Однако одно дело – читать чью-то жизнь с распечатки, и совсем другое – встретиться с этим человеком уже из плоти и крови лицом к лицу. Почувствовать тяжелый запах его горячего дыхания, увидеть пульс, бьющийся в горле. – Э-эй! – Солдат потянулся за пистолетом, но я ударила ногой по его руке, и оружие, прогрохотав по лестничной площадке, покатилось вниз по ступенькам. Мы оба метнулись за ним. От удара подбородком о серебристый металл мозг словно взболтало. Одну слепую секунду перед моими глазами застыла девственно-белая вспышка. А потом все снова стало блестящим и ярким, сменяясь острой болью; солдат сбил меня с ног, и я снова ударилась о пол, прикусив нижнюю губу, вспарывая ее до крови. Красные капли брызнули на лестничную клетку. Охранник всем своим весом прижал меня к полу. Вот он пошевелился – достать рацию. Ему ответила женщина – я слышала, как она сказала: «Докладывайте», потом прозвучало: «Поднимаюсь». Осознание того, как сильно я облажаюсь, если это действительно произойдет, ввергло меня в состояние, которое инструктор Джонсон любил называть контролируемой паникой. Паникой, потому что положение осложнялось слишком быстро. Контролируемой, потому что хищником была я. Одна моя рука была притиснута к груди, другая оказалась зажатой между моей спиной и его животом. На нее вся надежда. Я судорожно комкала униформу солдата, нащупывая голую кожу. Воображаемые пальцы потянулись к его голове, пробиваясь внутрь, проникая в нее один за другим. Они продирались сквозь воспоминания: мое испуганное лицо за дверью, унылые картинки женщин в синем, танцующих на тускло освещенной сцене, поле боя, какой-то мужчина, обрушивший на него кулак… Внезапно хватка ослабла, и в мои легкие снова хлынул воздух, холодный и затхлый. Я встала на четвереньки, заглатывая ртом кислород. Фигура надо мной отшвырнула солдата на ступеньки, словно скомканный лист бумаги. – …подъем! Надо… – Слова звучали, словно из-под воды. Если бы не пряди шокирующе фиолетовых волос, торчащих из-под лыжной маски, я бы вряд ли узнала Вайду. Ее темная рубашка и брюки порвались, она явно хромала, но была жива и в основном цела. Я слышала ее голос сквозь густой звон в ушах. – Господи, ну ты и тормоз! – крикнула она мне. – Двинули! Вайда начала спускаться, но я уцепилась за шиворот ее кевларового жилета и отдернула назад. – Мы выходим на улицу. Прикроем вход оттуда. Твой коммуникатор работает? – Они все еще там – сражаются! – закричала девушка. – Мы можем понадобиться! Он приказал не покидать пост!.. – Тогда считай это моим приказом! Ей пришлось подчиниться, потому что таковы были правила, и за это Вайда сильнее всего меня ненавидела: мой голос был решающим. И я могла отдавать ей приказы. Вайда плюнула мне вслед, но я чувствовала, что она идет за мной вверх по лестнице, ругаясь себе под нос. А ведь она запросто может вонзить мне нож в спину. Та, кого мы встретили снаружи, ясное дело, такого не ожидала. Я подняла руку, потянувшись к ее запястью, чтобы скомандовать ей уйти, но гром пистолета Вайды, прозвучавший прямо над моим плечом, отшвырнул меня от девушки в военной форме даже быстрее, чем из ее шеи брызнула кровь. – Терпеть не могу этого дерьма! – пробурчала Вайда, хватая мой пистолет, по-прежнему висевший у меня на боку, и пихая его мне в ладонь. – Вперед! Пальцы сомкнулись на рукоятке знакомой формы. Стандартный боевой пистолет – черный SIG Sauer P229 DAK, даже после нескольких месяцев обучения стрельбе, чистке и сборке он все еще казался слишком большим для моих рук. Мы ворвались в ночь; я попыталась снова остановить Вайду, удержать до того, как та во что-нибудь вляпается, но девчонка грубо сбросила мою руку. Мы припустили в узкий переулок. Я завернула за угол как раз в тот момент, когда трое солдат, перепачканных сажей и перемазанных кровью, вытаскивали двоих в капюшонах из того, что напоминало большой ливневый слив. Этот выход определенно не был указан в папках с оперативной информацией, которые нам выдали. Заключенный 27? Вряд ли. Мужчины, которых грузили в фургон, были примерно одного роста. Но шанс сохранялся. И этот шанс запихивали в грузовик и собирались увезти навсегда. Вайда прижала руку к уху, сжатые губы побелели. – Роб приказал оставаться внутри. Ему нужна подстраховка. Она уже повернула назад, когда я успела ее схватить, впервые оказавшись чуточку быстрее. – Наша цель – заключенный 27, – прошептала я, пытаясь сформулировать задачу так, чтобы она не противоречила глупому чувству долга Вайды перед организацией. – Думаю, это он. Вот зачем Албан отправил нас. И если агента увезут, вся операция псу под хвост. – Он… – запротестовала было Вайда, но потом, что бы она там ни собиралась сказать, слова