Мне не остается ничего, кроме как отправиться за ними. – А где ты живешь? – Интересуется он. Она называет адрес в престижном районе. Тот находится сразу за нашим, на той же береговой линии, только намного лучше благоустроен, дороги там идеальные, пляжи чистые и закрыты для туристов, а дома все сплошь коттеджи с дизайнерскими интерьерами. По сути, это короткая улочка, где живут обеспеченные люди города, и куда простым смертным вход если не закрыт, то уж точно ограничен. Как говорится «смотри, но руками не трогай, жить здесь тебе не по карману». – О, какое хорошее место. – Отвечает Высоцкий, делая вид, будто не знал, где она живет. Он оборачивается, и мы встречаемся взглядом. Его неловкость и смущение натыкаются на мои недовольство и гнев. «Что значит «предложил подвезти»? – Одними глазами говорю я. – Это, вообще-то, моя машина, мог и спросить!» «Прости, прости, прости», – хлопает ресницами Никита. Я шумно выдыхаю и стискиваю кулаки: «Бесишь!» Но так и не произношу вслух этих слов. Матвеева идет, плавно покачивая бедрами. Я уверена, она делает это не специально, у нее это выходит само собой. Просто некоторые девочки с рождением получают то, что принято называть женственностью, а остальным приходится вырабатывать ее в себе годами. И не всегда успешно, между прочим. А она двигается и выглядит так, словно ее красота огромна, и идет на полшага впереди нее. Недосягаемый уровень. Наверное, я никогда не смогу быть как Полина. Даже если буду повторять за ней каждое движение, каждую улыбку, поворот головы или слово. Даже если буду полностью копировать ее стиль в одежде, прическу и образ. Мне просто не дано. У машины мы с Полиной едва не наталкиваемся друг на друга. Все из-за того, что она направилась к пассажирскому сиденью, а туда по привычке собиралась сесть я. – Э… Садись ты. – Уступаю ей я. – Я поеду сзади. Не знаю, зачем делаю это. И Матвеева даже не благодарит меня: по-хозяйски забирается на пассажирское сидение пикапа и хлопает дверцей, а мне остается лишь прикусить свой язык за глупое предложение и полезть назад. Еще один недовольный взгляд я мечу в Высоцкого в зеркало заднего вида, как только устраиваюсь на сиденье. – Так как учеба? – Заметив, что Полина с интересом оглядывает небогатое убранство салона, спрашивает Никита. – Что? – Поворачивается она. – Начало учебного года. Наверное, тебе совсем не хотелось возвращаться в школу после летних каникул? – Это да. – Отвечает девушка. – Уроки отнимают много времени и сил. Я бы предпочла потратить их на саморазвитие. Я наклоняюсь к переднему сиденью и втягиваю носом аромат ее духов. Такой изысканный. Странно, что такая хорошенькая девушка с таким хорошим вкусом не считает учебу в школе развитием. – А куда ты собираешься поступать? – Интересуется Высоцкий. – Папа хочет, чтобы я шла в медицинский. – В ее голосе звучат капризные нотки. – У него фармацевтический бизнес, найти для меня теплое местечко в компании не будет проблемой. – Я слышал, в этой сфере крутятся большие деньги. – Еще бы, люди болеют всегда, им нужны лекарства. Как говорит папа, когда встает вопрос жизни и смерти, вопрос цены уже не стоит. «Она недалекого ума. – Мысленно вздыхаю я. – Как Никита этого не замечает? К тому же, Полина собирается идти в медицинский не ради спасения жизней, а по велению отца и из-за финансовых соображений. Высоцкому точно нужна такая девушка? Он ее потянет?» – Медицинский это круто. – Говорит он. – Да. Только с химией и биологией у меня совсем никак. – Вздыхает Матвеева. – Пришлось записаться на факультативы, а там така-а-ая скука. – Серьезно? А я тоже планировал пойти на химию. – Брякает Никита. – Да? – Удивляется Полина. – Тоже собираешься на медицинский? – Н-нет. – Теряется он. Но тут же придумывает, как поправить ситуацию. – Я просто обожаю химию! С детства! Ну, в смысле, не с детства, а с тех пор, как нам стали ее преподавать! Я бью себя ладонью в лоб и отворачиваюсь к окну. Мне больно на него смотреть. Это унизительно – вот так изворачиваться, чтобы понравиться кому-то или быть к нему ближе. – А вообще я музыкант. – Выпаливает Высоцкий. – И солист в собственной группе. – У тебя своя группа? – Ага. Мы будем выступать на уличном фестивале, приходи! Я готова испепелить его взглядом, но Никита не смотрит на меня. Как только мне представится возможность, я выскажу ему