– Отлично. Дайте мне немного времени переговорить с ним, и я все устрою. Арора вышел, а я пока занялся изучением вида из окна. Бархатные газоны и аллея зеленых деревьев вели к берегу широкой реки – видимо, той самой Маханади, хотя сегодня по ней не плыло никаких богов или прочих бревен. – Что ж, довольно мило, – услышал я позади голос Несокрушима. Он устраивался за одним из столов. – Не расслабляйтесь, сержант, – посоветовал я. – У меня такое чувство, что нам здесь не придется вальяжно рассиживаться. – А что, если этот подозреваемый, которого они арестовали, действительно является мозгом заговора? – И на каком основании, по-твоему, они его арестовали? – Простите, сэр? – выпрямился он в кресле. – Сам подумай. Какие доказательства у них могут быть? Убийство произошло в Калькутте. Убийца покончил с собой. Любые свидетельства того, что он связан с Самбалпуром, вероятно, исчезли в пламени в номере гостиницы. Черт, да мы сами явились сюда исключительно по наитию. И теперь, учитывая все это, я с нетерпением жду подробного объяснения, каким образом славный майор Бхардвадж раскрыл это дело столь стремительно. Пятнадцать Старый форт стоял на скале над Маханади, отделенный от Сурья-Махала несколькими милями и тысячей лет. Могучие каменные стены и выщербленные зубцы возвышались суровым укором легковесной игривой архитектуре дворца. Нас усадили на заднее сиденье старого «мерседес-симплекса», а полковник Арора сел впереди рядом с шофером. Полковник извинился за машину. Ей лет десять, и подвеска уже скрипела. Но даже в таком состоянии она была гораздо приличнее Кармайклова «остина». – Я рассчитывал на что-нибудь более современное, – сокрушался полковник, – но Его Величество настоял, чтобы мы взяли «мерседес». Он считает, что эта марка приносит удачу. Вы знаете, что значит «мерседес»? Я понятия не имел. Но, в конце концов, я не учился в Кембридже. – Это испанское слово, – ответил Несокрушим. – Обычно просто женское имя. – Верно, – кивнул полковник. – Но буквальное его значение – «удача». Его Величество уверен, что вас сюда прислали сами боги. Я припомнил, что его сын, юврадж, сказал нечто подобное, когда мы впервые встретились. Полчаса спустя он был мертв. – Ходят слухи, что в старом форте обитают духи могольского генерала, – полуобернувшись на сиденье, продолжал полковник. – Несколько сотен лет назад у нас было много хлопот с моголами. Этого генерала захватили в плен и держали в заточении в темнице форта, прежде чем ослепить и предать смерти. Говорят, ночами, когда ветер дует с востока, его дух бродит по коридорам, ищет путь домой. Когда машина подъехала к воротам, Арора показал на маленькое окошко высоко в стене форта: – Думаю, узника держали вон там. – Не в подземелье? – уточнил я. – Мы же не варвары, капитан, – укоризненно взглянул он на меня. – Что вы ожидали увидеть – Калькуттскую черную яму?[54] * * * Шофер остановил машину в пыльном внутреннем дворе. По трем пролетам винтовой лестницы солдат провел нас в здание, в небольшой, скупо меблированный кабинет. Сквозь узкую прорезь окна в помещение падал столб света. Солдат удалился на поиски майора Бхардваджа. Через окно были видны два храма на другом берегу реки. Первый, большое белое мраморное сооружение в обнесенном стеной дворе, венчала шикара – скульптурная пирамидальная крыша, характерная для индуистских храмов, сплошь покрытая резьбой. В стороне виднелись развалины маленького, более скромного здания. Синий «роллс-ройс» с зашторенными окнами подъехал к большому храму и остановился. Но, прежде чем я успел разглядеть приехавших, дверь за моей спиной открылась и в комнату вошел майор Бхардвадж. Майор оказался человеком грузным, с пышными офицерскими усами и жизнерадостностью покойника. Встреча с нами определенно не вызвала у него ликования. – Джентльмены, – коротко бросил он, – полковник Арора проинформировал меня о ваших полномочиях. Насколько я понял, вы желаете допросить заключенного. – Также этого желает махараджа, – уточнил я. – Прекрасно, – уныло скривился майор. – Сюда, пожалуйста. Он провел нас к массивной деревянной двери в коридоре и кивнул караульному. Отстегнув здоровенный железный ключ, висевший у него на