Когда пришла соседская девочка, дверь стояла открытой. Тела никак не пытались спрятать. О чем это говорит? Что не играло роли, когда тела обнаружат. Почему? Убийца не сбежал. Он остался в этом районе или, во всяком случае, где-то неподалеку. Он убил Яна Седера в течение двух часов после того, как стало официально известно, что его отпустили из полиции… СЕДЕР УБИТ В СОБАЧЬЕМ ВОЛЬЕРЕ. Николь… Себастиан прервал размышления. Его взгляд все время тянуло туда. К улыбающейся на школьной фотографии девочке с темными волосами и карими глазами. Сабина была бы на несколько лет старше. Он никогда не думал о ней так. О более взрослой. Он никогда не задумывался над тем, как повел бы ее в первый день в школу, не представлял себя в качестве гордого отца на открытых уроках или спортивных мероприятиях. Вообще не думал о том, какие радости, трудности и открытия предстоят после четырехлетнего возраста. Никогда не размышлял о том, что сейчас был бы отцом подростка со всеми вытекающими последствиями, с необходимостью подводить ее ближе и ближе к самостоятельности во взрослом возрасте. Поэтому ли он все время возвращается к фотографии? Неужели он действительно видит там Сабину? В таком случае это безумие. Ведь после того второго дня Рождества он встречал множество темноволосых кареглазых девочек, не реагируя таким образом. Николь… Сабина так и не стала для него старше. Она была и осталась той любопытной четырехлетней малышкой, которую он любил больше, чем сам осознавал, которая всегда была главной. Всего хотела, все умела, все пробовала, и поэтому довольно быстро сообразила, как выбираются из детской кроватки. У них было правило. Сабине следовало засыпать в собственной кровати. Оставалась ли она в ней и дальше или в течение ночи оказывалась в их постели, не имело значения. Осенью 2004 года, последней осенью, она приходила почти каждую ночь. Чаще всего он просыпался уже от топота ее ножек по паркету в холле, а если нет, то всегда от ее «я хочу спать здесь», прямо перед тем, как она закидывала между ним и Лили подушку и залезала следом. Он накрывал ее своим одеялом и обнимал. Чаще всего она левой ручкой ловила его пальцы и сжимала их. Правый большой палец во рту. Она засыпала в течение минуты… Себастиан вздрогнул, когда в дверь постучали, и через секунду Фредрика открыла дверь и вошла в комнату. – Тут остался кофе. Хотите? Себастиан выпрямился на стуле. Он действительно унесся мыслями очень далеко. Казалось, будто он только что проснулся. Сколько же времени он так просидел? Он повернулся к Фредрике и увидел, как ее любезно-вопросительное выражение лица сменилось чем-то другим. Растерянностью? Неприязнью? Сочувствием? Она поставила на стол термос вместе с двумя зеленовато-белыми стаканчиками. – Это действительно ужасно, – произнесла она, многозначительно кивая на доску. Себастиан несколько секунд пребывал в недоумении, а потом почувствовал, что у него мокрые щеки. Неужели он сидел тут и плакал? Он поспешно провел ладонью по лицу. Очевидно. Отсюда и реакция Фредрики, когда она вошла. Она никак не ожидала застать криминального психолога Госкомиссии в слезах. Однако перед ней сидел чувствительный мужчина, в одиночестве оплакивавший жертв и это бессмысленное насилие. Но она не ушла, сделав вид, будто ничего не заметила. Она поддержала его. Возможно, ей нравятся чувствительные мужчины. Возможно, один такой у нее уже есть. – Много народу пришло помочь в поисках, – сказал Себастиан и слегка откашлялся, словно желая привести в порядок голосовые связки. – Приятно видеть такую активность посреди всего этого. – Он встретился с ней взглядом. Она кивнула. – Ваш муж тоже участвует? – закончил он максимально непринужденным тоном. – Я не замужем. Себастиан кивнул и слабо улыбнулся ей. О близком приятеле он спрашивать не намеревался. С одной стороны, тогда стало бы очевидно, куда он