Часть 6 из 18 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Съемки еще не повод что попало себе в глотку совать! – раздраженно отрезал я и пошел к Садовому кольцу ловить машину.
Уже из машины я позвонил Константинопольскому и сообщил о пропаже коронок. Высказанные им по этому поводу соображения привели меня в лирическое расположение духа. Я неожиданно понял, что не принятый накануне правительством закон о свободе совести – вовсе не гнусное предательство традиций своего народа, а разумная тактика естественного отбора, где, как известно, побеждает дружба и трансформация. Так уже было несколько раз в истории человечества.
Только я не помню точно, с кем и когда.
Горе от ума (танго смерти)
В канун 1998 года неумолимо приближающиеся новогодние застолья подвигли меня броситься на поиски хвойной елки. Задача оказалась не из простых: в радиусе двадцати километров от МКАД все вечнозеленые растения исчезли уже как с год, а привозимые на елочные базары рахиты из Великого Устюга не устраивали мою юную зорьку – супругу Оксану.
– Нам этава не нада! – любила приговаривать она, томно склоняя свою малюсенькую головку мне на плечо.
– Ну не нада, так не нада! – скорбел я и продолжал поиски.
Эта беготня мне быстро осточертела, и я решил попросту послать телеграмму в Анадырь своему подельщику по прошлогодней собачьей гонке – каюру Шатою – с просьбой выслать более-менее приличный экземпляр полярной пихты. Подумал снестись еще и с северодвинским капитаном Топоровым – соратником по недавней североатлантической кампании. Пусть отправит мне спецрейсом куст манджурского семицвета – внешнего близнеца нечерноземной елки.
Сказано – сделано. Мой едва объезженный «шестисотый» в мгновение ока домчал меня до Центрального телеграфа, и я начал судорожно заполнять бланки в соответствии с последними инструкциями мэрии. Тут у меня в кармане рявкнул электронный зуммер мобилы.
– Ась? – сердито дыхнул я в трубку.
– О, как славно! – узнав мой голос, обрадовался Юрий Михайлович Лужков, мэр Москвы. – А я ведь, Ваня, тебя искал. Сейчас же беги в правительство, ты мне до зарезу нужен.
– Я сейчас почту шлю, мессир! – оговорился я.
– Ерунда! – констатировал мэр и попросил: – Кстати, если не в лом, возьми пива по дороге, «Клинского». Упарился я совсем. Только незаметно мимо пикета пронеси. Чтоб без сплетен. Мэр я все-таки.
С начальством не поспоришь. Но все-таки после судорожных манипуляций были отправлены следующие телеграфные весточки.
«Шатой, милый, пришли мне пихту метровую на Новый год и от меня Разбашу косточку передай. Карипадент».
«Капитан, вышлите мне с курьером метровый семицвет. Игрушки не на что вешать. У нас Рождество на носу. Охлобыстин, литератор».
Справившись кое-как с корреспонденцией, я кинулся к Лужкову. По дороге купил четыре бутылки «Клинского» и двухлитровый баллон «Буратино». Соответственно, невкусный лимонад я тут же вылил в сизый сугроб на обочине и заполнил освободившуюся емкость пивом.
В мэрию я прошел, как всегда, беспрепятственно, разве что на лестнице меня оттеснила группа хмурых мужчин в штатском, возглавляемая великовозрастным бутузом.
– Советник-то, глянь, побежал! Как ошпаренный! Демократия! – хмыкнул стоящий у пропускного пункта милиционер.
– Чего же такое стряслось? – полюбопытствовал я у него.
– Да ничего особенного, – пожал он плечами, – шеф ему в глаза плюнул.
– Не может быть! Брешешь! – не поверил я.
– Надо очень! – обиделся милиционер и пояснил: – Шеф видит: у советника ячмень на глазу. И плюнул. Чтобы все по совести было. А советник без бабушки рос и давай орать. А на шефа, сам знаешь, где сядешь, там и слезешь. Ну, слово за слово… А, о чем говорить?!
– Чудно, – согласился я и двинулся к Юрию Михайловичу в кабинет.
