Казанова, слышала, что твоя девица-то устроила скандал на балу? Говорила я тебе, держись от этих доморощенных Золушек подальше! Марка умиляло, с каким энтузиазмом, явно достойным лучшего применения, старуха третировала запуганных родственников, трясущихся за посуленные куски наследства. Видимо, она затронула больную для Оскара тему, и он принялся густо краснеть, но отчего-то кровь вначале прилила к ушам и шее, распространившись на лицо только нездоровыми пятнами. – Тетушка, не надо нападать на мальчика! – снова принялась защищать безответного сынишку Элоиза. – С виду она вполне приличной выглядела, да и сестрицу ее сам властитель амнистировал… Даже при мимолетном упоминании Алисы, Марк подавился и поскорее запил вином застрявший в горле комок. – Она недурна собой? – резкий вопрос Модесты к внуку заставил родственников Вознесенских замереть. – Кто? – Он не повел и бровью, хотя прекрасно понял, о ком именно шла речь. – Лазарева-старшая. – Не разглядывал. – А я слышала, что глаз не оторвать. – Девица, как девица, ничего особенного, – с нарочитой грубоватостью отозвался Марк, вдруг почувствовав к самому себе редкую гадливость, словно плюнул в собственную тарелку. Аппетит пропал начисто. Как в насмешку вспомнились глаза с таинственной поволокой, красивый улыбающийся рот, крошечная родинка на виске. Мелкие черточки сложились в портрет юной женщины, словно бы светившейся изнутри. Она была прекрасна. – Я разглядел ее вблизи, – вдруг заявил Оскар, кое-как проглотив картофелину. – Она страсть как хороша, но совсем по-русски разучилась говорить. Лопочет на каком-то мирском. – Ходят слухи, что вас двоих видели вместе после бала, – проигнорировав раздражающий лепет, сдержано вопросила старуха у Марка. – Слухи не врут. – Ты себя ведешь неосмотрительно, – заметила Модеста. – Не считаешь, что я уже не в том возрасте, когда распекают за знакомства с женщинами? – спокойно отозвался внук, и в предчувствии славного скандала родственники забыли про еду. – Она не просто хорошенькая колдунья, а амнистированная ссыльная. – Тогда почему мы обсуждаем ее на семейном ужине? – Если что-то не к лицу нам, Вознесенским, так это связываться с дурной кровью… – Хуже только с человеческой! – поддакнула тетка, недвусмысленно намекая на давний скандал, и мгновенно прикусила язык, напоровшись на яростный взгляд Модесты. – Твоего недомерка, дорогуша, это тоже касается! Бабка ненавидела, когда кто-то упоминал о тех временах, когда в неполные восемнадцать лет Марк женился на человеческой девчонке. – Ты наследник Вознесенских, и когда-нибудь займешь мое место, – продолжила она отчитывать внука. – Хочешь, чтобы я переехал в родовой особняк? – пригубив вина, с иронией уточнил Марк. – Я хочу, чтобы ты женился летом. Ты уже не мальчик, весной тебе исполнится двадцать девять, а я не собираюсь жить вечно… – Милая Модеста Эрнестофна, фы порожифете еще сто лет, – прохрюкал поверенный. – Типун тебе на язык, болван! – разозлилась та. – Помру как миленькая! Не желаю видеть, как на похороны этих упырей будут уходить мои денежки! Она обвела стол вилкой с насаженным кусочком мяса, и Вознесенские, живущие за счет старой ведьмы, быстро потупились, боясь с ней встречаться взглядом, как с бешеной собакой. – Что скажешь, Марк? – Хорошо, я женюсь. Семья, не ожидавшая подобной покладистости от непокорного упрямца, изумленно раскрыла рты. Они не знали, что брак с подходящей колдуньей являлась частью сделки, заключенной Марком и бабкой десять лет назад. – Я присмотрела несколько кандидатур. – Пришли анкеты моему секретарю, – сухо предложил Марк, чувствуя внутри холодную пустоту. – Теперь ты все сказала, что хотела? – На днях меня навещал Виктор Полоцкий, – с нарочито небрежным видом сообщила бабка. Внук замер с бокалом в руках, а семья притихла, боясь даже пошевелиться. Ни для кого не было секретом, что наследники двух конкурирующих кланов, мягко сказать, друг друга недолюбливали. – Не знал, что вы друзья.