застыли у нее на губах. Сжав челюсти, девушка чуть заметно кивнула. – Если ты нас потопишь, я с тобой идти ко дну не собираюсь. Прими к сведению. – Это будет только моя вина, – заверила ее я, – и на тебе никак не отразится. История операций Лиги останется незапятнанной, ничто не пошатнет доверие Албана и Кейт к Вайде. Ситуация для Вайды беспроигрышная – либо ей достанется вся «слава» успешной операции, либо она станет свидетельницей моего наказания и унижения. Я не спускала глаз с разворачивавшейся перед нами сцены. Три солдата – справиться можно, но для этого мне надо подобраться совсем близко – так, чтобы к ним прикоснуться. Единственный, однако весьма неприятный предел моих способностей, который я никак не могла преодолеть, сколько бы Лига ни заставляла меня упражняться. Невидимые пальцы в моей голове нетерпеливо постукивали, словно их бесило, что они не могут выбраться ни на сантиметр дальше. Я уставилась на ближайшего солдата, силясь представить, как эти пальцы, точно длинные цепкие щупальца, ползут по плитке, дотягиваются до его незащищенного разума. «Клэнси бы так смог», – подумала я. Ему не нужно было дотрагиваться до людей, чтобы завладеть их разумом. Мне хотелось рычать от бессилия. Нужно что-то другое. Отвлекающий маневр, который мог бы… Вайда могла гордиться собой: атлетического сложения, сильные, натренированные руки и ноги. Она двигалась изящно и легко, хотя ее действия несли другим смерть. Я заметила, что девушка подняла пистолет и взяла цель. – Используй способности! – прошипела я. – Вайда, опусти оружие – его же сразу заметят! Девушка глянула в мою сторону так, словно у меня случилось размягчение мозга. Перестрелять врагов было бы быстрее, мы обе хорошо это знали, но что, если она промахнется или ранит одного из заключенных, или охранники откроют ответный огонь… Раздраженно вздохнув, Вайда подняла руку. Затем толкнула воздух ладонями. Троих нацгвардейцев подбросило вверх и отшвырнуло в сторону дома напротив, прямо на припаркованные там автомобили. Мало того, что Вайда была физически быстрее и сильнее и целилась лучше нас всех, она еще и лучше других управляла своими способностями. Я позволила части своего мозга выключиться. Самый ценный навык, которому научила меня Детская лига: избавляться от страха и заменять его чем-то холодным и безучастным. Назовите это спокойствием, сосредоточением или оцепенением – но у меня получилось. И не обращая внимания на сумасшедшее клокотание крови в моих сосудах, я побежала к заключенным. От них воняло рвотой, кровью и грязью, в то время как хирургически чистые коридоры бункера пахли дезинфекцией. Желудок скрутило. Ближайший ко мне мужчина скорчился у сточной канавы, закрывая связанными руками голову. Рубашка свисала клочьями с его плеч, обнажая порезы, ожоги и ушибы – его спина была больше похожа на кусок сырого мяса, чем на человеческое тело. Заключенный повернулся на звук моих шагов, опуская руки. Я сдернула капюшон с его головы, собираясь произнести какие-то ободряющие слова. И тут меня точно замкнуло. Из-под копны грязных белокурых волос на меня уставились ярко-голубые глаза, и я замерла, не в состоянии вымолвить ни слова, когда бывший узник, наклонившись, попал в бледный круг света от фонаря. – Шевелись, тупица! – заорала Вайда. – Чего встала? Мне показалось, что из меня вытекла вся кровь, быстро и чисто, как это бывает, если выстрел приходится в самое сердце. И тут я поняла – догадалась, почему Кейт поначалу так упорно старалась перебросить меня на другое задание, почему мне приказали не входить в бункер, почему не дали информации о самом заключенном. Ни имени, ни описания, ни, конечно, предупреждения. Потому что лицо, на которое я сейчас смотрела, было худым, вытянутым, избитым, но таким знакомым… знакомы… зна… «Это не он, – подумала я, чувствуя, как земля уходит из-под ног. – Не он». В ответ на мою реакцию, пленник медленно встал, непокорная улыбка то и дело сменялась гримасой боли. Поднявшись на ноги, он, шатаясь, шагнул ко мне. Облегчение в его глазах смешивалось с пониманием того, что операция еще не закончилась. Однако его тягучий южный акцент звучал так же тепло, как раньше, пусть тембр голоса, когда заключенный 27, наконец, заговорил, оказался глубже и грубее: – Я выгляжу так же мило, как себя чувствую? И клянусь – клянусь, – я почувствовала, как теперь уже время ускользает у меня из-под ног. Глава вторая Как найти Детскую лигу? Да никак. Разузнать у окружающих не получится, потому что ни одна живая душа в Лос-Анджелесе не признает существование подобной организации, чтобы у президента Грея мгновенно зачесались руки. Иметь под боком Федеральную коалицию – дорогое удовольствие. Те, кто мог поделиться