– Тогда решено! – Лиза осмотрела всех присутствующих и подвела итог: – Нильсен и вы, Вадим, держите главный и служебный входы. Бейли в машине. Работаем мы с Анфисой… – Может быть, наденете маски? – мрачно поинтересовался Нильсен. – Зачем? – удивилась Лиза. – Кто в здравом уме и твердой памяти поверит, что майора Седжвика завалила баронесса фон дер Браге в паре с женщиной типичной индейской наружности? Скажут, бред и инсинуации. А спросят лично, так у нас с Анфисой алиби имеется. Мы всю ночь пили и гуляли в вашей, между прочим, компании. Так что нет, работаем мы вдвоем и без масок. Ну, они и сработали. Вошли шумно. Разговаривая на повышенных тонах и исключительно по-русски. Народу в заведении было немного, но женщины, по-видимости, никого не замечали. Продефилировали к стойке, с воодушевлением вываливая друг на друга такие заряды изощренной брани, что обалдели даже те из присутствующих, кто по-русски не разумел, то есть практически все. – Два стакана водки! – потребовала Анфиса, когда дамы достигли прилавка. – И соленый огурец! – добавила Лиза, так же как и Варза, даже не взглянув на бармена. – Прошу прощения! – Бармен их, разумеется, не понял. Пришлось перевести. – Ну, вы тут и дремучие! – удивленно взглянула на него Лиза, переходя на ломаный английский. – Два! – и она показала обалдевшему мужчине два пальца. – Стакана! – указала она пальцем на посуду нужного объема. – Водки! Водки налей! Компреву? – Два стакана, миз? Таких? Но Лиза уже отвернулась и смотрела на майора Седжвика, встающего из-за стола, где он, по-видимому, выпивал с друзьями. Собутыльники шпиона – к слову, их было всего двое – продолжали сидеть, глядя на Лизу в немом остолбенении. Совсем другое дело Седжвик. – А! – сказала Лиза, указав на него пальцем. – Вот и ты, барбос! – Вы не перестаете меня удивлять! – покачал майор головой. – Не расстраивайтесь! – усмехнулась в ответ Лиза. – Это в последний раз! – И она выхватила автоматический пистолет из наплечной кобуры. – Прощайте, сэр! Седжвик такого развития событий не ожидал. Так и умер с маской неподдельного удивления на красивом – можно сказать, породистом – лице. – Ну, что, отпустило? – спросил Рощин по дороге назад. – Полегчало! – кивнула Лиза. – Просто гора с плеч. Глава 3 Что было, что будет, чем сердце успокоится Август 1932 года После акции в «Ведерке с кровью» разъехались кто куда. Лиза, например, отправилась кружным путем в Гейдельберг к Штоберлю. Сначала в Амьен своим ходом, то есть все на том же арендованном автожире, но оттуда уже двигалась пассажирскими линиями то по земле, то по воздуху. Из Амьена в Париж, оттуда в Реймс, и через Метц и Карлсруэ в Гейдельберг. На постоялый двор не поехала, поселилась «назло врагам» в доме номер семь по улице Стейнзейтвег, тем более что по давнему завещанию дом принадлежал ей, как «любимой женщине и наследнице» доктора Тюрдеева. «Любимая женщина? Серьезно? А завалить меня он решил, как агента потусторонних сил? Умереть не встать!» По сравнению с прошлым декабрем дом выглядел вполне сносно. Полы и окна вымыты, пыль сметена, и все на ходу, так как Лиза позаботилась об этом заранее. Вода, электричество, телефон, чистое постельное белье и все прочее, что может понадобиться человеку, который вернулся домой. «Домой? – переспросила она саму себя. – И это мой дом?! Ну, может быть, и дом, но всего лишь на пару дней. Просто чтобы не заселяться в отель». Лиза позвонила в ресторанчик в конце улицы и заказала ужин. Много мяса, картофеля и тушеной капусты, штрудель и печенье с корицей, ну а вино у нее было свое, из запасов покойного Тюрдеева. «Ну, хоть на что-то путное сгодился, сука!» Ужинала долго, вдумчиво, с аппетитом и со вкусом. Наелась, как удав, выпила тоже прилично. Не допьяна, но где-то на полпути. Покончив с ужином, встала из-за стола, задумчиво осмотрела гостиную, в которой устроилась трапезничать, и решила, что время еще не позднее, и, значит, вполне можно заняться делом. «Что ж, делу время, потехе час!» Лиза прихватила хрустальный стакан с виноградной водкой, поднялась в кабинет на втором этаже, села за стол, неторопливо и со вкусом – «А куда торопиться-то?» – раскурила сигару и, наконец, придвинув к себе телефонный аппарат, сняла трубку и попросила «барышню» соединить с абонентом 73–95. – Здравствуйте, Фридрих! Не помешала? – спросила она, когда служанка передала трубку полковнику Штоберлю. – Ну, что вы, Лиза! Вы мне никогда не мешаете. Здравствуйте! – Штоберль, очевидным образом, обрадовался звонку и не счел нужным это скрывать. – Предполагаю, вы сейчас в Гейдельберге. В гости придете? «Превратности судьбы. А ведь могли стать врагами!» Впрочем, не стоило обольщаться, друзьями они не стали тоже. Во