Свободная тема Я всегда опасался «свободных тем». Это бриллиантовые валуны в несколько тон, которые нельзя унести. Ими можно только бескорыстно любоваться. Милостью Божьей мне есть чем любоваться, и я умею это делать бескорыстно. Другое дело: смогу ли я поделиться этим с другими? Честно: я пытался. Миллион раз пытался. Рекламировал очевидное, воспевал неизбежное, жег формальное. Вся моя жизнь – нескончаемый первомайский «субботник». Многого ли я добился? Да. Я обрек себя на пожизненное участие в этом «субботнике» – это главное. Мне органично быть ответственным за происходящее в головах нормальных людей. Людей, жизнью битых и путаных, отягченных бытом, запуганных ответственностью, отравленных равнодушием. Таких же, как я, в принципе. И, как на собрании анонимных алкоголиков, на вопрос: хочет ли кто-нибудь рассказать о себе, я автоматически поднимаю руку и начинаю говорить: «Я русский, семейный человек, я верю в великое будущее своего народа, потому что сам отношусь к этому народу, и у него не может быть никакого другого будущего, кроме великого. Мне опостылело, что всякая дрянь разевает свои грязные рты на мой великий народ. Мне наплевать, что еще какой-то народ считает себя великим. Мой великий народ – единственный народ, который допускает величие еще каких-то народов и при этом не испытывает когнитивного диссонанса. У моего великого народа душа широкая, под стать территории, на которой мой великий народ проживает. Оттого и такая гармония. Оттого все радости и печали моего великого народа. Оттого и безудержная тяга к прекрасному и жуткая способность к саморазрушению. Оттого и жертвенность, оттого и жестокость. Оттого и святость, оттого и безумие. Короче говоря, оттого все». И что мне со всем этим делать, кроме как принять? Да, мой великий народ пьет, как проклятый, блудит и бездельничает, словно живет по принуждению. Есть такое, и оправдывать это нельзя. По правилам тех же анонимных алкоголиков признание болезни – первый шаг к исцелению. За публичную декларацию «второго шага» меня, да и любого другого, могут привлечь как минимум по четырем статьям Уголовного кодекса Российской Федерации. Потому что второй вопрос связан непосредственно с насилием. Видимо, это понимают все и оттого со «вторым шагом» не торопятся. Ждут естественного развития событий. Которые не заставят себя ждать. Никогда не заставляли и сейчас не заставят. Скоро, скоро зацветут сады в мичуринском заповеднике ВДНХ, радуя глаз молодежи атлетического телосложения, в усеянных орденами костюмах фирмы «Большевичка», поющих песни любви на музыку Пахмутовой и стихи Добронравова. А может быть, и на стихи другого уважаемого поэта и музыку другой прекрасной женщины. Да и костюмы могут быть от французского модельера, в прошлом бойца парижского Сопротивления. Неважно, как это будет. Важно, что мой великий русский народ будет при этом чувствовать. А чувствовать он будет глубокое удовлетворение. И будет, как всегда, прав. Как я к этому отношусь? Принимаю. Как Милость Божью. Как еще к этому можно относиться? Разве что буду укорять сам себя, что все происходящее мне нравилось больше, чем это было необходимо для духовного самосовершенствования. Значительно больше. Ибо отравлен пороками. Но я буду молиться, чтобы мои дети избежали моих ошибок и вошли в будущее с высоко поднятыми головами честных и добрых людей. Каким не стать мне уже никогда. Дядя Боря опять перепутал коробки В детстве мой мир складывался из впечатлений домашних, природных и общественных. В нашем сельском клубе работал киномехаником дядя Боря. Разумеется, дядя Боря жил несложными законами деревенского мужика, и по мере приближения того или иного государственного праздника риск напиться водки для него многократно увеличивался. А коль это происходило в день кинопоказа, то вероятность посмотреть за один прием сразу несколько фильмов, перемешанных в хаотичном порядке, увеличивалась не менее значительно. Однако смешение