Гризли медленно поворачивается и смотрит на меня с такой интенсивностью, что воздух наэлектризовывается. Я хмурюсь. Он продолжает свирепо смотреть и, как покорная собака, я опускаю взгляд. Чувство вины давит мне на грудь. Подхожу к печи, набиваю ее дровами, а затем сажусь перед ней, чтобы согреться. Когда мельком смотрю на мужчину, он все еще смотрит на меня. Этот человек говорит так много, не произнося ни единого слова. — Замечание принято. Только после этого он возвращается к рыбе и оставляет меня наедине с моим унижением. АЛЕКСАНДР Солнце зашло, поднялся ветер и колотит по старым бревнам хижины. И причина, по которой я могу слышать шум ветра снаружи, заключается в том, что внутри хижины тихо с тех пор, как мы вернулись с рыбалки. Последние несколько часов я старался держаться как можно дальше от этой женщины, чтобы не сказать ей чего-нибудь такого, что могло бы ранить ее сильнее, чем, кажется, я уже сделал. Рысь не представляла для нас угрозы. Все, чего я хотел — это остановиться и посмотреть на неё, потому что нахожу любое животное, живущее в стихии, очаровательным. Когда Джордан бросила ей половину нашей еды, я чуть не сошел с ума. В ситуации, когда пищу трудно достать, растрата хорошего белка, как это сделала она, может стать смертным приговором. Я бы сказал ей об этом, если бы она продолжала настаивать, но, к счастью, в этом не было необходимости. Дело в том, что из-за лишнего рта, который нужно кормить, мои запасы продовольствия почти иссякли, а из-за неподходящей погоды, удерживающей нас на месте, мы можем попасть в опасную ситуацию в считанные дни. Приношу ей миску вареной рыбы, риса и овощей, а затем сажусь за стол. Порции жалкие, но сойдет. — Эй, — говорит она, ставя еду на стол. Садится на стул напротив меня, и я вздрагиваю, когда ее колено касается моего бедра. Я заметил, что в последнее время она делает это все чаще и чаще. Приближается. Слишком близко. Беру свою миску в руку и откидываюсь назад, чтобы поесть. — Я сожалею о рыбе. Я не отвечаю. — И из-за удочки. — Она вздыхает. — И за то, что вела себя неблагодарно за все, что ты сделал. Я поднимаю бровь. Джордан закатывает глаза. — И за то, что раздражала тебя, все время болтая. Я хмыкаю и кладу в рот кусочек еды, смакуя его. Мы едим молча, и женщина забирает наши пустые миски, чтобы ополоснуть их. Я отодвигаю стул, чтобы встать, думая, что с таким же успехом могу пойти спать. — На самом деле я не замужем. — Она делает глубокий вдох, а затем поворачивается ко мне лицом, высоко подняв подбородок. — Линкольн. Он мне не муж. Мой взгляд падает на золотое кольцо на ее пальце. Она поднимает руку. — И он не мой жених. Не замужем, не жених, тогда зачем кольцо? — Это кольцо обещания. Он подарил его мне в канун Нового года. Я чувствую, как кривятся мои губы. — Обещание чего? — Брака. Когда-нибудь. — Тогда это обручальное кольцо. Она хмурится. — Тогда, полагаю, это обещание возможной помолвки. — Сейчас октябрь. — И? — Десять месяцев обещания помолвки, которое является обещанием жениться — это вообще не обещание. Успокоение — это не то же самое, что обещание. Ее взгляд скользит по полу. — Спокойной ночи. ОДИННАДЦАТЬ АЛЕКСАНДР — Ты приготовила мне завтрак. — Я смотрю на миску овсянки и кружку горячего кофе, которые утром ждут меня на столе. — Да, — говорит она, лучезарно улыбаясь. — Что это? — Я указываю на банку, наполненную сосновыми ветками и шишками. — Декор стола. То, что мы застряли в хижине, не означает, что мы не можем попытаться быть цивилизованными, верно? — Ее серые глаза сверкают энергией. Беру свою миску со стола и ем, стоя и глядя на улицу. Отсутствие нового снега — хороший знак. Облака менее плотные, чем вчера, но ветер все еще сильный. — У меня есть идея. С ложкой овсянки, подвешенной в нескольких сантиметрах от моего рта, я смотрю на женщину. — Если поставить тазик прямо здесь, на столе, думаю, я смогу вымыть голову. Сую ложку овсянки в рот. — Но… — Она втягивает воздух сквозь зубы. — Из-за ребер мне понадобится твоя помощь. — Нет. — Не отвечай пока! Я не сказала тебе самого лучшего. Я жую и глотаю еду, ожидая, что она продолжит. — Я вымою и твою тоже. — Нет. Джордан топает ногой. — Но почему нет? Я открываю рот, чтобы ответить, но передумываю, так как она, вероятно, не примет «потому что я не хочу» как достаточно вескую причину. — Я буду готовить тебе завтрак и ужин каждый день до конца нашего пребывания здесь. Ох, я понимаю, что здесь происходит. Манипуляция. Я видел, как женщины в жизни моего отца проделывали с ним тот же трюк. Конечно, они просили гораздо большего, чем мытье волос. Они все держат рот на замке о его делах, когда цена подходящая. Дорогой компромисс.