Пальцы на двери тоже однозначно говорили, что нельзя, инструкция по технике безопасности тоже что-то такое говорила, поэтому я убрала руку. Дверь уехала в стену, мы с Гроу оказались лицом к лицу. А я, по ощущениям, совершенно в этом самом лице не меняясь, принялась раздеваться. Наблюдая за тем, как вытягивается его физиономия. – Ты что творишь, Танни? – хрипло говорит он. И в этот момент со мной что-то случается. Я совершенно точно не понимаю, что это, но на дернувшиеся в темных глазах зрачки и на этот низкий, обволакивающий голос внутри меня что-то отзывается таким мощным «хочу», что колени становятся мягкими. И мозги, судя по всему, тоже, потому что я схожу с ума от желания прикоснуться, не просто прикоснуться, впечататься ладонями в его грудь, впитывая перекат мышц под кожей. Так остро, что мне хочется рычать. Н-н-нет! Я понимаю, что происходит, шарахаюсь назад и, разумеется, цепляюсь за выложенное горничной полотенце. Убейся об стену – это мощно, но убейся об полотенце – только я так могу. Затылок уже предвкушает прикосновение плитки, и где-то в фантазии я слышу громкий «хрусь», но хрусь не случается, потому что Гроу меня подхватывает. За талию. Как в танце. В такой странной позе мы и застываем: ожог его ладони на талии раскаленными нитями разрастается по всему телу, он склоняется надо мной, и я – в прогибе, волосы стелятся по полу, созерцаю перевернутую душевую кабину. Примерно такую же, как мы разнесли. Точнее, спалили. Точнее… – Отпусти, – хрипло говорю я, задирая голову. Стараясь смотреть не в эти сумасшедшие глаза, а насквозь. Навылет. Вот знаю же, что так запросто шею можно зажать, по технике безопасности танца, но имела я эту технику безопасности. – Если я тебя отпущу, ты упадешь. – Уже нет. От двойственности этих слов становится горько настолько, насколько это вообще возможно. Я просто ставлю ладонь на кафель и следом – вторую, когда Гроу меня отпускает, осторожно поднимаюсь и выпрямляюсь. У меня расстегнуты шорты, и в эти самые шорты он пялится, а я понимаю, что с какой-то радости напялила трусики с иглорыцкой. Если можно полыхнуть от кончиков пальцев до корней волос, я только что это сделала. Не покраснела, нет, внутри меня словно разрастается огненный шар, и становится нечем дышать. Ладони вспыхивают; в мгновение, когда Гроу понимает, что происходит, он перехватывает мои руки, и пламя гаснет. Оно течет в него на каком-то незримом уровне, освобождаясь и в то же время успокаиваясь. Затихая. Не успев даже как следует разгореться, только зеленые искры смешиваются с огненно-рыжими, вытягивая из меня жар. – Зачет, – говорю я. – Первый уровень пройден. Отнимаю руки и отворачиваюсь. Кажется, теперь до меня доходит, о чем говорил Рэйнар. Мне нельзя находиться рядом с ним, пока я все еще чувствую. Точнее, это хорошая причина от него избавиться, но для этого придется признаться Рэйнару, что я все еще гроузависимая. Или нет? – В общем, если хочешь смотреть, смотри. Говорю я с пустотой, потому что Гроу уже вышел. О его присутствии напоминает только едва уловимый аромат дыма и собственные перевернутые сверху вниз внутренности. Какого это только что было?! «Звериная сущность», – подсказывает сознание. Да, это звериная сущность, и ничего кроме, потому что Танни-которая-уже-не-упадет-без-него точно не хочет прижаться к этому… недодракону. Не хочет почувствовать его пальцы на своих бедрах до дикого, яростного рычания. Шорты отправляются в одну сторону, майка в другую, трусики я комкаю и сбрасываю в мусорную корзину, автоматическая крышка звучно клацает, когда пожирает их. Я же шагаю в душевую кабину, запечатываю себя за матовым стеклом и упираюсь лбом в дверцу. Мне надо подумать о чем угодно, только не о том, что случилось. – Танни, – доносится из ванной. – Нам