– Взлом и кража в пятницу вечером, – ответил помощник шерифа, не глядя на меня. – Украдена школьная собственность. Я наклонил голову в сторону, как удивленный спаниэль. – И как этому поможет то, что вы здесь стоите в понедельник утром? Брови помощника шерифа приподнялись на пару миллиметров. – Делаю то, что могу, – ответил он и глянул на меня поверх очков. – Я сказал шерифу, что подозреваю учеников. Она выдвинула идею, что виновные увидят меня и начнут нервничать. А нервных детей легко заметить. В теории. Я глянул на поток детей, высоких и низкорослых, толстых и худеньких, белых, черных и коричневых. Половина их текла мимо нас, не отрывая взглядов от смартфонов, другая же половина либо была поглощена болтовней, либо глазела на нас. – Что ж, тогда удачи вам, – сказал я. Помощник шерифа поправил очки. – Я хорошо понимаю, что этих мелких ублюдков не испугать толстым стариком. Но, как уже сказал, делаю все, что могу. А когда звонок прозвенит, схожу, вторую чашку кофе выпью. Он поглядел на часы на стене позади него. – Через тринадцать минут. Я кивнул в сторону расстегнутой кобуры. – Будьте осторожнее, не пристрелите случайно кого-нибудь из этих мелких ублюдков, дружище. Он приподнял бровь. – Пока что это ты меня называешь «шеф» и «дружище». Мне кажется, это сарказм. Так что, если кого и пристрелю, так тебя. Я поглядел на мои наручные часы. – Отложу это приглашение на потом, полковник. Директор меня видеть хотела, и, как вы правильно заметили, до звонка всего тринадцать минут. – Какая жалость, – сказал помощник шерифа. – С тобой так весело было. – Мэтью Маркс меня зовут, если что, – сказал я, протягивая руку. – Опытный учитель на подмену. Рад с вами познакомиться, заместитель шерифа… Я поглядел на прямоугольную карточку над его жетоном. – Бизвэкс? – с удивлением спросил я. Пчелиный воск, что за фамилия? – Не твое собачье дело, – сказал он, не протянув руки. – Но у нас есть нечто общее, шеф. Наши фамилии на «экс» заканчиваются. – Не слышал о братьях по алфавиту, – буркнул он, с лицом, похожим теперь на носатый камень. Переведя предложенную для пожатия руку в подобие отдания чести, я пошел дальше по коридору, протискиваясь сквозь толпу детей, пока кирпичная стена не сменилась стеклянными панелями. Проходя поперек коридора, мне пришлось дважды останавливаться, чтобы не столкнуться с детьми, не отрывавшими взглядов от смартфонов. Затем я вошел в учительскую. Лестер, офис-менеджер – он терпеть не мог, когда его называли секретарем, – сидел, облокотившись на длинную стойку, разделявшую комнату пополам, на его рабочее место и место для посетителей. Лестер был бывшим учителем истории и тренером, вышедшим на пенсию, но оставшимся в школе. По его словам, жена ему пригрозила, что проткнет его садовыми ножницами, если он будет дома сидеть. Сейчас Лестер сидел, уронив лысую голову на ладони, и на его красное пухлое лицо шел пар из огромной термосной кружки. Галстук был закинут через плечо, на клетчатую рубашку, чтобы не упасть в кружку. – У нее ученик, – сказал Лестер, не поднимая взгляд. Голосом, будто гравий в блендер сунули. – Так что стой здесь и молчи, Бога ради. У меня похмелье, мать его. Я оперся на стойку, глядя на него. – У твоей матери часто бывало похмелье, а, Лестер? – Знал бы моего папочку, не спрашивал бы. Захлопнись уже. Я поцокал языком. – Парень, нынче утром всем неплохо. Заместитель шерифа Бизвэкс в вестибюле голову был готов мне оторвать. – А, Эрнест, – отозвался Лекстер. – Бизвэксом его звали, когда он в Хьюстоне в полиции служил. Даже не знаю, почему. Теперь он помощник шерифа в Кингмэне, эдакая почетная пенсия, как он говорит. Шериф, видимо, это одобрила, поскольку Эрнест приехал сюда утром на своей машине. Хороший новый «Крайслер», знаешь ли, вот только тебе ни полицейской радиостанции, ни места для арестованных, ни даже стойки под ружье. Думаю, Эрнест собирается все утро и день стоять в вестибюле с грозным видом, в перерывах почитывая Луи Лямура в мягкой обложке. Может, пару