Неужели я думала, что хуже уже быть не может? Как глупо с моей стороны. Это не какие-то случайные злодеи. Их отправили за мной, как псов за сбежавшим зайцем. А я думала, что он будет стоять сложа руки и даст мне сбежать? Видимо, да, потому что шок окончательно лишает меня способности думать. Если остановлюсь, они схватят меня и вернут жениху. А он посадит под замок. Я ни капли не сомневаюсь, что другой возможности сбежать мне не предоставится. Я не думаю. Не строю планов. Я скидываю туфли и бегу со всех ног. Позади меня слышатся брань и топот шагов. Слишком близко. Река изгибается, и я бегу вдоль берега. Даже не знаю куда. Прочь. Мне нужно убежать прочь. Все равно, как это выглядит со стороны. Я бы бросилась в ледяную реку, чтобы сбежать от Зевса. Все лучше, чем этот монстр, который правит верхним городом. Передо мной возвышается Кипарисовый мост, древний каменный мост с колоннами вдвое шире и выше меня. Они образуют арку, которая выглядит так, будто ведет в другой мир. – Стой! Я не обращаю внимания на крик и бросаюсь в арку. Больно. Черт, все болит. Кожу щиплет, будто ее до крови сдирает какая-то невидимая преграда, а ступни режет, словно я бегу по стеклу. Наплевать. Я не могу остановиться, раз они так близко. Я едва замечаю, как вокруг меня от волн на реке поднимается туман. Уже на полпути через мост я замечаю, что на другом берегу стоит еще один человек. Он укутан в черное пальто и прячет руки в карманах. Туман кружит у его ног, как пес возле хозяина. Эта причудливая мысль лишь подтверждает, что со мной не все в порядке. Я теперь вообще за гранью нормы. – Помогите! – Я не знаю, кто он, но наверняка этот незнакомец лучше тех, что меня преследуют. – Прошу, помогите! – Он не двигается. Я замедляю шаг, тело наконец перестает слушаться от холода, страха и странной режущей боли, которую вызывает путь через мост. Споткнувшись, я чуть не падаю на колени и встречаюсь взглядом с незнакомцем. Молю его. Кажется, он целую вечность смотрит на меня, стоя неподвижно, как укутанная в черное статуя. А потом будто делает выбор: подняв руку и простирая ко мне ладонь, он жестом подзывает меня пройти оставшийся участок реки Стикс. Наконец я оказываюсь достаточно близко, чтобы рассмотреть его темные волосы и бороду, вообразить глубину его мрачного взгляда. Тем временем странное гудящее напряжение вокруг меня словно рассеивается, позволяя без боли преодолеть последние шаги на другую сторону. – Идем, – просто говорит он. Где-то в пучине паники мой разум кричит, что это ужасная ошибка. Мне все равно. Собрав последние силы, я бегу за ним. Я не знаю, кто он, но предпочту любого, лишь бы не Зевса. Любой ценой. Глава 3. Аид Эта женщина не с моей стороны реки Стикс. Уже этого должно быть достаточно, чтобы вынудить меня уйти, но я невольно замечаю, что она хромает. Бежит босиком без пальто посреди января. И в ее глазах мольба. Не говоря о том, что ее преследуют двое мужчин, пытаясь догнать, пока она не перебралась на мою сторону. Они не хотят, чтобы она перешла через мост, и это все, что мне нужно знать: они служат кому-то из Тринадцати. Обычные жители Олимпа не пересекают реку, а предпочитают оставаться на своих сторонах Стикс, даже не понимая, что именно вынуждает их повернуть назад, как только они приблизятся к одному из трех мостов. Но эти двое ведут себя так, будто осознают, что она окажется вне их досягаемости, как только ступит на этот берег. Я машу рукой. – Быстрее. Она оглядывается, и исходящая от нее паника слышна так же отчетливо, как если бы девушка кричала. Их она боится больше, чем меня, что стало бы неожиданным открытием, если бы я не думал об этом так напряженно. Она почти поравнялась со мной, осталось пройти всего-то несколько метров. Тогда-то я понимаю, что знаю ее. Я видел эти огромные карие глаза и красивое личико на всех сайтах со сплетнями, где любят следить за Тринадцатью, их семьями и друзьями. Эта женщина – вторая дочь Деметры, Персефона. Что она здесь делает? – Пожалуйста, – вновь говорит девушка, задыхаясь. Ей некуда бежать. Они на той стороне моста. Я на этой. Видимо, она и правда в отчаянии, раз перешла мост, преодолев невидимые барьеры, и доверяет свою безопасность такому, как я. – Беги, – повторяю я. Договор не позволяет мне приблизиться к ней, но