Весь отряд охотников спускался на теннисный корт – плавно, словно пух одуванчика. С отчаянным воплем Нуит сорвала с креплений ворота вместе с замком и цепью и швырнула в ведущего преследователя. Робот закрутился на импеллерах; не теряя ни секунды, Нуит потащила Камагуэя через буйные заросли клематиса. Тот упал в бетонную траншею, на дне которой вяло плескалось несколько сантиметров вонючей воды, и сильно ударился. Поднял покрытые слизью руки, с отвращением оглядел свои испорченные штаны. – От толики грязи еще никто не умер, – сказала Нуит, протискиваясь мимо него, чтобы погреметь металлической решеткой, преграждающей доступ к бетонной водопропускной трубе. – Верно, Нуит. Препояши чресла свои. – Она сжала кулаки; под покровом лиан было темно, но Камагуэю показалось, что он видит, как ее плоть течет и застывает, превращаясь в два тарана из белой кости. Ржавый металл согнулся и рассыпался при первом ударе, при втором прутья поддались, при третьем лопнули. Предчувствие заставило Камагуэя поднять глаза. Огни виднелись сквозь маскирующий покров из листьев и приторно пахнущих цветов. – Нуит… Она отгибала прутья решетки голыми руками. Ее сила превосходила воображение. Полезный талант для проститутки. Как и оборотничество. – Только взгляни на мое гребаное платье. Почему-то такие вещи никогда не случаются с нелюбимыми тряпками. – Я куплю тебе целый магазин, зайка. – Хватит голливудских шуток, просто тащи свою задницу в эту дыру. – Она втолкнула его внутрь. Водопропускная труба представляла собой круг абсолютной черноты высотой в метр, мерзкая жидкость доходила до щиколотки. – Подземная железная дорога имени Нуит; следующая остановка – некровиль. И помни, chico, ты должен мне все объяснить. Камагуэй бросился в темноту. Позади него бетонная канава вспыхнула белым пламенем теслерного огня. Сорок шесть часов сорок четыре минуты. Три амбициозные мечты Хуэнь: Uno: устроить пикник на горе Рашмор. «Девушка, которая взлетела Линкольну на нос». Dos: побить рекорд страны по одиночному планированию. Tres: влезть Туссену под летный костюм – черно-розовый, с рисунком в виде спиралей. Она бы отказалась от пунктов uno и dos, если бы смогла обхватить ногами tres. И она со временем добьется своего. Даже каменное лицо Presidente Линкольна на Рашморе со временем могло стереться, а Гнездо Лодога-Каньон было не таким большим местом, чтобы он мог прятаться от нее вечно. Гнездо – одно из двадцати, усеявших западные склоны Гриффит-парка – представляло собой ультрасовременный архитектурный жилой комплекс, который снаружи выглядел как гигантская брокколи, а обитать в нем было все равно что в собственном левом легком. Жизнь под полупрозрачными зелеными гранеными куполами, среди альвеол и ребер жесткости, обеспечивала ту же социальную открытость и близость, что и у подводников, цирковых артистов и спортсменов. Никакой приватности. Никакой секретности. Никакой застенчивости. Для групп вроде Орлов Лодоги, где индивидуальность подчинялась высшему идеалу полета, дух неприкрытого содружества был необходимым социальным цементом. Без него они бы перегрызли друг другу глотки. Хуэнь нашла черно-розовый костюм, висящий на крючке, прикрепленном эпоксидной смолой к пузырчатой стене гигиенического центра. Кое-кто стоял под душем. Она проскользнула внутрь, приняла тщательно непринужденную позу у умывальника и откровенно залюбовалась его мокрым телом. – Собираешься на вечеринку? («Я могла бы туда прошмыгнуть, но ты же выкинешь меня вон».) – Иду в Город мертвых, но не на вечеринку. – А зачем? («Нашел себе кого-то. Вот засранец».) – Просто хочу повидаться с друзьями. – А я их знаю? («Я ей сердце из груди вырежу и зажарю у нее на глазах».) – Маловероятно. – А я могу пойти с тобой? Тут скучно. Все такие унылые. («Только попробуй меня не взять».) Шипение и бульканье воды прекратились. Туссен вычистил пену из ушей уголком полотенца. («У меня получится».) – Нет, это вроде как личное. Воссоединение старых друзей. В другой раз, если не возражаешь. – Смотри, фейерверк! – Встав на цыпочки, Хуэнь увидела, как в долине внизу распускаются малиновые огненные цветы. – Эй, Туссен. Там что-то происходит. Ты не горюй о пастушке: Он про волка кричал – Схрумкали. – предупредил Туссен. – Честное слово, Туссен. Я это уже в третий раз за неделю вижу. – Наверное, просто собачники или дети, ищущие, где бы пошалить или чем бы обдолбаться. – Но он подошел, толком не обсохнув, чтобы выглянуть наружу. – Ничего не вижу. Хуэнь последовала за ним в его жилище. Это нельзя назвать ни «комнатой», ни даже «закутком»: оба слова были слишком громкими для дурно пахнущей спальной капсулы, приклеенной к изогнутой стене, и подвесного шкафчика. – Надень это, тебе идет, – сказала Хуэнь, кивая на его единственный полуофициальный наряд, тщательно отобранный так, чтобы годился для почти любого выхода в свет. «Прошлое…» Он вспомнил про костюмы, у которых каждая штанина стоила по пятьсот баксов; их вручную сшили лучшие мастера Города мертвых, и теперь тряпки собирали пыль и незаметно давали усадку год за годом. Любое дело, которое требовало ношения костюма, было жалким подобием настоящей жизни. Туссен еще мог вспомнить, как выглядели