Мэра я застал, как всегда, у аквариума. Он созерцательно крошил в воду свежего мотыля и что-то тихо насвистывал. В мелодии я без труда узнал вторую оркестровую сюиту из «Пер Гюнта».
– Юрий Михайлович, я на минутку, – сказал я, выставляя ему на стол баллон с пивом.
– Вот какое дело, Ванюха, – начал мэр, отвлекаясь от аквариума и походя обтерев пальцы о пурпурную штору. – Не нравится мне все это! – он ткнул пальцем в разложенный на столе лист бумаги, похожий на журнальные выкройки.
– Тогда вон газету можно постелить, – тут же предложил я и показал на стопку периодики у мышечного тренажера в углу кабинета.
– Не в бумаге суть, – покачал головой мэр. – Суть во взаимоотношениях человека и окружающей среды!
– Юрий Михайлович! – взмолился я, сразу заподозрив неладное. – У меня жена дома с утра не целована!
– Ладно, – улыбнулся он и пояснил: – Тут у меня одна загадка, – мэр ткнул в лежащую перед нами бумагу. – Это земельные наделы в Подмосковье, купленные за последние две недели неким Пэтэром Гауняэмоээном, уроженцем Таллина, ныне проживающим в Марокко. Спрашивается, зачем ему наша земля, где даже собаки гадить брезгуют и толком ничего построить нельзя? Это раз. И откуда у прибалтийского интеллигента столько денег? Чую я, здесь что-то нечисто, – и он снова запустил руку в жирного мотыля.
Если бы я услышал подобную речь из уст незнакомого мне человека, то развернулся и ушел бы незамедлительно. Но я доподлинно знал о наличии у Юрия Михайловича безошибочного чутья на всякого рода преступления. Во рту показательно пересохло, и я поторопился разлить пиво. Следующие полчаса мы молча пили пиво и сосредоточенно рассматривали карту. И хотя мне так и не удалось выяснить для себя, где на карте отмечена Москва, было ясно, что Новый год мне предстоит встретить среди угрюмых африканских барханов в пригороде Касабланки – светской столицы Марокко.
– Короче, когда вылет? – поинтересовался я, отставляя в сторону пустой баллон из-под пива.
– А как ты думаешь? – хитро прищурился мэр и достал из сейфа, расположенного в стене за картиной работы Вермеера Делфтского, толстый пакет.
Я принял пакет, вздохнул и попросил:
– Оксанке сами позвоните, иначе беда.
– Я свою попрошу звякнуть. Она стратег, а у меня нервы ни к черту, – пообещал он и подмигнул: – Курорт, сынок! Тебя встретит Микольцу – мой древний приятель. Ты с ним лучше не спорь, у него характер скверный.
Было бы бессмысленно описывать все тонкости моих взаимоотношений с Лужковым: слишком крепко переплелись наши судьбы, ясно одно – этот человек слова на ветер бросает нечасто.
Вот она, судьба столичного гуманитария! Вот она, жизнь человека, истощенного опытом! Пива я попил в мэрии, а похмелился в посольстве России в центре Касабланки через семь часов полета, шесть из которых я проспал, как сытое дитя, между кресел пустого «Боинга», любезно предоставленного ЛогоВАЗом.
В посольстве ко мне отнеслись подчеркнуто тактично, без излишеств, поминали некоего Чугайло, но сетовали на отсутствие свободных площадей. Хорошо еще, в конверте мэра я обнаружил, помимо никелированного браунинга, четыре ампулы с парализующим газом Z-949, стилизованные под папиросы «Прибой», и кругленькую сумму в марокканских дирхамах, эквивалентную двумстам миллионам рублей.
Соответственно, я тут же обжил особняк на окраине города в стиле фахтверк да еще нанял переводчика-бербера, в прошлом окончившего Геологоразведочный институт в Москве. Бербера звали Дадука. Как и водится у берберов, он был жгучий рябой шатен, и его рост не превышал полутора метров. Едва мы обошли дом и уселись в глубокие кресла у окна, я сразу, без обиняков спросил у него:
– Скажи, Дадука, а где коренные марокканцы проводят вечерний досуг?
