2. Нутро зверя, меблированное «Знак Обрушившегося Огня» располагался на западной стороне улицы Скованных Крыльев. Вернее, где раньше была западная сторона улицы, вся целиком. Но пятнадцать столетий назад случилось так, что здесь не осталось ничего, кроме громады перекрученных костей, в те времена, когда дикие драконы еще имели смелость возмущаться растущим в размерах Тераданом и иногда посещали город. Этот в свой смертный час разместился столь живописно, что давно забытый предприниматель попросту снял с туши чешую и плоть, а затем накрыл крышей крепкие, как сталь, кости прямо там, где они оказались. Амарель прошла сквозь пасть дракона, стряхивая желто-оранжевые капли дождя с волос и глядя, как светящиеся струйки пара поднимаются от ковра там, где капли на него упали. Вышибалы, которые стояли, опершись о зазубренные клыки высотой в два с половиной метра, кивнули ей в знак приветствия. Таверна располагалась там, где у дракона раньше были гланды. Ее двери выглядели богато и открывались плавно. В Шее ели, а в Хвосте играли. В Лапах были комнаты, в которых спали или не спали, по желанию постояльцев. Амарель шла по делу в Глотку, питейное заведение, укрывшееся под хребтом и ребрами мертвого зверя, где на полках и стеллажах позади стойки бара сверкали сто тысяч разных бутылок. Граск Золотой Коготь, распорядитель таверны, был гоблином, покрытым матово-черной чешуей и щегольским костюмом, сотканным из находящихся в обращении купюр Банка Терадана. Костюмы он менял каждый вечер, и они состояли из купюр разного достоинства. Сегодня на нем был костюм из полтинников. – Амарель Парасис, Незримая Графиня! – прокричал он. – Рад видеть, что у тебя почти все в порядке! – Наверняка это ненадолго, Граск. – Я всегда пересчитываю бокалы и столовое серебро после того, как ты уходишь. – Я завязала, и меня это устраивает, – сказала Амарель. Она провернула три дела в «Знаке Обрушившегося Огня» в те времена, когда еще не бросила свое ремесло. И уж точно не со столовым серебром. – Софара нынче в баре? – Конечно, – ответил Граск. – Сегодня же семнадцатое. То же самое число, что и в любом другом месяце, когда твоя небольшая команда собирается вместе и вы убеждаете друг друга, что все произошло случайно. Те из вас, кто теперь не занят уличным освещением. Амарель гневно поглядела на гоблина, и тот спешно подбежал к ней, взял за левую руку и покаянно облизнул костяшки ее пальцев. – Прости, – сказал он. – Не хотел вести себя, как задница. Знаю, ты выплатила пошлину, ты теперь праведная овечка, живущая под бомбежкой, как и все мы. Гляди, Софара машет. За мной стакан. Софара Мирис имела странную внешность. Глаза разного цвета, кожа цвета красного дерева, волосы цвета морской волны и ловкие руки картежника из переулка. Выплатив пошлину Чрезвычайному Парламенту за предоставленное убежище, она осталась в розыске в восемнадцати городах за 312 подтвержденных случаев уголовных преступлений. И теперь стала старшим магом-миксологом в «Знаке Обрушившегося Огня». Сейчас она уже до половины приготовила напиток, предназначенный для Амарели. – Привет, прохожая, – сказала Софара, накарябав на грифельной доске заказ и отдав его одному из либационаров, чьи энциклопедические знания по поводу содержимого и местонахождения всех бутылок бара только и обеспечивали его нормальную работу. – Помнишь времена, когда мы были людьми поинтереснее? – Думаю, быть в живых и на свободе тоже весьма интересно, – сказала Амарель. – Твоя жена нынче не зайдет? – Может в любую минуту прийти, – ответила Софара, перемешивая спиртное и иллюзии в многослойный коктейль. – Самосборный, зарезервировал нам кабинку. Я смешиваю тебе «Взлет и Падение Империй», но слышала, что Граск сказал. Хочешь два одинаковых? Или что-то еще? – Не сделаешь мне «Опасность в Плавании»? – спросила Амарель. – Тебе выбирать. Почему бы тебе не присесть? Я приду, когда коктейли сделаю. В Глотке было с десяток дюжин кабинок и столиков на галерее, аккуратно размещенных и разгороженных занавесками, чтобы создать чувство интимности и уединения посреди шумного действа. Сквозь потолочные окна в крыше, уложенной на ребра, сверкали отблески молний, грохотал гром. Амарель пошла к зарезервированной кабинке. Ее друзья собрались, как