все, что думаю! – А как называется твоя группа? – Спрашивает Матвеева, отбрасывая волосы от лица. Кажется, я была права: музыка для Никиты – явный козырь. В Полине сразу проснулся явный интерес. – У нас еще нет названия. – Отвечает он. – Но я хочу что-то вроде «Крипи Кор»! Или «Гармоникс»! Или… «Выключатель Пи»! «Чего?» – теперь я поворачиваюсь и прожигаю взглядом его спину. Мы никогда не говорили с ним о названии группы, и обсуждать его уж точно должны вместе. Почему я только сейчас узнаю, что Никита уже думал об этом и даже заготовил несколько вариантов? Или он придумывает их на ходу? – Вектор бесконечности! – Продолжает выдавать он названия – одно удивительнее другого, и что хуже, не имеющие отношения к нашей музыке. Наверное, его от волнения так несет. – Бойкот! – Прикольно. – Хихикает Полина. – Бойкот. – Да, как знак протеста против системы! Я открываю рот, чтобы выразить мнение, которого никто почему-то не спрашивал, но тут пикап тормозит, и я вижу, что мы остановились возле моего дома. А дальше что? Никита поведет ее до дома пешком? – Высадим Алену по пути. – Торжественно провозглашает Высоцкий. «Чего?» – Ты здесь живешь? – Сочувственно интересуется Полина, приникая лицом к стеклу и разглядывая мой дом. Но мне не дают ответить. – До встречи вечером на репетиции! – Обернувшись, прощается со мной Никита. Я так потрясена, что вылезаю из машины, не ответив и даже не взглянув на него. Пикап срывается с места, окатив меня пылью. Я еще долго смотрю им вслед, чувствуя себя полной идиоткой, и только потом отправляюсь в дом. Бросаю рюкзак в гостиной, прохожу на кухню и смотрю на наши с Никитой фотографии, прикрепленные магнитом к холодильнику. На них я с парнем, которого знала всю жизнь. Или мне казалось, что знала – от крохотной родинки на шее до кривого шрама под коленом. На этих снимках я с парнем, чьи фразы могла продолжить с середины, потому что всегда знала, что он хочет сказать. И всегда знала, как он поступит в той ли иной ситуации. Так где теперь этот парень? И кто уехал сейчас на пикапе моего отца? Я беру ведро мороженого из морозилки, пластиковую ложку и отправляюсь в место, которое когда-то было нашим: прочь из дома, через дорогу, вниз по тропинке, мимо дома Высоцких и снова вниз по каменистой тропке сквозь деревья. Здесь, под старой сухой сосной, лежит большой валун. Он покатый, поэтому места на нем хватает только для двоих, и еще нужно постараться залезть так, чтобы не скатиться и не ободрать коленки. Зато, если получилось, отсюда открывается самый красивый вид на самое чистое море. Мелкий светлый песок, смотрящийся пришельцем на каменистом берегу, и синяя гладь воды. А вот тот самый севший на мель ржавый сухогруз справа. Левее от него – Лазорев мыс. Небольшой и вроде ничем не примечательный, но если приглядеться – просто сказочный. Его обрывистые берега имеют полосатую окраску: это вода и ветер веками придавали им затейливую форму. А если подплыть ближе, то можно увидеть маленький сквозной проход в мысе – это грот влюбленных. Заплывать под него запрещено: сотни людей погибли, пытаясь сделать это и попав в ловушку прилива. Но как же красиво! И почему только все самое прекрасное, как например, любовь, обязательно должно быть опасным и нести боль и смерть? Я ем мороженое, быстро превращающееся в сладкую склизкую кашу на солнце, и плачу. «Что Никита нашел в этой Полине? Почему так быстро стал меняться ради нее?» Размазывая слезы по лицу, я смотрю вдаль на мыс и прокручиваю в голове наше детство. «Мне нужно его отпустить. Нужно смириться. Нужно искать что-то свое, потому что мы с Высоцким больше не одно целое». «Это Алена. Моя… одноклассница. И соседка», – звенят в голове его слова. Мороженое капает с ложки в ведерко и смешивается с моими слезами, капающими туда же. Я здесь, чтобы не видеть его, когда он вернется поставить машину в гараж. Мне слишком больно, но я не допущу, чтобы Никита знал об этой боли. Эти слезы не для него, пусть их забирает ветер. Все, до последней капли. 8.3 НИКИТА – Опять у тебя это идиотское выражение лица. – Замечает Дрыга, когда в конце урока физкультуры мы бежим пять километров по дорожке вокруг школьного стадиона. – Какое? – Спрашиваю я. – Да, вот это самое. – Усмехается он, бросив на меня короткий взгляд. – Ты улыбаешься как идиот. Вместо ответа я растягиваю улыбку еще шире.