подвигов Жана Маре, интриг Анжелики – маркизы ангелов и отечественных производственных кинолент не особо отражалось на праздничном настроении смиренных селян. Ворчали, конечно, но смирялись возможностью посмотреть сразу несколько фильмов за один сеанс, который порой затягивался до полуночи. И я, десятилетний пионер, с красными от напряжения глазами, с восторгом впитывал в себя океаны информационно-художественного хаоса. Потом всю ночь мне снились окровавленные кружева, звуки клавесина и фабричные гудки, потные, бугристые лица передовиков производства и тонкая кисть в синих прожилках, обвивающая длинными пальчиками ножку хрустального фужера с отравленным рубином шато. Так ныне вновь я счастлив испытывать чувства далекого детства. Мое сознание балует событийная каша последнего времени: Сирию освободили. (Причем каждая держава считает, что это сделала она.) Президентские выборы. Женский род представлен богаче – Собчак, Гордон, Беркова. Народ больше симпатизирует последней, потому что о Берковой народ знает все. Либерально настроенная часть Беркову не любит, хотя… казалось бы – имея в своих рядах художника-акциониста Павленского, стоит ли нос воротить?! Улюкаева посадили, Серебренникова сажают, Джигарханян развелся. Толик «Руки-базуки» выдавил из них прогорклое масло и вставил силикон. Диана Шурыгина конкурирует по популярности с Ольгой Бузовой. В Москве сначала несколько дней явственно пахло нечистотами, потом на город вывалило пять годовых норм снега. Илон Маск пугает матрицей и банкротится на электромобилях. Вышло продолжение «Звездных войн», еще глупее и красивее, чем было. А у нас очередная ракета полетела черт-те куда вместо космоса. У северокорейских товарищей полетела эффектнее, так что Америка встала перед необходимостью доказывать свое мировое господство, а кишка тонка. Зато одна американская семья целиком стала трансгендерами – папа стал мамой, мама папой, сын – дочкой и наоборот. Такие дела, товарищи, такие данные по планете! Будто опять дядя Боря пленки перепутал. Невольно складывается ощущение, что кто-то специально сверху верстает повестку дня для сведения с ума неуравновешенных граждан. Однако у народа претензий нет. Народ привычно безмолвствует. Золотая газель Вера моя – неловкая благодарность за незаслуженное счастье. Слеза умилительная, бесстыдная. Ведь всего, что у меня есть сейчас, вчера не было и, может, завтра не будет. За это понимание – Благодарю Тебя, Господи! За – с е й ч а с! В этом «сейчас» у меня есть друзья. И не в беде познается друг, а в благоденствии. У бедных нет золота, у богатых нет друзей. А я дорожу каждым из них, потому что родные. Они иной раз отдаляются, чтобы не обременять собой. А иной раз помогают опомниться, чтобы в пустотах своего сердца не заблудиться. Каждый из них – это я сам, либо вчерашний, либо завтрашний. Они видят себя во мне, я вижу зеркально. Только у нас за спинами картины разные. У кого-то пустыня выжженная, у кого-то сады цветущие, у кого-то вершины белоснежные. Но это мы видим картины, а не картины – нас. И за это понимание, оставляющее мне друзей, Благодарю Тебя, Господи! Я всегда честно работал, но, признаться, души особо не вкладывал. Не во всю ширь крылья расправлял. Себя обманывал, другими оправдывался. Не по мере моей на кусок хлеба всегда рассчитывать. Не по чести моей люди мне приветливо улыбаются. Будто в детские сны вернулся. Будто строчками сказки в книге отпечатался. Иной раз ущипнуть себя хочется. Благо помню, что несчастными нас делают мелочи, что дети наивные мечтают быстрее стать взрослыми и остаток жизни проводят в попытках повернуть время вспять, что либо все проходит, либо ко всему привыкаешь, и еще сотни мыслей – сполохов, на один удар сердца. Слишком сложный сюжет сновидения. Нет! Все проще! Не сплю, но думаю, чтобы ближе к рассвету воскликнуть: «За то, что случится со мной, Благодарю Тебя, Господи! За понимание, что все-таки – с л у ч и т с я!»