поясе, солдат отомкнул замок и придержал дверь, пропуская нас в камеру. Полковник Арора был прав. Они здесь точно не варвары. Чистая уютная комната с видом на реку вполне могла сойти за гостиничный номер, если бы не решетки на окнах и не охрана у двери. Но первое удивление отступило перед вторым – неизмеримо большим. Молодая женщина, лет двадцати, коротко стриженная, обернулась и встала, встречая нас, из-за стола, за которым что-то писала. На ней была простая синяя курта и белые шаровары чуридаар. Женщина насмешливо взглянула на Несокрушима глазами, подведенными сурьмой. На матерого террориста она совсем не походила, скорее уж на принцессу. Вернее, могла бы оказаться принцессой, носи она хоть какие-нибудь украшения. – Мы точно попали туда, куда нужно? – спросил я. Майор Бхардвадж усмехнулся: – О да, можете быть уверены. Эта женщина доставила княжеству больше неприятностей, чем кто-либо еще со времен Моголов. – И у нее есть имя? – У меня есть имя, – резко отозвалась она. – Хотя не понимаю, с какой стати вас это интересует. – И продолжила, обращаясь к майору: – Или дело зашло так далеко, что сотрудники Англо-Индийской алмазной компании теперь имеют право допрашивать подданных Самбалпура? – Уверяю вас, мисс, – ответил я, – я не имею никакого отношения к Англо-Индийской алмазной компании. – А ваш приятель? – махнула она рукой в сторону Несокрушима. – Почему он одет так, словно только что сошел с парохода на берег? Я оглядел Несокрушима. На лице его застыло то самое выражение, которое появляется всегда, когда его знакомят с красивой (а вообще-то с любой) женщиной, – напоминающее нечто среднее между новорожденным щенком и испуганным ребенком. Было в женщинах что-то, от чего он немел как рыба. Не самое удачное свойство, учитывая, что мы пришли сюда, чтобы беседовать с барышней. – Его зовут Банерджи, он полицейский, – сказал я. – И тоже не имеет отношения к компании. Она пристально уставилась на меня, будто пыталась прозреть мои намерения. – А вы? Кто вы такой? – Меня зовут Сэм Уиндем. И я здесь в отпуске. А сейчас, думаю, будет вполне честно, если вы назовете ваше имя. Она молчала. – Ее зовут Бидика, – ответил майор Бхардвадж. – Шрейя Бидика. Она школьная учительница из Самбалпура. Но не обольщайтесь, она еще и принадлежит к одним из главных смутьянов, подстрекающих к бунту против махараджи. – Очень приятно, мисс Бидика, – вежливо кивнул я. Она оставила мою любезность без внимания. – Итак, если вы не от Англо-Индийской алмазной компании, – сказала она, – что вас привело ко мне? Дайте угадаю. Вы адвокаты, которых диван пригласил в наше маленькое княжество, дабы убедить всех, что дело расследуется честно и открыто и справедливость восторжествует. – Не совсем, – возразил я. – Я детектив. У нас с сержантом имеется некоторый опыт в расследовании убийств, и Его Величество махараджа решил, что было бы недурно, если бы мы применили его в вашем случае. – О да, отец народа может быть очень заботливым, – ехидно заметила она. – Мне рассказывали, что большинство его подданных вполне счастливы. – Большинство его подданных воспитаны в убеждении, что он – божество. Как, по-вашему, можно выражать недовольство богом? – Ну, у вас, видимо, нет с этим проблем. Вы не считаете его божеством? – Что ж, – она сдержанно улыбнулась, – его продажность поистине сверхъественна, однако боги не страдают от старческого слабоумия. – Ваши друзья из Конгресса[55] считают, что Самбалпуру было бы лучше без него? Верно? – Я не член Конгресса, – пылко возразила она. – Конгресс придерживается политики невмешательства в управление княжеств. – Как и правительство Ее Величества. Тем не менее я здесь, и вы тоже. Вероятно, обе стороны имеют довольно растяжимые понятия о том, что такое невмешательство? Она улыбнулась, и я заметил, как плечи ее чуть опустились. Мисс Бидика немного расслабилась. Я сел на кровать и жестом предложил ей занять место за столом. Несокрушим по-прежнему неловко топтался в дверях. – Вы знаете, за что вас арестовали? – Официально – нет. – Но догадываетесь? – Могу только предположить, что это имеет отношение к убийству ювраджа в Калькутте. – Вам что-нибудь известно об этом преступлении? – Ничего.