– Конечно, но это считается большой честью, не говоря уже о гарантии безбедной жизни. – Безбедной? – Совершенно верно. Наложницы Его Величества зачастую самые обычные деревенские девушки. Они благодарны за возможность жить в достатке и безмятежности зенаны[58]. – А что происходит, когда махараджа теряет к ним интерес? Арора взглянул на меня так, словно вопрос показался ему ужасно смешным. – А что может с ними произойти? Продолжают жить в гареме до конца жизни. В конце концов, они по-прежнему женщины из дворца, и к ним, и к их отпрыскам относятся соответственно. Вообще, мне кажется, их жизнь становится даже легче, когда имена перестают появляться в списках опочивальни. – И продолжил: – Думаете, это она стоит за покушением? Слова Кармайкла эхом звучали в моей голове, и я колебался, что именно могу рассказать полковнику. Возможно, именно он убедил махараджу допустить нас к расследованию, но тем не менее он остается членом королевского двора Самбалпура, и, без сомнения, у него есть в этом деле собственные интересы. – Полагаю, следует еще покопаться, прежде чем объявлять дело закрытым, – решил я. – А как она тебе, Несокрушим? – Она очень красивая, – сказал сержант, глядя в окно на реку Маханади, несшую свои воды по левую сторону от нас. – А еще? – Хм? – Какие-нибудь соображения по поводу того, что она сказала? – Да, сэр. Простите, сэр, – вернулся он в реальность. – Она не производит впечатление убийцы. – Красивые женщины способны спланировать убийство не хуже прочих, – напомнил я. – Но все же, сэр… – Он умолк и вновь задумался. – Вперед, сержант, – подбодрил я. – Выкладывайте. – Нет, ничего, – тряхнул он головой. – Просто кое-что, о чем она упомянула, натолкнуло меня на мысль… Нет, она ошибается. – В чем? – Ра. – Что? – оторопел я. – Египетский бог Ра, сэр, – объяснил он. – Она сказала, что боги не страдают от старости. Но, по некоторым сведениям, Ра страдал. Говорят, в старости он был убежден, что люди смеются над ним. – Как увлекательно, – скептически заметил я. – А это важно? – Точно не знаю. Но полковник, похоже, заинтересовался. – И что было дальше? – спросил он. – Как он реагировал на насмешки? – Это довольно неприятная история, – вздохнул Несокрушим. – Но, в общем, он отправил двух своих дочерей погубить весь род человеческий. И у них все получилось бы, если бы одна из них не напилась допьяна. – Что ж, – заметил полковник, – возможно, в этом есть урок для всех нас. Давайте надеяться, что нашему богоравному правителю не придет в голову подобная мысль. – Да уж, – кивнул я. Но меня осенило, что есть и другой урок, который можно извлечь из сказки про Ра и его дочерей: никогда не следует недооценивать способность умных женщин совершать самые черные деяния. – Что с ней будет? – обернулся Несокрушим к полковнику. – Думаю, она послужит примером, как говорят французы, pour decourager les autres[59]. – Послужит примером? Каким образом? Полковник отвернулся, устремив взгляд на холмы на другом берегу реки. – Поверьте, сержант, вы не захотите этого знать. Шестнадцать Темнело, и влажный воздух лип к коже, как мокрая мешковина. Наш автомобиль остановился у ворот резиденции. – Завтра я заеду за вами в девять, – сказал полковник и велел шоферу трогаться, не дожидаясь нашего ответа. – Пойдем, – обернулся я к Несокрушиму. Мы поплелись во двор, мимо индийца, спускавшего «Юнион Джек», – ржавый металлический блок скрипел, когда он тянул за тросик. Что до самого флага, то дыр в нем было больше, чем лунок на поле для гольфа. Полагаю, Кармайкл решил, что развевающийся поеденный молью флаг все же лучше, чем никакого флага вообще. Не уверен, что разделяю его мнение. Поскольку «остин» нигде было не видать, я предположил, что хозяина нет дома. Однако входная дверь была открыта, и мы поднялись в свои комнаты. * * * Закрыв за собой дверь, я стянул рубашку и вытер испарину на груди тонким хлопковым полотенцем гамча, которое обожают местные и которое практически бесполезно, потому что не впитывает влагу. Сумев лишь размазать пот по телу, я сдался и просто ополоснул лицо теплой водой из таза. Вскоре меня настигла привычная боль. Пока она ограничивалась зоной плеч, но скоро начнет распространяться – сначала на мышцы спины, потом груди и бедер и, наконец, просочится в кости. Следом придет туман – сперва опускающийся легкой дымкой на синапсы, а потом разбухающий, застывающий, твердеющий; его хватка сожмется в кулак внутри моего черепа, вытесняя в итоге все мысли, кроме одной. Опиум. Весь процесс от первых симптомов до полноценной абстиненции занимает некоторое время – возможно, несколько дней, – но уж коли он начался, единственный способ остановить его, это доза О. Однако сейчас важно использовать то время, что у меня осталось. Я лег на скрипучую кровать, но тут же вскочил и вытащил из кармана брюк смятую пачку «Кэпстена». Закурив сигарету, вернулся на кровать. Вспомнилась старая газетная реклама, восхвалявшая положительное действие табака на мыслительный процесс: «Курите “Огден”, чтобы стимулировать мозг». Предстояло многое обдумать, и помощь мне не помешала бы, но я докурил сигарету до крошечного окурка без всякого заметного прироста когнитивных функций. Ладно, сигареты – только первое оружие в моем арсенале. Наверное, пора задействовать тяжелую артиллерию. Чемодан лежал на небольшом комоде в углу комнаты. Я перенес его на кровать, щелкнул замками и поднял крышку. Взгляд инстинктивно притягивался к тому месту, где под стопкой рубашек покоился дорожный несессер с опиумом, но я, отвергая зов, вытащил полупустую бутылку «Гленфарклас». Запасами нужно распоряжаться аккуратно. Хорошего виски и в Калькутте катастрофически мало, и, насколько я мог оценить бюджет Кармайкла, приличный односолодовый в последний раз появлялся в резиденции еще до Мятежа. Я нашел стакан, стоявший рядом с умывальником, налил себе немного, завалился на кровать и отхлебнул. Меня тревожил разговор с мисс Бидикой. Она приняла меня за представителя Англо-Индийской алмазной компании. Потому что я сахиб или почему-либо еще? Были и другие странности. Ничего существенного, но… Сначала реакция майора Бхардваджа на фотографию убийцы, напомнившего ему покойного пандита. А затем, когда я спросил, кто будет решать судьбу мисс Бидики, майор начал темнить: дескать, все решает Кабинет, учитывая мнение королевской семьи. Но махараджа – божество для своих подданных, а боги, по моему опыту, не склонны доверять такого рода решения коллегиальным органам. Когда очередной глоток не помог делу, я разом махнул оставшееся в стакане и налил второй. Стандартная доза виски – это, как правило, не более чем ложная экономия. Лучше сразу начать с двойной и избавить себя от хлопот дозаправки. Второй стакан принес больше пользы. Меня осенило, что брат принца Адира принц Пунит как новый юврадж также мог иметь собственную позицию по данному вопросу. Логично, что махараджа в его преклонном возрасте мог бы поинтересоваться мнением второго сына. А что, если именно на это и намекал майор Бхардвадж? Это умозаключение заслуживало поощрительной третьей порции, и я непременно налил бы, если бы не стук в дверь. На пороге стоял Несокрушим. – Как вы думаете, что они сделают с ней? – спросил сержант. Сейчас он похож был на карликового Атласа, державшего на своих плечах все бремя мира. – С кем? – С мисс Бидикой. – Заходи, – вздохнул я. – Я вас не побеспокоил? – заволновался он. – Немного поздно задавать такой вопрос. – Я махнул в сторону стула рядом со столом. – Я как раз собирался выпить. Хочешь? – Нет, благодарю. – Он с подозрением уставился на меня: – Это первый виски за вечер? Я взглянул на часы. Ровно шесть. Технически получается, что первые два были употреблены еще днем. – Да, – заявил я с убежденностью праведника. Не обращая внимания на стул, Несокрушим продолжал стоять. – Думаете, они собираются обвинить ее в соучастии в убийстве Адира? Я все-таки налил себе виски. – Все выглядит именно так. Она явно заноза в заднице королевского семейства. Боюсь, инакомыслие здесь приветствуется так же, как проказа. Виновна она или нет, но случай очень удобный, чтобы обвинить и приговорить ее. – А потом что? Казнить? – Они не могут этого сделать – во всяком случае, по закону. Предполагаю, они ее посадят, и я не ставил бы на то, что ее выпустят в обозримом будущем. Сержант погрузился в молчание. Не нужно было быть провидцем, чтобы понять, что творится в его голове. Несокрушим был безнадежным романтиком, а мисс Бидика – благородной девицей, нуждавшейся в помощи. Спасти ее – вот о чем он мечтал, даже если потом не посмеет с ней заговорить.