надо поговорить. Не надо. Бэрри забрали в Скай Стрим сразу после случившегося, поэтому о ней поговорить не получится. – Ленарда позови! – ору я, чтобы перекричать шум только что хлынувшей воды. – Ты меня слышала? – А ты меня?! Я тру себя мочалкой с таким ожесточением, словно это поможет смыть с себя прикосновение его ладони. Соски становятся тугими и еще более выпуклыми, а новорожденная зверюга во мне хочет секса. И нет бы она хотела его с кем-то еще, она хочет его именно с этим. Недодраконом. – Я знаю, что причинил тебе боль. Знает он?! Он знает! Очешуеть. – Это с чего такой вывод? – Кажется, завтра я охрипну. Не только потому, что ору, но и потому, что воду сделала просто ледяную. Она остужает даже самых озабоченных драконов, что не может не радовать. – Выходи. И поговорим. – Поговорим, но не с тобой. Позови Ленарда. Я думала о Ленарде еще в клинике, но поняла, что говорить с ним по видео о таком точно не стоит. Я хочу убедиться, что он не убежит и не передумает, когда увидит мои глаза. Когда услышит, что я ходячая файерстанция замедленного действия. – Только после того, как мы поговорим. Когда Гроу такой, мне действительно хочется с ним поговорить. А еще – побиться головой о кафель, что я и делаю. Последний раз выходит особенно болезненным, ударяет даже в нос, и на глаза наворачиваются слезы. – Я не собираюсь с тобой говорить, – отвечаю я и все-таки скольжу пальцем по панели, чтобы добавить теплой воды. – Ни сейчас. Ни потом. Ты здесь вроде как для того, чтобы справляться с моим пламенем, вот и справляйся. Шампунь пенится на волосах, и я стараюсь сосредоточиться на его шипении. Вдох-выдох. Вы-ы-ыдох – вдох. Да, вот так уже лучше. – Полотенце подашь? – интересуюсь я. – И тапочки? – Я тебе кто?! – доносится раздраженное. А вот это уже Гроу-классик. – Ты мне никто. – Сейчас даже орать не приходится, потому что воду я уже выключила и теперь отжимаю волосы. – Не хочешь помогать – не вопрос. Я снимаю матовость, открываю дверцу и шлепаю мокрыми ногами за полотенцем и одноразовыми тапочками. Драконица во мне дергается, но я нарочно прохожу так близко от Гроу, как только могу. Знаешь ли, зверюга, в этом доме рулю я, и так будет всегда. Иначе мы с тобой не подружимся. Дрожь идет по телу, когда я вытираюсь, позволяя капелькам с волос бежать по спине и ягодицам. Эта дрожь разогревает, как и ввинчивающийся мне между лопаток взгляд. Ну да, точно между лопаток. Слышу сдавленный хриплый вздох, после чего Гроу все-таки проносится мимо меня, как флайс под инерционным ускорением. Меня окатывает пламенем, а следом – звериной сутью, и моя тут же радостно рвется за ней. – Сидеть, – мрачно говорю я. – Трахаемся только с теми, кого я одобрю. Этот – категорическое нет. «Категорическое нет» что-то разбил. Случайно, разумеется. Я выхожу из ванной после очередной глубокой продышки и вижу, что Гроу сидит на диване. Что там разбилось, становится понятно, когда я смотрю на вмятину в стене, а потом на его пальцы со сбитыми костяшками. – Ого, – говорю я. – Больно, наверное. Он мрачно смотрит на меня, а я прохожу в спальню (у него двухкомнатный номер, в котором сейчас все двери нараспашку). Одеваюсь, достаю мобильный, когда слышу из-за спины: – Танни, прости меня. – Для начала давай определимся за что, – говорю я и поворачиваюсь к нему лицом. Вот зря, потому что это бесшумно двигающееся наблообразное уже успело подойти ближе. – Но совсем для начала давай определим дистанцию. Три метра. – Три метра? Мне даже интересно, какой у него в голове мыслительный процесс. – Я хотела сказать десять, но поняла, что тебе достаточно сложно будет успеть меня спасти, если нас будут разделять десять метров. Он смотрит на меня так, будто я несу несусветную чушь. Потом делает шаг, я отступаю и поднимаю телефон.