— Как самочувствие, Андрей Саныч? — участливо спросил он. Голос Геннадия казался пробивающимся сквозь плотную вату далёким раскатом грома. Семёнов попытался улыбнуться, но мышцы лица тоже отказывались слушаться. — Эсо нэ похеле, — пробормотал он сквозь одеревеневшие губы. Стрин на секунду расфокусировал глаза, как бывало всегда, когда он входил в свой транс, затем ни слова не говоря, вылетел из номера. Потянулись бесконечные минуты ожидания. Тело так и не начало слушаться, к тому же ужасно хотелось в туалет. Семёнов успел досконально изучить белый, покрытый мелкой паутиной трещинок, деревянный потолок, когда дверь снова открылась. На этот раз вошла женщина, сверкая белоснежным халатом. Сзади неё маячили двое в синей медицинской униформе и с носилками. — Здравствуйте, профессор, — участливо сказала врач по-английски. — Как вы себя чувствуете? Семёнов, с трудом ворочая непослушными губами, описывал симптомы. Многие фразы приходилось повторять два, а то и три раза, настолько невнятно они выходили. — Мисс Эндрюс, — Стрин прорвался в номер. — Давайте, я помогу? Доктор непонимающе уставилась на Геннадия, а он положил руку на грудь Семёнову, снова расфокусировал глаза, и монотонным голосом описывал: — Печень почти не работает, такое ощущение, что каналы чем-то забиты. Почки тоже. Сердце прокачивает кровь с трудом. На общем фоне чувствуются какие-то сторонние вибрации. Доктор подняла Семёнову рукав, поскребла ярко-красным ногтем предплечье, и заметила: — Очень характерная сыпь. Профессор, вы вчера купались в Буффало-Крик? Андрей Александрович попытался показать глазами, что не помнит. — Мистер Стрин, — обратилась женщина уже к Геннадию. — Профессору Семёнову нужна срочная госпитализация. Очень похоже на заражение яйцами экитемус флювиалити. Она поднялась с кровати и махнула рукой в сторону коридора. — Мальчики, носилки, срочно. Новая Земля. Территория Ордена. База «Северная Америка». 26 год, 4 месяц, 16 число. 07:15 Юраба Ринеру не спеша ехал по дороге, наслаждаясь видами природы. Машина ровно гудела мощным двигателем, за окном поля жёлто-зелёной травы иногда, для разнообразия, допускали в свою зелёную компанию необычные низкорослые и раскидистые деревья. То и дело из травы, подобно окаменевшим костям неведомых гигантских животных, поднимались угловатые белые скалы. В небе, видимая в самом верхнем краю лобового стекла, парила неизвестная птица, нарезающая круги над саванной. Юраба специально следил, за два круга местный орёл ни разу не махнул крыльями. Иногда, примерно пару раз на два-три километра, справа от дороги, в траве встречались крупные звери. Дважды это было что-то похожее на кабана, но с рогами и лишней парой клыков, один раз мимо него пронеслись шесть четырёхрогих оленей. А примерно двадцать километров назад далеко справа Ринеру видел рогачей. Точь-в-точь таких, как их описывал путеводитель. Огромные, не меньше слона размером, с головами, утыканными многочисленными, торчащими в разные стороны, рогами, они безмятежно паслись среди жёлто-зелёной травы, даже не подняв головы на проезжающие машины. Лишь один вожак, задрав в небо разнокалиберные рога, и настороженно поводя ушами, провожал японца невозмутимым, как у статуи Будды, взглядом. Глаза рогача казались мудрыми и многоопытными. Он видел за свою жизнь тысячи машин, и все они проезжали мимо, не вторгаясь в его владения, не беспокоя стадо. И это пройдёт, казалось, говорил его спокойный взгляд. К левому рулю японец привык уже через пятьдесят километров. Сначала, конечно, было неудобно. Юраба не сразу нашёл ремень безопасности, потом левой рукой пытался нащупать ручку переключения положений коробки передач. Да и в зеркало на обгоняющие машины сперва смотреть было непривычно. До приезда на Новую Землю он проехал на этом Хайлендере не больше пятисот метров, от площадки, где недорого продавались не имеющие документов машины, специально для перехода в Новый Мир, непосредственно до ворот. За такое короткое время привыкнуть невозможно, так что первые двадцать километров он двигался очень медленно, пропускал обгоняющие автомобили, стараясь довести до автоматизма навык управления непривычным левым рулём. Но позже тело запомнило необходимые параметры, и дорога побежала веселее. Юраба даже позволил себе дотянуться до заднего сиденья, достать из распечатанной оружейной сумки пистолет, и, крутнув его на пальце, засунуть в висящую на боку кобуру скрытого ношения. — Дрейфую на юг, — подражая любимому киногерою, сказал японец. Фактически, дорога лежала на юго-восток, но почему бы иногда не подправить истину ради красивой фразы. Ведь