Антон и Ральф ехали в деревню на машине. Три часа пути до Мосальска пролетели незаметно. До села Плетни дорога была сносная — можно даже сказать, хорошая. Но лишь только свернули с насыпи, как оказались во власти второй большой российской беды — дороги больше не было. Широкие, наполненные вязкой жижей колеи расходились в разные стороны, превращая путь до заброшенной Хизны в подобие полигона для обкатки гусеничной армейской техники. — Антон, — Ральф напряженно вглядывался в даль, — может, мы ошиблись дорогой? — Не волнуйся, все правильно! — Антон весело крутил баранку. — Я эту, так сказать, дорогу с малых лет помню. Честно говоря, именно такой ее всегда знали мои дедушка и бабушка, а также мой дядя. И, скорее всего, твой дядя тоже. Ничего не изменилось. — А долго ехать? — Как получится. Но в действительности до нашего домика тут километра два, не больше. Оставив справа и позади заброшенную ферму, друзья остановились у полуразрушенного деревянного сооружения невдалеке от старинного яблочно-ракитного сада. Здесь колея, огибающая сад, упиралась в небольшое озеро, потому что статус лужи эта составная часть местной «трассы» уже переросла. Ральф и Антон вышли из джипа. Антон махнул рукой в сторону сада: — Можно там попробовать проехать, слева от пилорамы. Единственное — придется очень аккуратно передвигаться: там весь сад в окопах и воронках. Еще мальчишкой я тут находил гильзы и всякую другую военную мелочь. — Тут бои были? — Ральф с волнением вглядывался в строй высоких деревьев и вслушивался в звенящую тишину. — Были, конечно. Только подробностей не знаю. Если хочешь, впрочем, можем дядю моего расспросить. Ральф промолчал. — Ладно, поехали по окопам, — принял решение Антон. Запрыгнув в машину, они тронулись в путь. Преодолев сад, путешественники оказались подле узенького ручейка, исторически именовавшегося речкой Хизенкой, и через пять минут остановились напротив миниатюрного строения с черепичной крышей. Рядом печально громоздились развалины то ли складского помещения, то ли хлева. За домом раскинулся необъятный огород с яблоневыми и грушевыми деревьями. — Приехали, Ральф, — Антон глубоко и как-то торжественно вздохнул, — дас ист майн фатерлянд! — Здорово! — машинально ответил Ральф, а в голове промелькнула мысль: «Господи, тут кругом одни развалины!» И все же Ральфу было чрезвычайно интересно. Сердце слегка ныло, чувствуя: именно по этой земле ступала нога родного брата его отца. Дяди Антона в это время в деревне не оказалось. Еще два дня назад он уехал в Новое Село к родственникам и, видимо, задержался там по каким-то своим нехитрым пенсионерским делам. Приятели вышли из машины. К дому уже спешили немногочисленные обитатели затерянной в калужских просторах деревни. — Гляди, Ральф, — Антон указал на подпираемую двумя поленьями доску, — это легендарная скамейка, на которой я впервые девушку поцеловал. — Вот это интересная история! — воскликнул Ральф. — Расскажи подробней, пожалуйста! Что, прямо здесь? Так вот откуда берут свои истоки твои навыки? Недаром ты смог так легко окрутить неприступную германскую фройляйн! — Смеешься, да? Между прочим, Рита уже несколько дней не отвечает на звонки… Ладно, к нам идут люди, после поговорим. К дому приближался немолодой житель деревни в распахнутой телогрейке, из-под которой торчала видавшая Первую мировую войну некогда голубая рубашка. — Иван Никитич! Дядя Ваня! — Антон поздоровался с ним за руку и даже похлопал по плечу. — Приехал, сынок, — дядя Ваня обнял Антона. — А мы тебя ждали. Иваныч уж месяц как нам твердил, что ты должон приехать. Надысь он в Новое Село уехал, скоро вернется. Дождесси? — Не знаю, дядя Ваня, как получится. Ну, вы-то как здесь? — Ой, да че нам сделается-то? Все путем, сынок. Дружок твой наведывался летом, Мишка Лавров. Тут нам все починил. Ты ж знаешь, Антошка, руки у него золотые. Ральф с любопытством и вежливой улыбкой разглядывал живописного персонажа. Дядя Ваня бесцеремонно ткнул в него пальцем: — А это хто с тобой приехал, Антоха? — О, дядь Вань, это человек серьезный. Только не пугайся — он из Германии… — А че мне их пужаться-то? Что я, германцев не видел? Ты же знаешь, я тебе рассказывал… — Дядя Ваня, — Антон прервал монолог аборигена, — это мой друг, понимаешь? Так что, если можно, встретим его по-нашему, хорошо? И поаккуратней со своими рассказами о военном партизанском прошлом… — Так в чем дело-то? Конечно, встретим. Вот было бы только чем встретить… У нас ведь тут все как корова языком слизала. А автолавка месяц как не приезжает. Забыли нас. И пенсия у меня… Да и все равно, даже если и получишь что, моя, как коршун, все отымаеть… — Да есть все! — Привез, что ль? — Привез, привез! И еще — кубинскую сигару, как обещал. — Вот это ты молодец. Вот за это тебе спасибо. Ну что, я зову всех наших? — Зови, только чуть погодя. — Вальку звать? — Зови, зови! Всех, кто есть живой, зови. Ключи от дома у тебя? — Так в ведерке под дверью… — А, понял. Ничего у вас не меняется! Ладно, жду тогда. — Как дружка зовут? — Ральф. — Ральф… Понял. Надо мужиков