Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 4 из 23 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
У нее были бледная кожа и впалые щеки, из-за которых девушка выглядела голодной и болезненной. Иссиня-черные волосы, ниспадавшие до ребер, криво обрезанная челка. Губы потрескавшиеся, под глазами синяки, нос был сломан как минимум раз. Будь ее лицо пазлом, многие спрятали бы его обратно в коробку. Кроме того, она была низенькой. Тощей, как жердь. Задницы едва хватало на то, чтобы штанам было на чем держаться. Явно не та красавица, ради которой любовники готовы отдать жизнь, армии – выступить в поход, а герои – истребить бога или демона. Полная противоположность тому, что вам рассказывали поэты, верно? Но она не была лишена обаяния, дорогие друзья. А поэты ваши – врут, как срут. «Кавалер Трелен» – это двухмачтовая бригантина, управляемая моряками с Двеймерских островов. Их шеи украшали ожерелья из зубов драка в знак уважения к своей богине Трелен[6]. Покоренные Итрейской республикой в прошлом веке, двеймерцы были темнокожими и высокими – среднестатистический итреец доставал им по грудь. Легенда гласила, что они произошли от дочерей великанов, поддавшихся обаянию сладкоречивых мужчин, но логика этой легенды не выдерживает никакой критики[7]. Проще говоря, людьми они были крупными, как быки, и крепкими, как гробовые гвозди, а склонность украшать лица татуировками из чернил левиафана не способствовала тому, чтобы производить на людей хорошее первое впечатление. Если отбросить устрашающую внешность, двеймерцы относились к своим пассажирам не столько как к гостям, сколько как к священным подопечным. Посему, несмотря на присутствие на корабле шестнадцатилетней девушки – путешествующей в одиночестве и вооруженной одной лишь заточенной могильной костью, – большинство матросов и не думали создавать ей проблем. К сожалению, не все новобранцы на борту «Кавалера» были родом из Двейма. И одному из них эта одинокая девушка показалась стоящей добычей. По правде говоря, всегда, если только не искать полного одиночества – а в некоторых печальных случаях даже тогда, – можно рассчитывать на встречу с компанией дураков. Парень явно был тем еще повесой. Итрейский самец с гладкой грудью и достаточно очаровательной улыбкой, чтобы оставить несколько зарубок на изголовье кровати. Его фетровую шляпу украшало павлинье перо. До высадки на ашкахские берега оставалось семь недель, а для некоторых семь недель, с одной лишь рукой в помощь, это слишком долго. Парень облокотился на перила рядом с девушкой и обольстительно улыбнулся. – А ты красотка, – сказал он[8]. Она смерила его взглядом, а затем вновь обратила взор угольно-черных глаз на море. – Вы мне не интересны, сэр. – Ой, да ладно, не будь такой серьезной, милая. Я всего лишь пытаюсь быть дружелюбным. – Благодарю, сэр, но у меня хватает друзей. Пожалуйста, оставьте меня в покое. – А мне ты показалась довольно одинокой, милочка. Он протянул руку и притворно-ласковым жестом убрал волосы с ее щеки. Девушка повернулась. Шагнула ближе с улыбкой, которая, откровенно говоря, была ее главным достоинством. И, заговорив, достала стилет и прижала его к причине почти всех мужских бед; ее улыбка становилась все шире, глаза округлялись все больше. – Еще раз прикоснетесь ко мне, сэр, и я скормлю ваши бубенцы гребаным дракам. Девушка надавила сильнее на самое сердце его проблем – которые, без сомнений, испарились за эти пару секунд, – и Павлин взвизгнул. Побледнев, он отошел, пока никто из дружков не заметил его оплошности. А затем, изобразив лучший поклон из своего арсенала, ретировался, чтобы убедить себя, что рука, в конце концов, не такой уж и плохой вариант. Девушка повернулась обратно к морю. Спрятала кинжал за ремень. Как я и говорил, она не была лишена обаяния. Пытаясь больше не привлекать внимания, она держалась обособленно, выходя только чтобы поесть или подышать свежим воздухом в глухую неночь. Ей нравилось коротать время на гамаке за чтением фолиантов, подаренных стариком Меркурио. Девушка напряженно вчитывалась в ашкахские письмена, но кот из теней помогал ей с самыми трудными отрывками – свернувшись клубком в ее волосах и наблюдая из-за плеча, как она изучает «Аркимические истины» Гипации и иссушенный том «Теорий Пасти» Плиенеса[9]. Сейчас она сидела над «Теориями», озабоченно сдвинув брови. – …Попытайся еще раз… – прошептал кот. Девушка потерла виски и скривилась. – У меня уже голова болит от этих текстов. – …О-о, бедное дитя, может, поцеловать тебя в лобик, чтобы головка перестала бо-бо?.. – Детский лепет. Этому учат любого мелкого головастика! – … Эти тексты писались не для итрейцев… Она вновь вернулась к паучьим письменам. Прочистив горло, зачитала: – Небо над Итрейской республикой освещается тремя солнцами – их принято считать глазами Аа, бога Света. Неслучайно немытые зачастую именуют Аа «Всевидящим». Она вздернула бровь и покосилась на кота из теней. – Я часто моюсь. – …Плиенес был ханжой… – Ты хочешь сказать, придурком? – …Продолжай… Вздох.
