– Ничего не хотят слушать, кроме сказок про загробную жизнь. Я уж им такого навыдумывал! Про семь смертей и что меня «оттуда» вызвали спириты: «Дух Евгения Ивановича, придите к нам!» Откровенно дурачился, а они что-то обсуждают… – А ты правда ничего не видел? Евгений Иванович закрыл глаза: – Что можно было разглядеть, все равно толком не расскажешь. Для этого человеческих слов нет. Отчетливо видел только мешок, второй окровавленный мешок. Но это… как бы сказать… слишком личное. Частное. Меня другое убивает: «они» – и генерал, и Петрович, и Модест – не понимают, что «это» был только первый приступ Справедливости. Будет и посильней. А потом явится Красота Спасающая, но ее, судя по всему, никто не увидит, как не почувствовали Справедливость. А в конце концов нас всех ждет абсолютная Истина. Как говорила моя мама – Бог любит Троицу. – Вот это будет да!.. – прошептал юноша с удлиненным черепом. Он словам Евгения Ивановича верил совершенно. Когда гости, попрощавшись с милейшим Модестом Михайловичем, забирались в роскошный новый «лексус» генерала, Пятиплахову позвонили. Он выслушал доклад и сказал громко: – Тьфу ты, черт! – В чем дело? – поинтересовался Петрович. – Понимаешь, сбежал, – сказал генерал, усаживаясь рядом с водителем. – Кто? – спросили одновременно Петрович и Лолита. – Да псих какой-то, в черном балахоне ходит по подземным переходам. Набрасывается на музыкантов, на скрипачей в основном почему-то. – Опять начал? – подпрыгнула на заднем сиденье Майка. Генерал усмехнулся и пояснил: – Достал уж всех этот балахонный, болтает то ли по-испански, то ли вообще неизвестно на каком языке. Эмвэдэшники, как мы считали, врут нам, что он всякий раз сбегает из камеры, когда они его задерживают после драки со скрипачами. Мы решили сами за это взяться. Теперь этот чертов монах ушел из внутренней тюрьмы ФСБ. И никаких следов. Никаких! Интересный персонаж, очень. Впрочем, дорогие мои, все это государственная тайна. Так что попрошу… Некоторое время ехали молча. Потом вдруг Майка сказала: – А Вивальди был аббат.