предупредить, чтобы лишнего не мололи языком. Ух ты, машина у тебя какая! — Иван Никитич, ты что, только разглядел? Дядя Ваня только рукой махнул да и был таков — ловко засеменил по тропинке оповещать деревню о приезде дорогого гостя. …Под яблоней в огороде Антоновой фамильной «усадьбы» вот уже второй час продолжалось широкое, шумное русское застолье. Вокруг носились чумазые дети, а за столом собралась довольно странная для этих мест компания. Тут были пенсионер дядя Ваня, Антон, Ральф, пахнущая парным молоком сестра деревенского дружка Антона — Люба, только что вернувшаяся с молочной фермы, и механизатор Валентин. Последний колхозный трактор сломался четыре года назад, ходовые запчасти отвинтили и пропили, так что трактористом он только числился. Зарплату ему продолжали платить, но только рублей двести-триста в месяц, да и то, как говорится, «через раз». Летом Валентин ходил по грибы, а его супруга сбывала их на трассе. Лисички натурально позволяли не умереть с голоду. Время в Хизне остановилось в конце восьмидесятых годов двадцатого века. Словно заколдовали деревню, и она выпала из общего течения жизни. Так вот запросто, словно пуговица, взяла, да и закатилась под диван. Старая власть кончилась, а новую, по выражению дяди Вани, «они че-то никак не поняли, чего она делает». Веяния времени вроде невиданных доселе в этих краях автомобилей московских родственников оставшихся в живых жителей деревни воспринимались с интересом, но как бы не всерьез. Новую жизнь не понимали, недолюбливали, боялись. И не верили в ее долговечность… К жизни вообще относились как прежде. Десять рублей продолжали считать деньгами. Из принципа. Еще в Москве Ральф понял, чем закончится сегодняшний день. Нет, не было у него предчувствия поиска загадочного клада, к которому нужно было приступить сразу же по прибытии. Не думал он, что Антон устроит обстоятельную экскурсию по родным местам. Не рисовало воображение захватывающего детективного сюжета с погонями и перестрелками… На выезде из города Антон заскочил в супермаркет, где купил десяток батонов колбасы, какие-то вафельные тортики, килограммов пять сыру и, разумеется, водки. Целый ящик. Ральф не переставал удивляться другу и этому загадочному народу, который столь же добр и гостеприимен, сколь и беспечен. Им предстояло необычное, возможно, опасное приключение, а он опять за свое — водка! Правда, увидев вопросительный взгляд Ральфа, Антон бросил на ходу что-то вроде «у них там вообще ничего нет». Ральф только вздохнул и подумал, что они как-то уж очень несерьезно подходят к подготовке поездки. Хорошо еще, что Александр Валентинович в последний момент посоветовал Антону заехать домой и захватить похожий на калашников нарезной карабин «Сайга». На всякий случай. — Там глушь, — сказал Александр Валентинович, — мало ли что. Пойдете в лес, Антон, патрон должен быть в стволе, машинка на предохранителе. Ясно? Жаль, я не могу с вами поехать. Ну ладно, не дети — справитесь, если что. Сейчас Ральфу казалось, что никакого «если что» здесь произойти не может. Добраться до деревни могли только «свои», то есть люди, знающие специальные тропы. Чужим была уготована грустная доля застрять надолго в грязи безо всякой надежды на скорое спасение. В общем, на Мариенплац, наверное, сейчас было гораздо опасней. Даже несмотря на то, что стол был обильный, дом ухоженный, а люди, невзирая на нищету, демонстрировали удивительные знания и эрудицию (скорее всего, сказывалось знаменитое советское образование), Ральфу казалось, что он находится где-то в тайге, вдали от «главных торговых путей». «А ведь до Москвы отсюда не больше двухсот семидесяти километров!» — размышлял Мюллер, согревая тело и душу очередной порцией водки. — Какую-то водку ты привез, Антошка, не берет сволочь совсем, — балагурил дядя Ваня, от души затягиваясь «коибой». — Никитич, — смеялся Антон, — ты сигарой-то не затягивайся, а то точно «возьмет», причем неожиданно! — Не возьмет! Я всю жизнь «козью ножку» курю, махорку. Все съезды партии искурил! — Что искурил? — Ну газеты все. Мать ругалась, заберут, коль увидят, как из портрета товарища Сталина «козью ножку» мастерю. Дядя Ваня засмеялся. Потом, обратившись к Ральфу, повысив голос почти до крика, произнес (наверное, чтобы тот лучше понял): — Ахтунг, Ральф! (Ральф вздрогнул). Слушай меня: ты, малый, не стесняйся, ешь. Вот лучок с огорода. Ядреный! Слышь, Антон, я как-то захворал дуже сильно, так приполз на огород, луку наелся — все как рукой сняло наутро! Такой у нас лучок. Ешь! Дядя Ваня, будто плоскогубцами, брал лук огрубевшими от вечной работы пальцами, макал в соль и протягивал Ральфу. Ральф послушно ел. Лук действительно был ядреный — одно сплошное здоровье. Без добавок и лукавства. Когда гостей проводили, приятели уселись на легендарную скамейку. Закурили привезенные с собой сигары. — Ральф, давай еще по одной, что ли? — спросил Антон. — Давай, а то дрожать уже начинаю — прохладно, — согласился Ральф. Они выпили, помолчали. — Звезды тут совсем холодные, но очень красивые, — произнес Ральф.