От Натальиного визга заложило в ушах. – Нет, – прокричала она, – не-е-е-ет! С безумным лицом, потрясая сложенными в кулаки руками, сестра стала обходить стол. Вдруг почудилось, что, если Наталья споткнется, она не просто упадет, а разлетится вдребезги. Женя встала из-за стола. Наталья подошла к Жене, размахнулась и ударила ее по лицу, в последнюю секунду разжав кулак. Удар прозвучал звонко, будто мама шлепнула ладонью по пельменному тесту. – Аборт, – выдохнула Наталья, – ты можешь сделать аборт. – Ната, – жалобно сказала мама. Женя потрогала щеку, не чувствуя никакой боли. Вместо нее внутри проснулся крошечный упрямый огонек, осветив ровным, ясным светом решимость, которой еще мгновение назад не было в помине. – Я буду рожать, – сказала Женя. Наталья дернулась и отступила, держа на отлете руку, нанесшую удар. Охнула и мягко осела на стул мама. Оскал на лице отца стал походить на звериный. – Дрянь, – сказал он, – гулящая девка. В деревне таким ворота дегтем мазали. Мама сложила ладонь в умоляющем жесте. Отец вскочил из-за стола и стал ходить взад-вперед, под сердитыми шагами жалобно заскрипел пол. Наталья перестала мотать головой и ухватила себя за левый глаз. Под скрюченными в когти пальцами задергался, замигал плачущий глаз. – Твое воспитание, – отец навис над бессильно откинувшейся на стул мамой, – долиберальничалась. Слава богу, гостей не позвали. Позор был бы на весь трест! Отец рванулся к столу, схватил с него Женин подарок и швырнул в Женю. Скрученный в трубочку галстук размотался в воздухе пестрой лентой – желтые крапинки на сером фоне, – ударился об Женину руку и бессильной тряпочкой упал в ноги. – Спасибо тебе, дочь, за чудесный подарок на день рождения, премного благодарен! Спасибо, что показала, какую дочь мы с матерью вырастили! Огонек в Жениной душе сгорел дотла. Пепел забил легкие, защипал глаза. Оглушительно зазвонил телефон. Звонил кто-то настырный. Или пьяный. После восьмого звонка Наталья отлепилась от стены. – Я отвечу! – рявкнул отец и, вбивая ноги в пол, прошагал в прихожую. Звонок захлебнулся, жалобно тренькнула сорванная с гнезда трубка. – Алло, – буркнул отец, – кто ее спрашивает? Что-то ответил далекий неразличимый голос на том конце провода. Отец до хруста сжал трубку. – Женя здесь больше не живет, – чеканя каждое слово, сказал он. Глава 7 Если бы не учеба, Женя сошла бы с ума. Сердце усохло в груди и почти перестало болеть. Осталось два платья, которые еще можно было носить. Одно, подаренное соседкой, трикотажное с белым воротничком, залоснилось на локтях. Женя чистила его уксусом, проглаживала через мокрую марлю – ничего не помогало. От второго, синтетического, постоянно чесалась кожа, особенно на животе. В мае Женя позвонила домой, чтобы поздравить маму с днем рождения. На звонок ответил отец, услышал голос и положил трубку. Женя выслушала гудки, бросила дань в щель телефона-автомата и набрала номер опять. Монета с грохотом провалилась в ненасытную телефонную утробу. Заныло под ложечкой. Скудный завтрак – половина яйца под майонезом на корке хлеба – пополз по пищеводу на выход. На этот раз ответила мама. Выслушала слова поздравления и вздохнула. В трубке завыл неизвестно откуда взявшийся ветер. Казалось, их разделяла бездонная пропасть в сотни километров. – Как ты? – спросила мама, перекрикивая шум. В завывания ветра прокрался далекий голос отца. Мама что-то говорила ему в ответ. Ветер в трубке сменился электрическим потрескиванием, сквозь которое прорывался чужой разговор. – Тридцать два, конечно, тридцать два, – сказал меланхоличный мужской голос. – Нет, ну, ужас, что ты такое говоришь, – горячо возразил женский, – двадцать пять – красная цена. Женя постучала пальцем по трубке, подавляя желание заорать: «Девушка!» С железным клацаньем телефон сожрал очередную монету. Чужой разговор оборвался так же неожиданно, как и возник. В трубке забурчали знакомые голоса: мама терпеливо поддакивала неразборчивому голосу отца. – Алло, – сказала Женя. – Что ты сказала? – отозвалась мама прямо в ухо, словно переместилась в соседнюю комнату. – Ничего, – сказала Женя. – Как ты себя чувствуешь? – Нормально, – ответила Женя, – все хорошо. Мама снова вздохнула и начала говорить, так осторожно подбирая слова, будто они были минами, а мама – сапером. Сапер из мамы получался никудышный. Каждое слово цепляло обнаженные нервы. Впервые за долгое время Женя почувствовала себя живой. Живой и жутко злой. – Лучше всего, если ты останешься в Ленингра… я имею в виду – в Петербурге, на все лето, – мямлила мама, – ну, знаешь… до самого дня. Я приеду к тебе в отпуск, в августе. Никто ничего не заподозрит. Жить можно у тети Сони, я договорилась. Она берет совсем немного, я еще картошечки привезу. Мешок тебе, мешок – ей. С жалким звуком провалилась в автомат последняя монета. – Я и после окончания не собиралась приезжать, – сказала Женя, – привет тете Соне. Женя с грохотом повесила трубку. От мембраны отскочил крошечный осколок пластмассы и ужалил в ладонь. Узкая кабина междугороднего телефона показалась на миг тесной, как экономно рассчитанный гроб. Женя выдохнула, застегнулась на две верхние пуговицы, дальше не позволял живот, и рывком распахнула дверь. Чтобы остаться в комнате на лето, Женя пошла записываться в строительный отряд по ремонту общежития. Заведующая общежитием Лидия скривила намазанные перламутровой помадой губы: – Надо будет полы отскребать и окна мыть, ты сможешь… с таким-то пузом? Не в июле срок? – В начале августа, – сказала Женя. – Домой почему не едешь? Женя опустила голову. Лидия ожесточенно размяла сигарету в пепельнице. – Я тебя на окна поставлю. Нам щетки новые привезли с длинными ручками. С ними даже нагибаться не надо. – Спасибо, – сказала Женя. В горле завозился колючий клубок. Лидия сунула в рот незажженную сигарету. – На академ уже подалась? Пол закачался под ногами. Академический отпуск означал лишение права на проживание в общежитии. Конечно, была еще тетя Соня и картошка, но этого варианта хотелось избежать всей душой. Женя покачала головой. Лидия вытащила изо рта замусоленную сигарету. – Будешь писать заявление, напиши: «На срок академического отпуска с такого-то по такое-то нуждаюсь в общежитии», – я подпишу. Колючий комок в горле растаял без следа. – Ну что вылупилась, иди уже, – сказала Лидия, вытряхивая из пачки новую сигарету, – курить охота, аж руки трясутся. – Спасибо, – пробормотала Женя, – спасибо.