– Коренные марокканцы проводят вечерний досуг дома, – честно ответил он.
– А не коренные? – уточнил я.
– В гостинице, – бесхитростно признался бербер.
– А чего же так? – уже расстроился я, готовясь услышать традиционное повествование об укладе жизни рядового исламиста.
Но реакция Дадуки значительно отличалась от ожидаемой. Он вытаращил на меня глаза, приложил бурый палец к потрескавшимся от зноя губам и прохрипел:
– Они боятся теретулемасов!
– Племя, что ли, какое? – изумился я.
– Теретулемасы – это одинаковые люди. Они очень счастливые. Марокканцы боятся их, – шепнул он.
– Счастливые чем? – продолжил я расспросы.
– Всем! – таинственно ответил он.
Поскольку мне в бытность проводником-инструктором на горных перевалах Тибета часто приходилось сталкиваться с проявлениями примитивных верований, я стремительно устал от местных суеверий и поспешил выяснить у переводчика, где находится ближайший бар. Дадука опасливо показал в окно на здание, скрытое за цветущими баобабами у дороги. Я приказал ему ждать меня дома и отправился туда в одиночестве. Очень хотелось скинуть с себя груз дорожной усталости и спокойно подумать о продолжении расследования.
Обойдя трех привязанных у обочины для продажи молодых носорогов, я шагнул в сень придорожного бара и спустя секунду опустился на высокий табурет.
– Что будем пить? – обратился ко мне почему-то по-немецки громадный бармен-араб.
– Шнапс, – не желая разочаровывать его, также по-немецки ответил я, правда уточнив при этом: – Кентуккийский, шнапс-бурбон.
Еще не растворились в пространственных пустотах бара звуки моей речи, как к ним приплелись мелодичные нотки женского контральто:
– Можно, я угощу вас?
Я оглянулся на голос и обнаружил сидящую слева от меня красивую высокую брюнетку. Темно-синий комбинезон, плотно обтягивающий ее фигуру, выгодно подчеркивал крупную, упругую грудь, осиную талию и волнующие рельефы в области паха.
– Отчего же! – согласился я, судорожно перебирая возможные варианты столь великодушного обращения.
– Не мучайтесь! – улыбнулась прекрасная незнакомка, заметив мое волнение. – Я не проститутка и не местная бандерша. Я занимаюсь недвижимостью, и в данном случае мною движут исключительно эгоистические побуждения. Просто вы арендовали дом, намеченный мною для покупки. Я намеревалась очаровать вас и под этим соусом попросить осмотреть дом. Конечно, вы можете отказаться, но в таком случае я сделаю это сама, поскольку имею разрешение предыдущих домовладельцев.
– Отчего же! – второй раз повторил я и добавил: – Мне очень симпатичен ваш персональный подход. У меня единственная просьба – давайте общаться по-английски или в худшем случае по-французски. Признаться, за последние два года я изрядно подзабыл немецкий.
– О’кей! – кивнула она и поинтересовалась: – А если не секрет, вы откуда?
– Я русский писатель, – скромно признался я.
– В таком случае, – неожиданно произнесла она по-русски, – будем общаться на вашем родном языке, – и тут же объяснила, заметив мое изумление: – Не удивляйтесь! По делам службы мне частенько приходилось бывать в России. Меня зовут Юукси.
Последующие два часа мы провели в упоительно интересной беседе. Моя неожиданная собеседница оказалась на редкость интеллигентной девицей. Мы обсудили нюансы развития харизматической литературы последних лет, специфику интеграции виртуальной живописи и новейших технологий в области оптико-волоконных структур, а также последнюю статью Петра Гаряева в «Других берегах». По истечении второго часа мы стали лучшими друзьями и покинули бар.
На выходе я едва не свалил стремительно вошедшего в помещение субтильного блондина с признаками базедовой болезни. Он буркнул что-то невнятное и направился к стойке. Мимоходом извинившись, я подхватил девушку под руку и повел к дому.