обычно, в тот же самый день, как всегда, и во главе стола сидел Шраплин. Шраплин Самосборный, тихо жужжащее собрание проводов и шестеренок, был одет в потрепанный пунцовый плащ, вышитый серебряными нитями. Его скульптурное бронзовое лицо с глазами из черных самоцветов навсегда застыло в легкой улыбке. Бывший рабочий-литейщик, он воспользовался одним из древних законов Терадана, согласно которому разумный автомат обладал правом собственности на свою голову и мысли в ней. И в течение пятнадцати лет постоянно воровал шестерни, винты, болты и провода, переделывая свое механическое тело, начиная с шеи. В конечном счете в нем не осталось ни крупинки от прежнего, и он оказался способен освободиться от вечного магического договора, с ним связанного. И вскоре уже встретился с родственными воровскими душами из банды Амарели Парасис. – Выглядишь мокрой, босс, – сказал он. – Что там еще сверху льет? – Дурацкая вода, – ответила Амарель, садясь рядом. – Совершенно чудная. И не называй меня боссом. – Некоторые шаблоны намертво выгравированы на моих мыслительных дисках, босс, – ответил Шраплин, подливая капельку вязкой черной жидкости из стакана в заливную горловину на шее. – Парламент явно взялся за дело. Когда я сюда пришел, лиловый огонь обрушился на Верхние Пустоши. – Единственное преимущество жизни в нашем процветающем царстве волшебников, – со вздохом сказала Амарель. – Каждый день что-нибудь интересное поблизости бабахает. Эй, а вот и наши девочки. Софара Мирис держала в одной руке поднос с выпивкой, а другой обнимала за талию Брэндуин Мирис. Брэндуин, с кожей бледно-лилового цвета, не имеющего никакого отношения к магии, носила очки с толстыми янтарными линзами, под которыми скрывались золотистые глаза. Оружейница, махинатор и ремонтник разумных автоматов, Брэндуин имела в послужном списке смертный приговор в трех округах за поставки устройств, которые столь часто позволяли Незримой Графине избегать скучного пребывания в исправительных учреждениях. Единственное, что она лично украла за все время, проведенное в команде, – сердце их мага. – Шраплин, игрушечка моя, – сказала Брэндуин. Коснулась автомата пальцами, прежде чем сесть. – Клапаны щелкают, трубы булькают? – Борюсь за исправность и против ржавчины, – ответил Шраплин. – Как твой собственный метаболизм и потребности? – За ними ухаживают, – с ухмылкой ответила Софара. – Итак, объявляем встречу Совместного Сострадания и Алкоголевыжирания Отставников открытой? Это для тебя, Шраплин, нечто флегматичное и сангвиничное, – добавила она, протягивая стопку с черной жижей. Искусственный человек не нуждался в алкоголе, поэтому специально для него под стойкой бара хранились магически смешанные с гудроновой политурой эссенции человеческих темпераментов. – «Черные Лампы Очей Ее» для меня, – сказала Софара. – «Слоновая Башня» для прекрасной искусницы. А для вас, ваша светлость, «Взлет и Падение Империй» и «Опасность в Плавании». Амарель взяла бокал с первым коктейлем, толстого стекла, внутри которого были девять слоев ликеров розового оттенка, в каждом из которых виднелся движущийся пейзаж в миниатюре. От свежевспаханных полей и зеленых холмов в первом слое к величественным городам в середине и к покрытой руинами пустыне сверху, прикрытой облаками пены. – Ничего от Нефры не слышно? – спросила она. – Как всегда, – ответил Шраплин. – Передавала привет, просила не ждать. – Передавала привет и просила не ждать, – тихо повторила Амарель. Глянула перед собой, в разноцветные глаза, подведенные глаза и холодные черные камни, выжидающе смотрящие на нее. Как всегда. Да будет так. Она подняла бокал, и остальные сделали то же самое. – У меня тост, – продолжила она. – Мы это сделали и остались живы. Мы сами сели в тюрьму, чтобы избежать худшей тюрьмы. За друзей, которых с нами нет, ушедших туда, откуда их не вернут ни наши слова, ни наши сокровища. Мы это сделали и остались живы. За цепи, которые мы отринули, и те, которые сами надели на себя. Мы это сделали и остались живы. Она залпом выпила коктейль, все слои залитой пеной истории, прямо в глотку. Обычно она так не поступала, не смягчив эффект предварительным ужином, но, черт, похоже, сегодня подходящий вечер для этого. Сквозь