клонит, а с другой, он почти не сомневался в том, что у нее никого нет. Большинство людей продолжило бы информацию о своем гражданском положении словами: «но мой приятель участвует в поисках» или: «а мой приятель не смог прийти», имей они такового. – Так хотите кофе? – спросила она, кивая на термос. – Он по-прежнему горячий. Себастиан выпрямился на стуле еще больше. Ему требовалось обязательно отвлечься от своих мыслей. Перспектива еще одного одинокого вечера в цветастой комнате его не привлекала. Он выдал свою самую пленительную улыбку. – Только если вы составите мне компанию… «Он постарел», – подумал Эрик, когда Франк открыл дверь и впустил его в дом. Франк похудел, брюки держались на талии туго затянутым ремнем и шли складками, а рубашка висела совершенно свободно. Покрытые бородой щеки ввалились, и Эрик не мог припомнить у него раньше таких больших мешков под глазами. Неизменными остались только стоящие дыбом короткие стального оттенка седые волосы, всегда наводившие Эрика на мысль о персонаже комиксов, о котором он читал в юности: о Майке Номаде. Эрик снял ботинки и проследовал за пожилым мужчиной на кухню. Ему просто кажется, или Франк начал хромать? Он уже несколько лет страдает раком простаты, а в октябре прошлого года у него появились боли внизу спины, и под конец он пошел к врачу. Метастазы от простаты распространились в конец позвоночника. Облучение и цитотоксины временно приостановили процесс, но метастазы были неоперабельными, и никто не знал, сколько он еще продержится на ногах. Отказавшись от кофе, Эрик сел за квадратный стол у стены. В кухне стоял незнакомый и не совсем приятный запах. «Чад и… болезнь», – подумал Эрик, глядя, как Франк установил в кофеварку фильтр и начал отмерять кофе. – Как твои дела? – поинтересовался он, надеясь, что не услышит в ответ всю историю болезни. – Знаешь, что есть, то есть, живу сегодняшним днем. Эрик помолчал. Что на это отвечают? Франк включил кофеварку и поставил банку с кофе обратно в шкафчик. – Пийя передает тебе привет, – сказал Эрик, чтобы прервать молчание. – Кланяйся ей от меня, надеюсь, она скоро приедет меня навестить. – Да, конечно, просто сейчас так много… Франк кивнул, но у Эрика возникло ощущение, что он разочарован тем, что они не видятся чаще. Разочарован и одинок. Он осознал, что ему жаль Франка. Они с Пийей об этом неоднократно говорили. Известие о раке, разумеется, всегда не радует, а в случае Франка это катастрофа. Ему уже и так сильно досталось. Его жена Айна около восьми лет назад погибла в автомобильной аварии. У них только один ребенок, Хампус, которому 28 лет, он по-прежнему живет с отцом и никогда не сможет жить самостоятельно. У него множественная инвалидность. Эрик знал о поражении церебральным параличом, эпилепсии и частичном параличе, но присутствовало что-то еще, чего он не помнил. Муниципалитет организовал Франку сиделку на 85 часов в неделю, а остальное время он ухаживал за Хампусом сам. О том, что произойдет, если, или когда, Франка не станет, Эрику думать не хотелось. Франку, вероятно, тоже. – Чем же я могу тебе помочь? – спросил он, усаживаясь напротив Эрика и сцепляя руки в замок. – Ты слышал о пропавшей девочке? – Той, что видела, как убивали Карлстенов? – уточнил он и покачал головой. – Жуткая история. Просто жуткая. – Ты их знал? – спросил Эрик. – Я слышал о них, но никогда с ними не встречался, хотя они жили всего километрах в пяти отсюда. Он опять покачал головой. – Нам необходимо найти эту девочку, – продолжил Эрик и наклонился вперед, словно желая придать словам веса. – Да, понимаю. – Я подумал… или Пийя подумала о тебе, – поправился Эрик. – Ты знаешь окрестный лес, и она подумала, что, возможно, собаки способны помочь. Франк встретился с ним взглядом, и Эрик сразу отметил, насколько скептически тот настроен. – Она ведь пропала какое-то время назад? – произнес