Нет никакого "но". " Давай." "Фи…" "Если ты сейчас же не выйдешь через эту дверь, ты выйдешь в мешке для трупов". Мой голос лишен эмоций, холоден и отстранен, потому что, если я проникнусь своими чувствами, я сожгу это гребаное место дотла, и мне все равно, кто в нем находится. Далее я вырезал Лучано из ленты. "Ты жив только потому, что я еще не решил, как тебя убить", — говорю я со смертельным намерением. Он встает, делая вид, что в нем нет ни капли страха, но я вижу бисеринки пота на его лице и тяжелое дыхание, которое он испускает. Эффи все еще стоит на том же месте, где я ее оставил. "Эуфемия, пойдем", — говорит он хрипловато, не дожидаясь ее, прежде чем исчезнуть за дверью. Она бросает на меня последний полный слез взгляд, прежде чем последовать за ним. Я реагирую, не задумываясь, и тяну ее за руку назад. На ее лице мелькнула надежда, и я заговорил, заглушая любой проблеск света в ее мучительно красивых глазах. "Это последний раз. Если ты еще раз предашь меня, то неважно, какая у тебя сладкая киска или что я когда-то чувствовал к тебе, я просто трахну тебя в последний раз, прежде чем перерезать тебе горло". Тогда я отпускаю ее. Я отпустил ее, чтобы она не видела, как я сломался. Ее слова с гала-концерта танцуют в моей голове, мягкие и умоляющие: Я бы хотела жить в этом моменте вечно. То, что я считал началом вечности, оказалось лишь ложкой сахара перед ядом. Теперь я понимаю, что она хотела остаться в этом мгновении, потому что знала, что это мгновение последует за ним. Я закрываю глаза, желая, чтобы мой мозг отогнал сладкие воспоминания, которые мучают меня, и я смог обдумать свои дальнейшие действия. Раньше у меня никогда не было проблем с отключением эмоций. Это было похоже на щелчок выключателя, если свет вообще был включен. Мне стало больше нравиться работать в темноте. Легче, чище и гораздо менее болезненно. Но сейчас это все равно что пытаться остановить потоп с помощью бумажных стен. Бесполезно. Ну, для начала я могу избавиться от трупа на моём полу. Но я не могу больше находиться здесь, я чувствую, что тону в воспоминаниях о ней. По дороге к машине я звоню своему уборщику, разговор длится десять секунд. Я сажусь в машину, скольжу за руль и ударяюсь головой о подголовник, чувствуя себя не менее утопающим. Я смотрю направо и вижу подсолнухи, которые так и не успел подарить, торопясь их сберечь. Солнечная желтизна их лепестков как будто смеется надо мной. Какой же я глупец, ослепленный любовью. Я еще немного смотрю на цветы: они смеются надо мной или кричат, чтобы я открыл свои чертовы глаза? А может, я просто схожу с ума, когда растения разговаривают… Я пытаюсь справиться с бушующим во мне потоком эмоций. Я заставляю себя сосредоточиться, барабаня пальцами в задумчивости. Если Эффи работала с отцом за моей спиной, почему он ударил ее? Я не думаю, что этот сукин сын ударил ее из-за какой-то мелочи, реальной или воображаемой. Но я провел достаточно допросов, чтобы узнать такого человека, когда вижу его. Этот ублюдок, который держал ее за руки, пока ее отец набрасывался на нее… да, им нужна была информация, которую она явно не собиралась им давать. Я выскочил, захлопнув за собой дверь. Эффи что-то замышляла, но я не думаю, что она предавала меня… по крайней мере, не нарочно. А может быть, я позволяю своим эмоциям затуманить мои мысли. Я вспомнил разговор, который подслушал на торжестве. Ее отец снова пытался чего-то добиться от нее, но соглашалась ли она на это? Чертовски трудно быть объективным, когда человека, которого я полюбил больше всех в этом поганом мире, обвиняют в нарушении единственного, чего я от нее требовал: честности и верности. Мой разум и сердце завязаны в парализующий узел, и есть только один способ распутать эту кашу: Выяснить, что она задумала. Вернувшись в амбар, я сначала проверяю первый этаж, но ничего не нахожу. Затем я пробую ее студию и нахожу именно то, что искал, в ящике с ее материалами. Я достаю ее мобильный телефон, и сердце замирает, когда я читаю написанное на обратной стороне сообщение. Входящие I ♡ u Я перехожу непосредственно к ее сообщениям и открываю верхний чат. Номер не является сохраненным контактом, но последнее сообщение было исходящим: Финн позвонит, расскажи ему все. О сочных спортивных костюмах и DVD-дисках со "Звездными войнами". Я перечитываю эту чертову штуку раз десять. Я понятия не имею, что означает вторая половина, но первая часть чертовски ясна. Я набираю номер, сердце замирает в горле, когда раздается звонок. Линия соединяется. "Это Финн". "А, великий Финн Фокс". В женском голосе есть что-то знакомое, но я не могу определить, что именно. "Нам нужно встретиться. Я пришлю тебе адрес, приезжай, как только сможешь". 