* * * Я пытался уснуть, завернувшись в одеяло с головой, но у меня ничего не выходило. За окнами отеля давно царила тихая февральская ночь, но покоя она мне не принесла. Завтра мне придется объяснять Косгроу, зачем я размахивал пистолетом перед лицом отца Бет. А заодно продолжать делать вид, что я старательно пытаюсь отыскать новое тело, в котором засел пожиратель лиц. Несмотря на недовольное лицо и возражения Фостера, я был уверен в том, что нам не стоит ставить в известность Косгроу о том, что мы выяснили в его доме. По крайней мере, сейчас. Ни один отец в мире не сможет сохранять хладнокровие, зная, что его ребенок мертв. И то, что под его кожей теперь скрывается чудовище. Полицейский выдаст нас с головой, и тогда все будет кончено. Скорее всего, тварь снова сбежит подальше и облюбует себе новый городок. Я понимал, что скрывать правду до бесконечности не получится. Но почему-то мне казалось, что я не имею права говорить своему напарнику об этом. Я с внутренним трепетом представлял себе этот момент, наперед зная о том, каким станет его лицо. И снова уверял себя в том, что сейчас лучше просто молчать. Осознав, что уснуть мне так и не удастся, я с громким вздохом поднялся с постели, накинул на плечи белоснежный халат и дернул за шнур висящего на стене абажура. Номер засиял тусклым бледно-оранжевым светом. В пачке оставалась всего одна сигарета, и я незамедлительно выкурил ее, усевшись в видавшее виды кресло, стоящее у комода. Бросив тлеющий окурок в пепельницу, я обхватил голову руками и прикрыл веки. Пальцы машинально скользнули по шраму под волосами, замерев на нем. Я знал, что мне не стоило врать Косгроу и Фостеру тогда в баре. Я должен был рассказать им правду. Признаться в том, что сам пустил себе пулю в висок. Что я хотел покончить с собой, потому что больше не мог выносить такой жизни. Существования на границе двух миров. Но почему-то просто не смог. Не нашел в себе мужества, чтобы сказать о том, что давно мечтаю умереть. Перед моими закрытыми веками пронеслись обрывки воспоминаний… Я стою посреди своей пустой квартиры глубокой ночью, сжимая пистолет в руке. Чернота над моей головой кажется непоколебимой. Словно ей все равно. Я подношу дуло к своему виску и ощущаю, как скользит по коже холодный металл. Медленно, очень медленно нажимаю на курок… И слышу смех. Тот самый тихий, жуткий смех, который доносился до меня сегодня вечером. Вот почему он показался мне смутно знакомым. Потому что я действительно слышал его прежде. За долю секунды до того, как выстрелил себе в голову. Что бы ни таилось в черном тумане и чем бы оно ни являлось, оно никогда не отпустит меня. Не оставит в покое и не даст мне уйти. Не позволит умереть. И даже если я умру, могу ли я быть уверен в том, что там, за чертой, окажусь наконец свободным?.. Резкий стук в дверь заставил меня дернуться. Я открыл глаза и обернулся. Странно, что кому-то взбрело в голову явиться в мой номер в такой поздний час, да еще и преодолев стену из снегопада. После того, как я покинул перепуганного до полусмерти мистера Сандреса и вернулся в отель, погода за окном значительно испортилась. В полночь в стекла начал биться ледяной ветер, принося с собой крупные хлопья снега. Я был уверен в том, что это не могла быть Бет – я попросил девушку остаться дома, солгав, что буду очень занят и проведу ночь в участке, копошась в бумагах. – Кто там? – выкрикнул я, не поднимаясь с кресла. – Доставка хороших новостей, – глухо ответил мужской голос, в котором я сразу узнал Фостера. – Открывай уже, Миллер! Я замерз, как собака, пока тащился пешком от реки. Чертова машина заглохла в десяти милях отсюда. – Могу предложить только немного виски, – я распахнул дверь и кивнул на комод, на котором стоял почти полный стакан. – Больше у меня ничего нет. – У тебя никогда ничего нет, – проворчал Колин, сбрасывая с себя теплое пальто и потирая замерзшие руки. – Поэтому я прихватил с собой остатки ужина, а по пути выпросил у Хейли ведерко куриных бедрышек. Только боюсь, эти чертовы бедрышки теперь такие же окоченевшие, как моя задница. Он протянул мне смятый бумажный пакет, а затем выудил из кармана какую-то небольшую книжицу. Она была изрядно потертой – на обложке едва можно было разобрать название. Судя по всему, книга была очень древней. – А это что такое? – я кивнул на карманный фолиант. – Те самые хорошие новости? Фостер развалился на кровати, залпом осушив весь стакан с виски. Пока я боролся с едой из