– Самое большое из трех солнц – неистовый красный шар, именуемый Сааном – «Провидцем». Шатаясь по небесным просторам, как разбойник, которому нечем заняться, Саан парит в вышине около ста недель подряд. Второму солнцу дали имя Саай – «Знаток». Маленький голубой приятель восходит и заходит быстрее своего брата… – …Родича… – исправил кот. – …У существительных в древнеашкахском нет родовой принадлежности… – …быстрее своего родича, и его визиты длятся около четырнадцати недель подряд, поскольку основную часть времени он проводит за горизонтом. Третье солнце – Шиих. «Наблюдатель». Бледно-желтый гигант бродит по небесам почти так же долго, как и Саан. – …Очень хорошо… – Между периодами неустанного блуждания солнц итрейцы познают и настоящую ночь – которую называют «истинотьма», – но лишь на короткий промежуток каждые два с половиной года. Все остальные вечера – вечера, проводимые в тоске по темноте, в которой можно пить со своими товарищами, заниматься любовью с возлюбленными… Девушка ненадолго замолчала. – Что значит «ошк»? Меркурио не учил меня этому слову. – …Неудивительно… – Значит, это как-то связано с сексом. Кот перебрался на другое плечо, не потревожив ни единого ее волоска. – …Это значит «заниматься любовью, когда любви нет»… – Ясно, – девушка кивнула, – …заниматься любовью с возлюбленными и трахать шлюх (или же наоборот) – они должны терпеть непрерывный свет так называемой неночи, освещаемой одним или многими глазами Аа в небесах. Почти три года без настоящей темноты. Девушка шумно захлопнула книгу. – …Замечательно… – Голова раскалывается. – …Ашкахские тексты писались не для слабых умов… – Вот спасибо! – …Я не это имел в виду… – Даже не сомневаюсь, – она встала, потянулась и потерла глаза. – Давай подышим свежим воздухом. – …Ты же знаешь, что я не дышу… – Я подышу. Ты посмотришь. – …Как угодно… Парочка поднялась на палубу. Ее шаги – не громче шепота, а движения кота и вовсе бесшумны. Ревущий ветер знаменовал перемену к неночи – воспоминание о голубом Саае медленно тускнело на горизонте, оставляя лишь Саана отбрасывать свой угрюмый красный свет. Палуба «Кавалера» была почти пустой. За штурвалом стоял громадный криворожий рулевой, на «вороньем гнезде» – двое дозорных. Молоденький юнга (все равно на голову выше девушки) дремал, опершись на ручку швабры и мечтая об объятиях горничной. Корабль плыл по Морю Мечей уже пятнадцать перемен, к югу от судна тянулся кривоватый берег Лииза. Девушка увидела вдали другой корабль, размытый силуэт в свете Саана. Тяжелый линкор плыл под тремя солнцами итрейского флота, рассекая волны, как кинжал из могильной кости – глотку старого палача. Кровавая гибель, которой она одарила мужчину, тяжким грузом давила на грудь. Тяжелее, чем воспоминание о гладкой твердости красавчика, о его поте, оставленном на ее коже. Хоть этот молодой саженец расцветет в убийцу, которую справедливо будут бояться другие убийцы, сейчас она была всего лишь ростком, и воспоминания о лице палача, когда она перерезала ему горло, вызывали… противоречивые чувства. Не слишком приятное зрелище – наблюдать, как человек ускользает из потенциальной жизни в окончательную смерть. Но совсем другое дело – быть тем, кто подтолкнул его к этому. Несмотря на уроки Меркурио, она все еще была шестнадцатилетней девушкой, свершившей свое первое убийство. Во всяком случае, первое преднамеренное. – Ну здравствуй, милочка. Голос вывел ее из раздумий, и девушка обругала себя за неосмотрительность. Чему учил ее Меркурио? «Никогда не становись спиной к комнате». Можно, конечно, возразить, что недавнее кровопролитие представляло собой достойное отвлечение и что палуба корабля не «комната», но в ее ушах все равно прозвучал ответный удар ивового прута старого ассасина. «Два подъема по ступенькам! – рявкнул бы он. – Туда и обратно!» Она повернулась и увидела юного матроса с павлиньим пером на фетровой шляпе и соблазнительной улыбкой. Рядом с ним стоял еще один мужчина – широкий, как мост, рукава рубашки безобразно плотно облегали крупные мышцы, напоминая плохо скроенные мешки, набитые грецкими орехами. С виду похож на итрейца – загорелый, голубоглазый, во взгляде – отпечаток тусклого блеска улиц Годсгрейва. – Я надеялся, что мы еще встретимся, – сказал Павлин. – Судно не настолько большое, чтобы надеяться на обратное, сэр. – Сэр, значит? Когда мы беседовали в последний раз, ты грозила лишить меня самого драгоценного и скормить рыбам. Она исподлобья посмотрела на мужчину. На мешок с грецкими орехами. – Не грозила, сэр.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!