потолочные окна продолжали сверкать отблески молний. – Ничего не подобрали по дороге сюда, босс? – спросил Шраплин. – Графиня мертва, да здравствует Графиня, – ответила Амарель, твердо ставя бокал на стол. – Теперь мне начинать возню, вытаскивая карты и сдавая их, или вы просто сложите все деньги в кучу передо мной? – Ой, милая, мы не собираемся пользоваться твоей колодой, – сказала Брэндуин. – Она фокусов знает побольше, чем цирковой пес. – Я дам вам фору, – сказала Амарель. Подняла бокал с «Опасностью В Плавании», любуясь миниатюрными волнами с пенными гребнями из ванили, и в два глотка выпила коктейль, добавив огня в разгорающийся в желудке пожар. – Иногда я ценю магию. Итак, будем в карты играть или в гляделки? Следующая сдача за мой счет! 3. Руки мошенников – Следующая сдача за мой счет, – снова сказала Амарель полтора часа спустя. На столе была мешанина из карт, купюр и пустых бокалов. – Следующая сдача В Ваш Счет, босс, – сказал Шраплин. – Вы втрое нас всех опережаете. – Справедливо, пожалуй. Какого черта мне было попросту не напиться? – Вот кое-что, что я называю «Аморальный Инструмент», – сказала Софара. Ее глаза блестели. – Мне не дозволено делать его для клиентов. На самом деле, интересно, как он повлияет на тебя. – Как с гуся вода, – сказала Амарель, но заметила, что углы зала уже немного расплываются в глазах, а карты уже не совсем ее слушались, покачиваясь в руке. – Это непорядок. Непорядок! Шраплин, ты, думаю, самый трезвый из нас. Сколько карт в стандартной колоде? – Шестьдесят, босс. – А сколько сейчас карт на руках и на столе, на первый взгляд? – Семьдесят восемь. – Как-то странно, – сказала Амарель. – Кто-то не мухлюет? Должно уже быть под девяносто. Кто не мухлюет? – Совершенно честно заверяю, что не сыграла честно ни одного кона с того момента, как мы начали, – заявила Брэндуин. – Волшебник, – сказала Софара, хлопнув картами себе по груди. – Этим все сказано. – А у меня специальные руки прикручены, для мошенничества, – сказал Шраплин, пошевелив пальцами, которые слились в сплошные серебристые веера. – Это печально, – сказала Амарель, сунув руку за ухо и достав семьдесят девятую карту из своих черных локонов. Добавила ее в расклад на столе. – Стареем и дряхлеем. Небо разорвала молния, осветив зал сине-белым мерцанием. Почти тут же долбанул гром, стекла в потолочных окнах задребезжали. Вздрогнули, похоже, даже древние кости, составлявшие каркас здания. Пьющие встрепенулись и забормотали. – Долбаные волшебники, – сказала Амарель. – Исключая присутствующих, конечно же. – И почему бы нам исключать присутствующих? – сказала Брэндуин, запуская пальцы в волосы Софары и изящно скидывая восьмидесятую карту другой рукой. – Всю неделю такое творится, – сказала Софара. – Думала, это Ивовандас, там, на Верхней Пустоши. Она и ее противник, которого я не смогла определить, плюются огнем и дождем, запускают летающих тварей в небо. Продавцы зонтиков уже сколотили состояния, делая новые модели кожаными и кольчужными. – Надо, чтобы кто-то прогулялся к ним и вежливо попросил отдохнуть, – сказал Шраплин, медленно поворачивая блестящую голову и глядя на Амарель. – Может, кто-нибудь знаменитый. Заметный, уважаемый. С репутацией человека опасного. – Лучше промолчать, и тебя за дурака сочтут, чем вмешаться в дела волшебников, устранив все сомнения. Кто-то еще хочет кон сыграть? Следующий все равно за мой счет. По-любому, я хотела выиграть все ваши деньги, тогда бы считала, что вечер удался. 4. Проблемы со стеклянными потолками Громы и молнии продолжались еще час. Хлопающие крыльями и завывающие твари регулярно ударялись в крышу. Половина клиентов Глотки уже смылись, несмотря на призывы Граска Золотого Когтя. – «Знак Обрушившегося Огня» стоит здесь уже пятнадцать столетий! – кричал он. – Это самое безопасное место во всем Терадане! Вы действительно хотите выходить на улицу в такую ночь? Не подумывали о наших чудесных комнатах в Лапах? Раздался пронзительный звон бьющегося стекла. Нечто большое, мокрое и уже мертвое свалилось на пол у бара, а следом обрушился дождь осколков потолочного окна и обычный дождь, из воды. Граск визгливо крикнул штатному волшебнику, чтобы тот убрал мусор. Исход клиентов вспыхнул с новой силой.