1. Villain — Julia Wolf | 2. Hurt Me — Låpsley | Глава 21 Проступки и покаяние Финн Три женщины, которые когда-то были моими врагами, сидят напротив меня в кабинке закусочной. От жужжащей неоновой вывески "Открыто" на окне рядом со мной у меня болит голова, а нас омывает красным, как в преисподней. Мне действительно кажется, что я в аду. "Как скоро вы сможете выполнить заказ?" спрашиваю я. "Спасибо". Линни улыбается официантке, наполняющей наши чашки с кофе, а затем снова поворачивается ко мне. "Мы можем сделать это завтра. Нам нужен только арт". Они провели последние сорок пять минут, объясняя мне каждый шаг плана, над которым они работали вместе с Эффи. Я нацарапал номер на салфетке и протянул ей. "По этому номеру ты попадешь к Роману, а он — к Кэшу. Я проинструктирую его и прослежу, чтобы он достал все необходимое. Но мы не можем ничего делать, пока моя жена не вернется ко мне в целости и сохранности". " Понятно." Я откинулся на спинку длинной кабины, пытаясь понять, почему мне все еще кажется, что меня избили. Даже после того, как узнал, что Эффи не предала меня намеренно. "Что тебе за это будет?" "Разве помощь другу не является достаточной причиной?" Хадис встает в позу. "Нет. Не в нашем мире". Маргарита толкает по тарелке пропитанные кетчупом хашбрауны — я никогда не понимала, что такое завтрак на ужин, а у нее это выглядит не очень привлекательно. Она смотрит на Линни в поисках ответа. "Мы облажались", — честно говорит Линни. "Не так сильно, как ты, но нас не было рядом с Эффи. Мы натравили ее на вас без должной подготовки. Мы пытались использовать твой шантаж в своих интересах, вместо того чтобы попытаться устранить его. И мы зализывали раны, когда Хадсон появился у нашей двери". "Вы говорите, что должны ей?" Все трое кивают, и я понимаю, что меня беспокоит не это. Я точно знаю, что именно. "Почему она не сказала мне, что задумала?" Если бы она мне сказала, я бы не реагировал так жестоко. Я мог бы помочь ей. Но больнее всего то, что после всего, через что мы прошли, она все еще не доверяла мне. Линни задумчиво смотрит на меня. "Когда никто больше не мог помочь ей, ты был рядом. Она позвонила, и ты пришел…" "Я, блядь, поставил ее в такую ситуацию". Я хлопаю ладонями по столу, солонка опрокидывается, посуда брякает. На меня смотрят три непонимающих лица. "Да, ты это сделал, и, честно говоря, иди на хуй". Маргарита запихивает в рот кусок размокшей яичницы и замахивается на меня пустой вилкой. "Она лучший человек, чем я, потому что я бы не простила тебя, не говоря уже о том, что я была бы тебе чем-то обязана". Я с трудом сглатываю. Мои проступки накапливаются, но наказание понесла Эффи. Я должен вернуть ее. Моя жена должна быть рядом со мной, а я — у ее ног. Поездка от закусочной до виллы Лучано — самые мучительные двадцать минут в моей жизни. Мои легкие словно расколоты, кожа слишком натянута, сердце на грани вылета. Я с содроганием думаю о том, что произойдет, если она не даст отцу то, что он хочет, или, что еще хуже, если он узнает, чем она занималась за его спиной. Я совершил много ошибок в своей жизни, но если с ней что-то случится от рук этого монстра, то то, что я не послушал ее, будет моей самой большой ошибкой. Я нажимаю на педаль газа и переключаю передачу, проносясь по жилым улицам на опасной скорости. Я опускаю стекло, приближаясь к воротам их дома, одна рука на ручке, другая на пистолете, нацеленном на охранника. ""Открой ворота". "Нет…" Я стреляю ему в ногу, и он вскрикивает, прыгая на одной ноге. "Открывай, или следующая пуля попадет тебе в колено, Хоппи". Он ругается между стонами, но все, что меня волнует, — это распахнувшиеся передо мной ворота. Неужели они всегда были такими чертовски медленными? Я подумываю о том, чтобы частично проехать через них, чтобы сэкономить время, пока они лениво зевают, открываясь. Я мчусь по подъездной дорожке, обсаженной живыми изгородями и колоннами, увенчанными львами. Огибаю последний изгиб извилистой подъездной дорожки, и взору предстает величественный особняк в стиле колониального возрождения. Несмотря на гараж на четыре машины, перед входом стоят "Порше" и "Феррари". Мой друг у ворот, должно быть, предупрежден о моем прибытии, потому что меня встречают шесть вооруженных людей, поднявших пистолеты и нацеливших их на мою машину. У каждого из них одинаковые зачесанные назад волосы, как будто они снимаются в рекламе причесок, а не защищают Дона. "Похоже, это перебор", — говорю я, выходя из машины и не обращая внимания на все направленные на меня пистолеты. Среди мужчин я узнаю Ренцо, выглядящего как всегда несносно и высокомерно. "Приведи ее ко мне сейчас же, Лучано". "Кого?" Он наклоняет голову набок с презрительной ухмылкой. "Мою. Жену". Мои пальцы сжимают пистолет, лежащий у меня на боку. "Если с ней что-нибудь случится…" Я хищно рычу, готовый разорвать на части любого, кто встанет между нами. "О, с моей сестрой? Нет, с ней все в порядке". Его губы кривятся. "Но она больше не твоя жена". "Черта с два…" Открывается входная дверь, и появляется ее отец. Все мое внимание приковано к нему, и я спрашиваю: "Где она?" "Ты опоздал, сынок". Он сцепил руки перед собой. "Эуфемия выходит замуж".