раз даже вздремнет. У него, по-моему, сиденье откидывается. – Может, я подсуну ему петарду в выхлопную трубу, – сказал я. – Я умею. Глаза Лестера расширились, и он тихо присвистнул. – Нет, лучше тебе этого не делать. Я с ним в юго-западном дивизионе Техаса в футбол играл, во времена «Критэйшез». Помню, как он полузащитнику шею сломал, ударив совершенно по-честному. Пришлось ему грузовичок в службе доставки «Баттеркраст» водить, и оттуда вылетел, когда раз в трубочку дунул не вовремя. Внутренняя дверь, ведущая в кабинет директора, открылась, и наружу вышла невысокая темноволосая девочка в джинсах и ярко-красной футболке «Кингмэн Кугар Бэнд». Перекинув синий рюкзачок из одной руки в другую, она закрыла за собой дверь и поглядела на меня. Это была Мэрайза. – О, привет, мистер Маркс, – сказала она, приподняв брови, с совершенно музыкальным техасским акцентом. – Вы сегодня снова будете вести урок по мировой литературе? – Я, это, не знаю, – ответил я. В полном замешательстве. Последний раз я видел девочку, когда она угнала грузовичок с тубой в кузове. – Могу предположить, Элиз… это, мисс Оуэнс скажет мне, куда выходить на работу. Сидевший за стойкой Лестер тихо хрюкнул. Мэрайза улыбнулась. Вероятно, она знала, что «мисс Оуэнс» и я когда-то были женаты. На самом деле прошло всего шесть лет с того времени, как Элизабет со мной развелась, и я умотал в Чикаго. Для семнадцатилетней девушки это была почти что история древнего мира. Хорошо бы, чтобы и для меня так же. – Ну, надеюсь, вы снова у нас будете, – сказала Мэрайза. – Мне очень понравился тот рассказ Д. Г. Лоуренса. А то мистер Моррис заставит нас в десятый раз писать про «Бочонок амонтильядо». – Пидняжки, – сказал я. – Что? – переспросила Мэрайза, хмурясь. Внутренняя дверь снова открылась, и вышла моя бывшая, рослая, с гладкой кожей, в великолепном синем брючном костюме. Ее волосы были убраны назад, подчеркивая высокий лоб, темные глаза и идеальные скулы. Было бы куда приятнее, если бы она себя забросила после того, как мы разошлись, но такого везения мне не пришло. – Как я уже вам говорила, мистер Маркс, кроме шуток, – сказала Элизабет. – Я не потерплю их в стенах школы Кингмэн. Она поглядела на Мэрайзу. – Давай, не опаздывай. Ты там нужна, чтобы шкафы открыть. – Да, мэм, – ответила Мэрайза и пошла к двери. – Увидимся, мистер Маркс, – сказала она мне, кивая. Я проводил ее взглядом и увидел надпись на спине. «Бэд Эсс», большими печатными буквами. «Вредина». Но к слову были добавлены еще две буквы, стильно написанные от руки. «Б» и «Р». «Бэд Брасс». «Крутая медь». 6. Искры и пожары Я повернулся к Элизабет. – Надень я такую футболку, когда я здесь учился, меня бы домой отправили. После подзатыльника от Лестера. – Ну, так то ты, – фыркнув, сказал Лестер. Элизабет пожала плечами. – У нас жалоба от родителей есть. Потом, правда, этот родитель выяснил, что футболки – подарок от анонимного спонсора группы из Сан-Антонио. Если пожертвования – единственный способ содержать школьный курс музыки и оркестр, возможно, придется смириться с некоторой вульгарностью. – Даже баптистам? – спросил я. – В особенности – баптистам. Они должны лучше других осознавать, что все мы грешны. Ладно, пойдемте, мистер Маркс. Я пошел в кабинет следом за Элизабет, слыша, как Лестер пробормотал себе под нос: «Мистер Маркс?» – Ты знаешь, что можешь обращаться ко мне по имени, – сказала Элизабет, садясь за стол. – Тут все знают, что мы раньше трахались. Еле заметно улыбнувшись, Элизабет показала на два черных кресла с виниловой обивкой у стола. – Ну, говори, Мэтт. Я бочком сел в одно из кресел, положив ногу на ногу. – Люблю я, когда мы бранимся, Лизбет. Значит, искорки еще не погасли. – Мы в Техасе. Здесь от искорок пожары загораются, ломая сотни судеб. – Ты преувеличиваешь. Пока что жизнь мы сломали только мне. Ты, в свою очередь, возглавляешь школу, входящую в двадцатку или тридцатку лучших, от Конро до Накодочес. И много у вас учеников-вредин, кстати? Случайно не 666?