костюмы, но не туфли. Туфли – никогда. Выходит, он и не собирался идти по стопам отца. Неужели мы просто меняем одну униформу на другую? – Нет, хочу вот это. Уличный стиль. Мода для теплого климата. Много обнаженной кожи. Хуэнь пожала плечами. – Я все еще думаю, что в другом ты смотрелся бы лучше. Зависит от того, хочешь ли ты произвести впечатление на людей или нет. – Это всего лишь corillo[96][Corillo – большая компания друзей (исп., сленг Пуэрто-Рико).], в которую я когда-то входил. Мы встречаемся каждую Ночь мертвых в кафе «Конечная станция» в Святом Иоанне. Подходящее место для встречи: кафе умерло много лет назад. Мы просто поднимаем тост за безвкусный труп. Каждый год мы по очереди устраиваем какое-нибудь мероприятие, что-нибудь необычное – поездку, экспедицию. Что-то. В прошлом году отправились на поиски Мультяшного кладбища. Это было мое мероприятие. В этом году очередь Сантьяго Колумбара. Одному богу известно, что он вкладывает в понятие «веселая ночь». Брат Мохаммед, который висел в гравитационных ботинках под потолком в своем закутке размером два на два метра, внезапно потянулся к перекладине и ловко опустился на землю. – Ты знаешь Сантьяго Колумбара? Раньше он был моим героем. Как все великие звезды futbol и movimiento[97][Movimiento – здесь: кинематограф (исп.).] в одном лице. Он однажды такую штуку сделал: ликантропеон-3, темпорально-ориентированный проприоцептор. Каждые двадцать девять с половиной дней срабатывало и сообщало твоей нервной системе, что ты волк. Собери десять товарищей вместе, раз, два, три – погнали, вы стая. А-у-у! Лондонские оборотни. Крутая была штука, ты мог наблюдать, как меняешься, когда начинают работать проприоцепторы; виртуальный преобразователь можно было запрограммировать так, чтобы и своих товарищей по стае ты видел волками. Вы все действительно думали, чувствовали и ощущали, как волки. Хорошее вещество. Потребовался целый год, чтобы оно вышло из моего организма. К тому времени я уже пристрастился к полетам. – Надо тщательнее выбирать кумиров, – мрачно сказал Туссен. – Кто-нибудь знает номер службы такси? – Сегодня вызвать не получится, – сообщила Хуэнь с легким злорадством. – Живые не спустятся в долину, а мертвые все заняты. Чтобы доказать ее неправоту, телефон сообщил Туссену номер велотакси «Парамаунт кэб». «Десять минут», – сказали на том конце. Ровно через десять минут с точностью до секунды велорикша позвонила в колокольчик на гравийной дорожке возле Гнезда. – Что ж, желаю приятно провести время, – сказала Хуэнь без тени любезности. – Идея не в этом… – вздохнул Туссен. Похожая на сфинктер дверь Гнезда Лодога закрылась за ним. Вечер: ясный, теплый, температура тридцать два градуса, влажность девяносто три процента, ветер западный, переходящий в северный, северо-западный, слабый, около восьми километров в час. Последние инфракрасные отблески комендантского часа в небе. Предчувствие грома. Земля пахнет; пахнут латериты[98][Латериты – тропическая разновидность почвы.] и все, что растет. Из долины тянет дымом пожара. – Ты тот парень, который хочет в кафе «Конечная станция»? – спросила cochera[99][Cochero, cochera – здесь: велорикша, таксист или таксистка (исп.).], мускулистая мертвячка, одетая в шорты и увешанная бижутерией; она как будто ничуть не запыхалась после крутого подъема в Гнездо. Голова у нее была бритая наголо, если не считать пяти тщательно завитых дредов у основания черепа. – Надеюсь, ты не против попутчика. Таковым оказался мужчина неопределенного возраста, с лицом вроде тех, которые кажутся знакомыми и заставляют до утра мучиться от попыток вспомнить, как человека зовут. Нарядный Туссен почувствовал себя неуютно: все равно что серфер на свадьбе. – Прекрасный вечер, – сказал пассажир. Cochera спешилась и стала что-то подкручивать. Какой-то мужчина шел по гравийной дорожке от густых зарослей бамбука, скрывающих фундамент Гнезда. Что-то кольнуло, ёкнуло: надвигается беда. Пассажир доверительно наклонился вперед. – Знаете, – сказал он, – вам действительно стоило надеть другой костюм. Так было бы гораздо удобнее. Туссен схватился за стальную раму, чтобы отпрыгнуть как можно дальше. Отскочить. Убежать. Спрятаться. Но хромированная эмиссионная головка тункера оказалась в тридцати сантиметрах от его «третьего глаза». Оружие держал в левой руке человек, вышедший из зарослей бамбука. – Возвращайтесь в такси, сеньор Теслер. Тункер: популярное, дешевое, массовое противопехотное оружие, состоящее из высоковольтного мазера и запаса энергетических патронов. Для стрельбы с небольшого расстояния; общественно опасное. Работает по принципу городской легенды про пуделя в микроволновке, только вот в этой версии в пар превращается мозг и разносит голову на части. Сцена с взрывающейся башкой – как ни крути, нестареющая классика. Сеньор Теслер. Сеньор Теслер. Сеньор Теслер. Шов вдоль ранца с крылом вдруг заныл, как будто воспалился и стал ужасно болезненным. – Кто вы такие? – Это Тешейра, – мужчина с тункером слабо улыбнулся, – это Шипли, – мускулистая женщина кивнула, в кулаке у нее сверкнул серебром второй тункер, – а меня зовут Квебек. Что вам мало о чем говорит. И не должно, сеньор Ксавье Теслер.