всяком случае, пока. – Завтра, – предложила Лиза. – На завтрак? – Я встаю рано. – Я тоже. Семь утра вас устроит? – Да, спасибо! – приняла приглашение Лиза. – Каша будет? У Штоберля была отличная кухарка и готовила она практически все, что никогда не подадут в роскошном ресторане. – Овсянка подойдет? – Штоберль был сама вежливость. – С изюмом и медом. Молоко, белый хлеб… Что-то еще? – Разумеется! – удивилась Лиза скудости воображения некоторых мужчин. – Сливочное масло, кайса… – Кайса? – переспросил полковник. – Курага, – перевела Лиза. – Жирный сыр, яйца и какие-нибудь сдобные булочки. – Бриоши или творожное печенье? – деловито поинтересовался ничуть не удивленный Штоберль. – Могу предложить также грецкие орехи. – Остановимся на бриошах, – решила Лиза. – Орехи само собой. И кофе. Много кофе. – Договорились. В семь утра! – В семь, – подтвердила Лиза. – Тогда до встречи! – До свидания, полковник! Она положила трубку и, пыхнув сигарой, открыла дверцу правой тумбы письменного стола. В декабре 1931 года, когда Лиза впервые оказалась в этом доме, ее, прежде всего, интересовал научный архив Тюрдеева. Им она тогда и занялась. Документов было много, и все, что не успела прочесть в немногие дни перед возвращением в Шлиссельбург, Лиза прихватила с собой. Собственно, она забрала домой практически весь архив Кассио Морамарко и Леонтия Тюрдеева и вдумчиво изучала его затем, вплоть до начала войны. Однако ни до чего, кроме архива, руки тогда так и не дошли. Лиза не добралась даже до личных бумаг Леонтия, не говоря уже о прочем. Оттого и о завещании доктора она впервые узнала от Штоберля, хотя в доме наверняка хранилась копия этого важного документа. И вот теперь настала очередь правой тумбы стола. За украшенной инкрустациями дверцей, как и следовало ожидать, находились три выдвижных ящика. «Ну что ж! Когда-то этим все равно следовало заняться!» Лиза начала с нижнего ящика, и оказалось, что здесь находится настоящее сокровище. В ящике лежали папки и альбомы с личными фотографиями Леонтия Тюрдеева, которые Лизе были совершенно не интересны, кроме одной. Той, в которой находились ее собственные фото. Фотографии Елизаветы Браге, ее немногочисленные письма, адресованные «моему Лёве», открытки с видами тех мест, где они бывали вместе – Флоренция, Падуя, Венеция, Авиньон, – их общие фотографии… «Он сказал, мы познакомились во Флоренции…» В пору галантных ухаживаний на борту «Звезды Севера» Тюрдеев действительно рассказал Лизе – правда, без подробностей, – что познакомились они в 1928 году во Флоренции. Нынешняя Лиза ничего этого, разумеется, не помнила, ведь это случилось не с ней, а с совершенно другой женщиной. Однако сейчас, рассматривая немногочисленные фотографии и открытки, связанные с той осенью, Лиза неожиданно вспомнила – как часто случалось с ней в последнее время – то, чего не могла знать, не то что помнить. Она шла вдоль галереи Уфицци в сторону площади Синьории. В колоннадах стояли или медленно прохаживались немногочисленные туристы. Было тепло, но не жарко, и навстречу Лизе шел высокий мужчина со светло-русой бородой и длинными, чуть вьющимися волосами до плеч. Лиза отметила тонкость, пожалуй, даже изысканность черт его лица, ширину груди, обратила внимание на узкие кисти рук с длинными пальцами пианиста и вдруг поняла, что мужчина смотрит прямо на нее, и не абы как, а с известным мужским интересом. И ей это понравилось, как понравился и сам мужчина. Потом она подумала, что незнакомец похож скорее на немца или поляка, чем на итальянца, но в следующую секунду он обратился к ней все-таки по-итальянски. А еще потом – когда выяснилось, что ни итальянского, ни фриульского Лиза не понимает – он предложил ей на выбор немецкий, франкский и русский языки, и они, наконец, познакомились. «Та осень…» Вспоминались не слова, а сцены. Кабачок на берегу Арно, где они с Леонтием пили молодое вино. Масличная роща, библиотека в каком-то старинном палаццо, разгромленная постель в гостиничном номере… И вот еще странность. Едва всплыл в памяти зрительный образ того давнего рассвета – приоткрытое окно, колеблемые ветерком белые тюлевые занавески, смятые шелковые простыни и разбросанные подушки, – как тело откликнулось своими личными воспоминаниями. Как ни странно, оно помнило. Не все и без подробностей, но общее впечатление было однозначно: та ночь прожита не зря. Тогда он впервые назвал ее Бетой, а она его Левой… «Ох, Тюрдеев, Тюрдеев! И что тебе не жилось?! Все могло сложиться иначе. Должно было сложиться!» Лиза убрала папки в ящик, задвинула его. Затем выдвинула снова, достала их с Леонтием папку и отложила в сторону. Теперь это было и ее прошлое, а прошлым не разбрасываются. * * *