Явление VIII Те же и Вральман. Вральман. Ай! ай! ай! ай! ай! Теперь-то я фижу! Умарит хатят репенка! Матушка ты мая! Сшалься нат сфаей утропой, катора тефять месесоф таскала, – так скасать, асмое тифа ф сфете. Тай фолю этим преклятым слатеям. Ис такой калафы толго ль палфан? Уш диспозисион[1] уш фсё есть. Г-жа Простакова. Правда. Правда твоя, Адам Адамыч! Митрофанушка, друг мой, коли ученье так опасно для твоей головушки, так по мне перестань. Митрофан. А по мне и подавно. Кутейкин (затворяя Часослов). Конец и Богу слава. Вральман. Матушка мая? Што тепе надопно? Што? Сынок, какоф ест, да тал Бог старовье, или сынок премудрый, так скасать, Аристотелис, да в могилу. Г-жа Простакова. Ах, какая страсть, Адам Адамыч! Он же и так вчера небережно поужинал. Вральман. Рассути ш, мать мая, напил прюхо лишне: педа. А фить калоушка-то у нефо караздо слапе прюха; напить ее лишне да и захрани поже! Г-жа Простакова. Правда твоя, Адам Адамыч; да что ты станешь делать? Ребенок, не выучась, поезжай-ка в тот же Петербург; скажут, дурак. Умниц-то ныне завелось много. Их-то я боюсь. Вральман. Чефо паяться, мая матушка? Расумнай шеловек никахта ефо не сатерет, никахта з ним не саспорит; а он с умными лютьми не сфясыфайся, так и пудет плаготенствие пожие! Г-жа Простакова. Вот как надобно тебе на свете жить, Митрофанушка! Митрофан. Я и сам, матушка, до умниц-то не охотник. Свой брат завсегда лучше. Вральман. Сфая кампания то ли тело! Г-жа Простакова. Адам Адамыч! Да из кого ж ты ее выберешь? Вральман. Не крушинься, мая матушка, не крушинься; какоф тфой тражайший сын, таких на сфете миллионы, миллионы. Как ему не фыпрать сепе кампаний? Г-жа Простакова. То даром, что мой сын. Малый острый, проворный. Вральман. То ли пы тело, капы не самарили ефо на ушенье! Россиска крамат! Арихметика! Ах, хоспоти поже мой, как туша ф теле остаёса! Как путто пы россиски тфорянин уш и не мог ф сфете аванзировать[2] пез россиской крамат! Кутейкин (в сторону). Под язык бы тебе труд и болезнь. Вральман. Как путто пы до арихметики пыли люти тураки несчетные! Цыфиркин (в сторону). Я те ребра-то пересчитаю. Попадесся ко мне. Вральман. Ему потрепно снать, как шить ф сфете. Я снаю сфет наизусть. Я сам терта калаш. Г-жа Простакова. Как тебе не знать большого свету, Адам Адамыч? Я чай, и в одном Петербурге ты всего нагляделся. Вральман. Тафольно, мая матушка, тафольно. Я сафсегда ахотник пыл смотреть публик. Пыфало, о праснике съетутса в Катрингоф кареты с хоспотам. Я фсё на них сматру. Пыфало, не сойту ни на минуту с косел. Г-жа Простакова. С каких козел? Вральман (в сторону). Ай! ай! ай! ай! Што я зафрал! (Вслух.) Ты, матушка, снаешь, што сматреть фсегта лофче зповыши. Так я, пыфало, на снакому карету и сасел, та и сматру польшой сфет с косел. Г-жа Простакова. Конечно, виднее. Умный человек знает, куда взлезть. Вральман. Ваш трашайший сын также на сфете как-нипудь фсмаститца, лютей пасматреть и сепя покасать. Уталец! Митрофан, стоя на месте, перевертывается. Вральман. Уталец! Не постоит на месте, как тикой конь пез усды. Ступай! Форт! [3] Митрофан убегает. Г-жа Простакова (усмехаясь радостно). Робенок, право, хоть и жених. Пойти за ним, однако ж, чтоб он с резвости без умыслу чем-нибудь гостя не прогневал. Вральман. Поти, мая матушка! Салётна птиса! С ним тфои гласа натопно. Г-жа Простакова. Прощай же, Адам Адамыч! (Отходит.) Явление IX Вральман, Кутейкин и Цыфиркин. Цыфиркин (насмехаясь). Эка образина! Кутейкин (насмехаясь). Притча во языцех! Вральман. Чему фы супы-то скалите, нефежи? Цыфиркин (ударив по плечу). А ты что брови-то нахмурил, чухонска сова? Вральман. Ой! ой! шелесны лапы! Кутейкин (ударив по плечу). Филин треклятий! Что ты буркалами-то похлопываешь? Вральман (тихо). Пропаль я. (Вслух.) Што фы истефаетесь, репята, што ли, нато мною? Цыфиркин. Сам праздно хлеб ешь и другим ничего делать не даешь; да ты ж еще и рожи не уставишь. Кутейкин. Уста твоя всегда глаголаша гордыню, нечестивый. Вральман (оправляясь от робости). Как фы терсаете нефешничать перед ушоной персоной? Я накраул сакричу. Цыфиркин. А мы те и честь отдадим. Я доскою… Кутейкин. А я Часословом. Вральман. Я хоспоже на фас пошалаюсь. Цыфиркин замахивается доскою, а Кутейкин Часословом. Цыфиркин. Раскрою тебе рожу напятеро. Кутейкин. Зубы грешника сокрушу. Вральман бежит. Цыфиркин. Ага! Поднял, трус, ноги!