что есть поэзия, думал Юраба, как не расцвечивающие повседневность цветистые слова, находящие прекрасное в, казалось бы, привычных и обыденных вещах. За крутым изгибом дороги Ринеру увидел стоящий на обочине золотистый Порше Кайен, который обогнал его ещё час назад, до того, как японец окончательно привык к леворульной машине. Как только Тойота вывернула за поворот, две двери Порше открылись, и на дорогу вышли двое мужчин. Оба были одеты в бледно-голубые потертые джинсы и широкополые шляпы. Только футболки на них были разные. Одна — чёрная, с нарисованным драконом и надписью «I can fly», на другой, на тёмно-зелёном фоне шагала куда-то влево вереница носатых крыс. Мужчины были вооружены двуствольными ружьями. Юраба остановился, оценил ситуацию, и понял, что его собираются ограбить, а может даже и убить. В любом случае, в машине оставаться нельзя, сообразил он. В этот момент раздался выстрел, и лобовое стекло покрылось широкой сеткой трещин. Следом ещё один. На этот раз в стекле образовалось несколько дырок. Юраба сплюнул сквозь зубы и сказал про себя: — Поехали, — и вышел из машины. Левый заряжал ружьё, засовывая патроны в казённую часть. Правый опустил ствол своего оружия вниз, с ухмылкой глядя на выходящего из машины невысокого японца. Юраба быстро, как вечером в гостиничном номере, достал Глок, навел на правого, и выстрелил. Тут же перевёл ствол на левого, и сделал ещё один выстрел. Левый упал. Правый уронил ружьё, и открыв рот, удивлённо смотрел на Ринеру. Японец сделал ещё два выстрела. Порше тут же взревел мотором, и, выбрасывая из-под колёс пыль и мелкий щебень, умчался вперёд по дороге. Два тела медленно покрывала оседающая пыль. Японец стоял с пистолетом в руке, глядя на притихшее поле скоротечного боя совершенно пустым взглядом. Некоторое время он ждал, когда начнёт тошнить, станет противно или появятся ещё какие-то привычные по книгам симптомы первого в жизни убийства, но ничего не было, даже мыслей. Лишь не меньше, чем через минуту, в голову пришли строки: Сверкающий меч есть последний судья. Кому-то он дарит быструю смерть, Кому-то сияющую славу в бою. Он постоял ещё немного, затем достал из машины бутылку с водой, и жадно отпил почти пол-литра. Мозги просветлели. Появилась первая мысль. Юраба подумал, что его могут обвинить в убийстве. Словно в ответ на его испуг, сзади донёсся рёв мощного двигателя, и со стороны баз подъехал песочно-жёлтый открытый армейский Хамви с тяжелым пулемётом, нагло торчащим над задней частью. Из него мгновенно выскочили четверо в форме Ордена. Трое подбежали к лежащим на дороге, а четвёртый не спеша, вразвалочку приблизился к японцу. — Сержант Джефферсон, патруль Ордена, — представился он, приложив два пальца к виску. — Что здесь произошло? — Юраба Ринеру, — поклонился в ответ японец. — Эти двое совершили на меня нападение, обстреляли машину. Лобовое стекло разбито. В ответ я выстрелил в них из пистолета. Сразу после моих выстрелов третий уехал в их автомобиле. Золотистый Порше Кайен. Юраба удивлялся сам себе. Не более десяти минут назад застрелил двоих, не моргнув глазом, а сейчас медленно и обстоятельно рассказывал историю своего преступления офицеру патруля. И не боялся, что этот офицер может его арестовать. А главное, не было ни малейшей нервной дрожи после двойного убийства. — Юраба Ринеру, — повторил он тихо и широко улыбнулся. — Сэр! Сержант Джефферсон, сэр! — раздалось оттуда, где патрульные осматривали убитых. Сержант кивнул Юрабе и подбежал к группе своих солдат. Они что-то разглядывали, проверяли оружие, смотрели следы. Только через десять минут Джефферсон вернулся к Хайлендеру. В руке его был белый полиэтиленовый пакет. — Ваши слова подтверждаются, мистер Ринеру, — по-военному чётко доложил он. — Из русской двустволки было произведено два выстрела, и ружьё заряжено. Это можно считать доказательством первого удара с их стороны. Кроме того, следы говорят о поспешном отъезде автомобиля. — Видеорегистратор! — воскликнул Юраба. — Как я мог забыть? У меня же установлен регистратор. Сейчас я дам вам флешку. Сержант положил карту памяти в прозрачный кармашек, куда уже были упакованы два АйДи, затем повернулся к японцу, и протянул тяжёлый на вид белый пакет, который держал в руке во время разговора. — По праву трофея, личное оружие и вещи, найденные на убитых вами бандитах, теперь принадлежат вам. Кроме того, на ваш АйДи перечислены две тысячи экю за уничтоженных преступников. Вы можете получить их в любом банке Ордена. И ещё. Повторите, пожалуйста приметы автомобиля, в котором ехали напавшие на вас. — Зелёно-золотой Порше Кайен. Без