он, проводя рукой по бороде. – Более двух суток, около пятидесяти или пятидесяти пяти часов, – подтвердил Эрик. – Но у нас есть принадлежавшая ей одежда, если это может помочь. – Двое суток – это большое время для того, чтобы собаки ее нашли. Теперь настала очередь Эрика кивнуть. Франк встал и подошел к кофеварке, где коричневая жидкость заканчивала капать на дно колбы. – Я бы с удовольствием подключился, вы же знаете, но сиделка через два часа уйдет, а я не могу оставить Хампуса одного. – Да, разумеется. – Эрик снова замолчал. Против необходимости ухода за сыном возражать трудно. Но тут его осенило. Он все-таки женат на председателе правления муниципалитета, а сиделка выделяется муниципалитетом. Он немного приосанился перед последней попыткой. – Если ты думаешь, что собаки способны что-нибудь дать, я могу устроить так, что кто-нибудь придет и присмотрит за парнем. – Франк молча налил себе кофе, поставил колбу на место и со вздохом выключил кофеварку. – Разумеется, если ты в силах, – добавил Эрик. – Я в силах. – Франк развернулся, наклонился к столу и выпил глоток кофе, тем временем размышляя. – Кем бы я был, если бы даже не попытался. – Спасибо. – Дай мне пятнадцать минут на сборы. Франк забрал с собой чашку, и Эрик удовлетворенно откинулся на спинку стула, услышав, как тот поднимается на второй этаж. Идея съездить к Франку, конечно, принадлежала Пийе, но уговорил его отправиться на поиски он. Прибегнув к нестандартному мышлению. А что, если сегодня вечером, вернувшись домой, он сможет рассказать, что Франк с собаками нашел девочку? Как Пийя это воспримет? С радостью и, возможно, с некоторой благодарностью. В последнее время подобные эмоции ей доводилось испытывать нечасто. Она слишком много работала. Муниципалитет Турсбю, прямо скажем, не крупнейший в стране – когда Пийя в последний раз проверяла, он находился на сто восемьдесят пятом месте, но работы все равно много. По правде говоря, бесконечно много. Последние месяцы выдались чрезвычайно напряженными. Начинался предвыборный год со всеми вытекающими отсюда последствиями – с планированием и позиционированием. К этому добавились скандал с едой в «Гордене» – муниципальном доме престарелых, в феврале, статья в областной газете о нехватке регистрационных журналов в служебном транспорте, компания «FilboCorp» и вечные протесты, дебаты о гонорарах, необычайно агрессивная оппозиция, которая уже зарубила бюджет на следующий год, хотя его предполагалось обсуждать не раньше июня, и вспышка туберкулеза в одном из детских садов. И вот теперь: пять убийств и исчезнувшая девочка. Эрика удивляло, как жена это все выдерживает. Каждый день. Круглые сутки. Она всегда была политиком. Честно говоря, в последнее время, пожалуй, больше, чем женой и матерью. Если ей удастся добиться своего, ситуация едва ли улучшится. В прошлом месяце областная партийная организация Вермланда решила предложить избирательной комиссии ее кандидатуру на место заместителя в исполнительном комитете. Едва ли она станет уделять политике меньше времени. В сутках только 24 часа, и если она добавит несколько часов к рабочему дню, то ей придется отнять их от чего-то другого. От него и семьи. Он знал, что так рассуждать мелочно, но ничего поделать не мог. Он теперь работает в Карлстаде. Из-за времени, которое он тратит на дорогу, они и так видятся, на его взгляд, слишком мало. Вместе с тем, она действительно болеет душой за то, что делает. Хочет и всерьез верит, что сможет изменить ситуацию. Улучшить Турсбю для всех. Ее увлеченность и преданность делу намного превосходили то, что Эрик видел у ее коллег. Видимо, поэтому она уже на пути в Стокгольм. Она всегда ставит благо партии и муниципалитета на первое место. Возможно, поэтому он сидит здесь и надеется, что Франк с собаками сегодня найдет девочку. Тогда он снова станет самым важным.