пакета, он стащил с себя обувь и с ногами забрался под одеяло. Видимо, он не шутил – ему пришлось идти от реки к отелю пешком по снегопаду, в придачу борясь с завывающим за стеклами ураганом. – Я сегодня весь день кое о чем размышлял, Миллер, – произнес он, с недовольным видом откусывая ломоть от холодной курицы. – Тот вечер, что мы провели у Косгроу, заставил меня по-новому отнестись к словам старухи. Знаешь, я подумал – а что, если она на самом деле не изъяснялась никакими долбаными метафорами? Ведь ее слова про кота оказались вполне прямолинейными. Он швырнул недоеденный кусок обратно в пакет и вытер грязные руки о белоснежные салфетки. После этого он схватил помятую книжонку и ткнул мне ее под нос: – В общем, я решил на всякий случай проверить то, что она сказала нам в лесу. Достал свой словарь, чтобы прогнать через него каждое слово, но справочник не дал мне ответа. Фраза про зверя, приходящего из пустоты, по-прежнему казалась мне абсурдной. – Ты ведь говоришь не про этот словарь? – я кивнул на книгу. – Нет, этот я спер из музея. Я решил, что раз наша старуха была откровенно древней, то вполне могла изъясняться не так, как обычные индейцы. Знаешь, со временем многие слова могут терять свое первоначальное значение или, напротив, обрастают новыми. Так что я решил воспользоваться самым старым словарем, какой только сумел бы достать. К счастью, в Норт Ривер еще действует музей, в котором хранится всякое индейское дерьмо. Никому не приходит в голову охранять его по ночам, так что я без труда проник внутрь и вытащил этот словарь. Кажется, ему лет сто, так что он отлично подходит под все требования. Я уселся в кресло напротив него и скрестил руки на груди. Мне невыносимо хотелось курить, но сигарет в номере больше не было. Непогода за окнами отбивала всякое желание высовываться из отеля до утра, так что не оставалось ничего другого, кроме как потерпеть. – Ты уже успел его просмотреть? – Да, я пролистал его по пути, – Фостер открыл какую-то страницу и развернул книгу ко мне. – Старуха утверждала, что зверь пожирателя лиц является из пустоты. Вот здесь слово «пустота» и все его значения, в том числе – самые доисторические и редкие. Видишь? – Вижу, – я кивнул и внимательнее всмотрелся в вылинявшие строчки. – Пустота, пропасть, бездна, скважина… Что-то внутри головы легко плеснулось, а затем скользнуло ниже. Я вырвал из рук Колина словарь и еще раз быстро перечитал нужные строки. – Фостер, ты просто гений, – я хлопнул его по плечу. – Скважина, вот откуда выползла эта тварь. В участке мне на глаза пару раз попадалась заметка о том, что прошлой осенью власти округа решили возобновить работу старой водоносной скважины. Ее разрыли и прочистили, пригнав на место специальную технику. Они спешили закончить работу до наступления морозов, чтобы земля не успела обледенеть. Как раз неподалеку от того места, где спустя пару дней появился первый растерзанный труп коровы. – Ты помнишь, где именно находится эта чертова скважина? – проговорил Колин, заметно приободрившись. – Нам придется потрудиться, чтобы достать разрешение на ее закрытие. – Не придется, скважину забросили почти сразу после завершения работ. – Почему? – Она оказалась непригодной для дальнейшего использования. В воде нашли какие-то опасные примеси. – Блеск, – мрачно протянул Фостер. – Отыскали стародавнее дерьмо, раскопали его и выпустили на волю монстра, а затем забрали технику и просто свалили. – Это Америка, – я пожал плечами. – Теперь нам двоим нужно уничтожить дыру в земле, тем самым заблокировав вход для зверя и посадив его на короткий поводок. Есть идеи, как это можно провернуть? Фостер почесал подбородок и нахмурился. Казалось, он серьезно задумался и перестал на какое-то время замечать то, что происходит вокруг. Но затем он громко вздохнул и развел руками в стороны, будто признавая свое бессилие: – Я мог бы достать для нас экскаватор, но это бестолковая затея, Миллер. Даже буровая установка не возьмет землю в такой мороз. Без специального оборудования скважину не закопать обратно. – Тогда придется ее взорвать, – я вытащил из кармана халата спичку и принялся ее жевать. – Возможно, это даже лучше. В прошлый раз, по крайней мере, огонь оказался весьма эффективным орудием для уничтожения портала. – А девочка? – казалось, он долго вынашивал этот тревожащий вопрос, прежде чем решился его озвучить. – Если мы надумаем подорвать ко всем чертям скважину, нужно сразу расправляться и