номеров. Стёкла тонированы, диски литые, серебристого цвета. Больше я ничего на заметил. Джефферсон ещё раз козырнул и запрыгнул в свой автомобиль. Остальная группа уже сидела на местах, поэтому Хамви сорвался с места и помчался в сторону Порто-Франко. Юраба посмотрел на дорогу. Тел там уже не было, зато чуть левее, в траве возникло активное шевеление. Через несколько секунд туда же спикировала жуткая птица с кожистыми крыльями, покрытыми редкими топорщившимися перьями, и с зубами в клюве. Японец вздрогнул и поспешил вернуться в Хайлендер. Ехать было неудобно. Вид через стекло, превратившееся в мозаику осколков, оставлял желать лучшего, кроме того, в мелкие отверстия задувал встречный ветер, причём, часто под совершенно невообразимыми углами. Поэтому поездка затянулась. Тем не менее, в город Юраба приехал засветло. Караульный опечатал сумку с оружием, проверил АйДи, и разрешающе махнул рукой. — Скажите, сержант, — обратился к нему японец. — В какой гостинице вы бы посоветовали мне остановиться? — Я не сержант, — гулко ответил караульный. — Капрал Джонс к вашим услугам. Думаю, вам подойдёт отель «Альпенблюм». Это приличная гостиница, недалеко от центра. Возьмите путеводитель. Она там отмечена. — Благодарю вас, капрал Джонс, — японец поклонился и проехал в ворота. Новая Земля. Территория Американской Конфедерации. 120 км к северу от города Форт-Джексон. 26 год, 4 месяц, 16 число. 17:35 Я, замерев, сидел возле ручья, вспоминая лекцию, прочитанную доктором Эндрюс. Итак, чешуйник. Двоякодышащая ящерица, в длину достигающая четырёх метров. Спина и ноги покрыты чешуёй, отсюда и название. Железа в хвосте чешуйника вырабатывает секрет, содержащий антитела к токсинам пресноводного наездника, и убивающий его зародышей. Это было обнаружено в период развития города, когда частые купания в ручье Буффало-Крик приводили к смертельным случаям. Тогда же и была уничтожена вся популяция чешуйника возле Форт-Джексона. Бедных животных ловили для получения сыворотки. И теперь я должен был скакать на мопеде по лесу за сотню километров от города, чтобы оторвать хвост у проклятой ящерицы, потому что в госпитале за последние два года не было зарегистрировано ни одного случая заражения наездником, а вакцина долго не хранится. Я с досады саданул кулаком по стволу дерева, под которым сидел. И на всё про всё у меня максимум двое суток. Через пятьдесят часов наступит паралич сердечной мышцы, а ещё через сутки из яиц вылупятся личинки этого чёртова наездника. А главное, вот он, в двадцати метрах от меня, прячется в ручье. Я почувствовал земноводное метров за пятьсот, пока был в трансе. Но лезть в воду за ним мне как-то не хочется. Боюсь, если я это сделаю, понадобятся две порции вакцины. — Цыпа-цыпа-цыпа, — прошептал я и сделал пальцами крошащие движения. Фиг вам. Тупое животное совершенно не желало вылезать на воздух. Я вновь вошёл в транс, и попытался попасть в резонанс с мозгом чешуйника. Минут десять ничего не получалось. Похоже эта тварь гораздо тупее самого недоразвитого каменного варана. Пришлось вернуться к мопеду, и снять с багажника моток верёвки и кошку. Хватит делать как попало, будем делать как придётся, вспомнил я армейскую шутку, и вновь вошёл в транс. Для изменения сознания давно уже не нужна была никакая песня. Получалось это так же просто как щёлкать пальцами. Как происходит переход в состояние транса, я не смог бы объяснить, как не смог бы описать как дышу или глотаю. Но сложности процесс не вызывал, так же, как и выход из тела. Вот и сейчас я легко вошёл в состояние транса и занялся поиском ближайшего эфиропотока. Нигде неподалёку его не было. Пришлось вызывать в памяти неприятные воспоминания, напрягать мозг, и создавать столб энергии искусственно. Это заняло не меньше пяти минут. Пяти драгоценных минут, каждая из которых уменьшала шанс профессора остаться в живых. Окружающие деревья затрещали, на меня посыпались листья. С веток сорвалась стайка мелких птиц и в ужасе кинулась куда-то на север. Энергия вокруг меня уплотнилась, пришла в движение. Сердце защемило, во рту я почувствовал привкус железа. На душе внезапно стало горько. Но своего добился. Поток эфира устремился вверх, я лёгким скольжением отделил сознание от физического тела, и тут же окунул в него руки. Призрачные ладони совсем по-настоящему защипало, через несколько секунд вокруг них появилось свечение. Я обернулся к чешуйнику. Ящерицы на месте не оказалось, дно ручья покрывала муть. Ушёл. Вниз по течению, подальше от внезапно возникшего напора энергии. Я помчался за ним. Терять ценного зверя не входило в мои планы.