информацией, если бы и продали свой секрет, то за такую цену, которую мало кто потянет. Это была закрытая организация, чужие с улицы туда не попадали. Правила предписывали избавляться от каждого, кто мог выдать агента даже взглядом. Лига сама находила тебя. Привлекала в свои ряды, если признавала достаточно ценным кадром. Если ты был готов сражаться. Это стало первым, что я усвоила по пути сюда, сидя рядом с Кейт, или, по крайней мере, эта мысль первой закрепилась в моем сознании, пока наш внедорожник мчался по шоссе, направляясь прямиком в сердце города. Главная оперативная база – Штаб, как все ее называли – была скрыта глубоко под землей, под зданием завода по производству пластиковых бутылок, который продолжал фурычить, добавляя свои выбросы в коричневый смог, в котором тонул складской район Лос-Анджелеса. Многие агенты и высокопоставленные чиновники Лиги формально числились в компании «Бутилирование П&C». Я прижала руки к животу. В Термонде мы хотя бы небо видели, и сквозь электрический забор просматривались деревья. Здесь у меня не будет даже этого – до тех пор, пока Лига не решит, что я могу подняться наверх. – Все принадлежит Питеру Хиндерсону. Возможно, ты с ним тоже встретишься. Он – преданный сторонник Лиги с самого дня ее основания. – Кейт собрала волосы в хвостик, а машина взяла курс на нечто, похожее на еще одну крытую автостоянку. Таким был этот город – выцветшие краски приглушенных тонов и кругом бетон… – Создание Штаба – его заслуга. Все помещения располагаются прямо под его заводом, так что, если нас попробуют засечь со спутника, тепловые выбросы из вентиляции будет несложно объяснить. Кейт с гордостью продолжала рассказывать, глаза ее горели, а мне было абсолютно наплевать. Меня начало тошнить еще в самолете, когда мы вылетели из Мэриленда, а потом в машине укачало еще больше. От стойкой бензиновой вони голова просто раскалывалась. Я мечтала вдохнуть сладкого чистого воздуха Вирджинии. Из других автомобилей тоже вывалились агенты, но стоило им увидеть нас обеих, как болтовня и хохот тут же стихли. Они пялились на меня весь полет, пытаясь понять, чем же я настолько важна для Кейт, что та организовала мое похищение. Судя по всему, другие развлечения им были не столь интересны. До меня, будто игрушечные кораблики на пруду, доплывали слова: шпионка, беглая, Красная. Все мимо кассы. Мы приотстали, пропуская остальных агентов вперед, к серебристому лифту на другом конце стоянки – их шаги эхом отдавались от крашеной цементной поверхности. Кейт устроила целое представление, преувеличенно долго вытаскивая наши вещи из багажника: каждое движение проделывалось мучительно медленно, идеально выверенно, чтобы дать им фору. Пока не пришла наша очередь, я все прижимала кожаную куртку Лиама к груди. Кейт приложила пропуск к черной панели рядом с дверями лифта, и те с грохотом разъехались. Я ступила внутрь, не сводя глаз с потолка, пока панели снова не открылись и нас не обдало волной тяжелого влажного воздуха. Наверное, здесь когда-то проходила канализация. Да, судя по наличию крыс, едкому запаху и слабой вентиляции, в этом месте точно была канализация или ливневый сток. Выходя, мы запустили какой-то детектор движения, и темные цепочки крошечных лампочек, идущие по обеим стенам, ожили, выхватывая яркие взрывы граффити и лужи конденсата на цементном полу, куда медленно и с громкими шлепками плюхались капли. Я уставилась на Кейт, ожидая эффектного завершения этой явно затянувшейся неудачной шутки. Но женщина только пожала плечами. – Знаю, выглядит не… красиво, но ты постепенно… ладно, здесь никому не нравится. Но когда все здесь изучишь, привыкнешь. Чудненько. Есть чего ждать с замиранием сердца. Мне хватило расстояния в один квартал, когда от влажного, заплесневелого воздуха в туннеле к горлу снова подступила тошнота. Еще четыре таких дистанции расширяли границы того, что может вынести человек. Для большинства из нас потолки были достаточно высокими, чтобы ходить, не нагибаясь. Но тем, кто отличался изрядным ростом, включая Роба, приходилось «кланяться» каждой металлической балке. Стены смыкались вокруг, словно мимические морщинки вокруг рта, накрывая нас тьмой. Единственной роскошью в туннеле была его ширина – мы могли идти бок о бок. И дышать. Кейт подняла глаза и махнула в сторону одной из черных камер, мимо которой мы проходили, направляясь к серебристой двери на другом конце туннеля. Не знаю, что насторожило меня в этом жесте, но я обернулась. Возможно, необратимость. Полное осознание того, сколько усилий придется приложить, какой быть осторожной и терпеливой, пока Лиам не доберется до места, где его не достанут. И уже только потом выбраться отсюда.