с пожирателем лиц, потому что он вряд ли останется сидеть сложа руки. – Да, – я помассировал занывшие виски. – Придется делать все и сразу. Фостер окатил меня ледяным взглядом и закусил нижнюю губу, мучительно размышляя о том, что нам предстоит сделать. – Мы больше не можем скрывать от него правду, – проговорил он, отвернувшись к окну. – Косгроу имеет право знать, Миллер. Мы не можем просто явиться к нему в дом и забрать девочку. Это, твою мать, бесчеловечно. – Он не позволит нам схватить тварь, – я откинулся на спинку кресла, ощущая, как внутри все сжалось в болезненный ком. – Как только мы расскажем ему, он слетит с катушек. Ты бы отдал просто так свою дочь, Фостер? Даже если бы прекрасно понимал, что она давно мертва, а внутри ее тела прячется чудовище? – Нет. Наверное, нет, – он повел плечами, словно ему вдруг стало не по себе. – Но я все равно хотел бы знать правду. – Я расскажу ему. Но после этого нам придется отправить его в карантин и посадить под стражу, чтобы он не путался у нас под ногами. Другого выхода нет. * * * Из-за снегопада Кетти не явилась утром на работу, оставшись на ферме Фостера. Не приехал и Нейтон Ллойд, дом которого располагался в низине, а потому шоссе, ведущее из него, завалило снегом сильнее прочих. К восьми утра в холле полицейского участка топтались только мы трое – я, Колин и Косгроу. Офицер этим утром выглядел особенно удрученным. Под его глазами залегли фиолетовые тени, лицо осунулось и вроде даже заметно похудело. Привыкший завтракать на рабочем месте и обожающий сладости, полицейский скромно ютился в углу своего стола, прихлебывая пустой кофе. – Выглядишь отвратительно, Дэнни, – я хлопнул его по плечу. – Ты в порядке? Он оторвался от своей чашки и уставился мутными глазами в мое лицо. Казалось, что он всеми силами желает что-то сообщить, но не может собраться для этого с духом. Поэтому в конце концов он просто молча покачал головой. – Миллер выяснил, как вернуть зверя обратно в его клетку, – Фостер первым нарушил напряженное молчание. – Отличная новость, – бесцветным голосом произнес Косгроу. – Теперь можно будет избавиться от зла, которое терзает Норт Ривер. Мы с Колином быстро переглянулись. На изнуренном лице офицера проскользнула странная горечь. Он допил остатки кофе, отвернулся к окну и стал молча наблюдать за тем, как дворники внизу медленно расчищают заваленную снегом дорогу. В помещении зависла долгая и мучительная пауза, и я понятия не имел, как мне начать разговор, который больше всего на свете хотелось бы не начинать вообще никогда. Я курил и мысленно настраивал себя оставаться хладнокровным и держать эмоции под контролем, пока Фостер просто стоял в углу, облокотившись о стену. Но Косгроу внезапно подал голос первым. Не оборачиваясь, он едва слышно произнес: – Знаешь, Фрэнк, я так долго был зол на тебя. За то, что ты приехал сюда, свалился на мою голову без спроса. И за то, что с твоим появлением город начал стремительно меняться. Что… что больше ничего не было так, как раньше… – Никто на самом деле не любит перемен, Дэнни, – тихо ответил я. Он наконец повернул голову и посмотрел мне в глаза с горькой улыбкой: – Но они неизбежны. Даже если мы их совсем не хотим. – Это правда, – я вздохнул и вытянул ноги вперед. – К сожалению. Фостер оторвался от стены, шагнул к столу, на котором валялась пачка сигарет, резво вытащил одну и поджег, чиркнув спичками. Я впервые видел, чтобы он курил. В воздухе участка царила какая-то удушливая безысходность. Как будто мы все стояли у постели смертельно больного ребенка, не в силах помочь ему. Просто стояли и молча наблюдали за ним, терпеливо ожидая неотвратимого конца. – Вы ведь оба знаете, что это Мэри, – проговорил полицейский, и я застыл на месте от неожиданности. – Я сразу это понял, Фрэнк. Есть такие вещи, которые ты чувствуешь каким-то образом, хотя это не поддается логике… Я молча кивнул. В этот момент я как никто другой понимал, о чем он говорит. – Когда мы вернулись домой после фестиваля, я понял, что с Мэри происходит нечто странное. Любящий отец не может не замечать таких вещей даже тогда, когда это ускользает от глаз всех остальных. Сначала я старался убедить себя, что все хорошо. Даже начал в это верить сам временами, – его лицо исказила новая горькая усмешка, от которой сквозило болью. – Но притворство не может помочь, Фрэнк… Все это слишком неправильно. – Как ты понял, что это она? – я посмотрел в его уставшие глаза. – Анна тоже знает?