как только она подойдет ко мне… Мужчины позади нее ускоряют шаг и переходят на бег в попытке догнать ее, пока она не добежала до меня. Персефона замедляет шаг. Она прихрамывает, а значит, ранена. А может, просто измотана. И все равно решительно плетется дальше. Я считаю расстояние, пока она его преодолевает. Шесть метров. Пять. Три. Полтора. Они близко. Чертовски близко. Но правила есть правила, и даже я не в силах их нарушить. Она должна добраться до берега сама. Я смотрю на них и с мерзким ощущением узнаю. Я знаю этих людей, у меня уже давно есть на них досье. Два головореза, которые втихаря работают на Зевса, улаживая дела, свое участие в которых он предпочитает скрывать от преклоняющейся перед ним публики. А раз они здесь, преследуют ее, значит, происходит что-то значительное. Зевс любит играть с добычей, но неужели он стал бы устраивать эту игру с одной из дочерей Деметры? Неважно. Она почти вырвалась с его территории… и перешла на мою. Едва Персефона ступает на эту сторону моста, я ловлю ее, обнимая за талию, разворачиваю кругом и прижимаю спиной к своей груди. В моих объятьях она кажется еще более хрупкой и миниатюрной, и во мне неспешно нарастает злость оттого, как она дрожит. Эти сволочи долго за ней гнались, изводя по его приказу. Несомненно, это какое-то наказание. Зевсу всегда нравилось загонять людей к Стикс, взращивая в них страх с каждым пройденным кварталом, пока они не окажутся в ловушке на берегу реки. Персефона одна из немногих, кто все же попытался перейти через мост. Нужно обладать внутренней силой, чтобы отважиться пересечь его без приглашения, не говоря уже о том, чтобы справиться с этой задачей. Это достойно уважения. Но сегодня мы все играем свои роли, и даже если я не собираюсь причинять этой девушке вред, реальность такова, что она лишь козырная карта, попавшая мне прямо в руки. Я не могу упустить такую возможность. – Не дергайся, – бормочу я. Она замирает, но продолжает судорожно хватать воздух. – Кто… – Не сейчас. Изо всех сил стараясь хоть на миг не обращать внимания на ее дрожь, я сжимаю горло Персефоны ладонью и жду, когда те двое нагонят. Я не причиняю ей боль, но слегка надавливаю, удерживая ее на месте – чтобы все выглядело убедительно. Она успокаивается. Не знаю, дело в интуитивном доверии, страхе или усталости, но это неважно. Мужчины, спотыкаясь, останавливаются, не желая, да и будучи не в силах преодолеть оставшееся между нами расстояние. Я на берегу нижнего города. Я не нарушил никаких правил, и им об этом известно. Тот, что справа, бросает суровый взгляд. – У тебя женщина Зевса. Персефона напрягается в моих руках, но я не обращаю внимания. Я ощущаю собственную ярость и вкладываю ее в ледяной тон своего голоса: – Тогда он не должен был отпускать свою любимицу бродить так далеко от безопасного места. – Ты совершаешь ошибку. Большую ошибку. Неправда. Это не ошибка. Это возможность, которую я ждал тридцать гребаных лет. Шанс нанести удар прямо в сердце Зевсу и его блестящей империи. Забрать у него того, кто важен для него, точно так же, как он забрал у меня двух самых важных людей, когда я был ребенком. – Теперь она на моей территории. Вы можете попытаться выкрасть ее, но последствия за нарушение договора будут на вашей совести. Им хватает ума понять, что это значит. Как бы сильно Зевс ни хотел вернуть свою женщину, даже он не может нарушить договор, не обрушив на себя гнев Тринадцати. Головорезы переглядываются. – Он убьет тебя. – Пусть попробует. – Я сверлю их взглядом. – Теперь она моя. Но обязательно передайте Зевсу, что я намерен сполна насладиться его неожиданным подарком. – Я закидываю Персефону на плечо и шагаю по улице вглубь своей территории. Сковывавшее ее оцепенение рассеивается, и девушка начинает сопротивляться, колотя меня кулаками по спине. – Опусти меня на землю. – Нет. – Отпусти меня. Я не обращаю внимания на ее протесты и быстрым шагом сворачиваю за угол. Как только нас становится не видно с моста, я ставлю ее на ноги. Женщина пытается замахнуться, что в других обстоятельствах меня бы повеселило. Боевой дух в ней сильнее, чем я ожидал от светской львицы, дочери Деметры. Я хотел позволить ей идти самой, но задерживаться ночью после такой стычки было бы ошибкой. Ее одежда для этого не годится, и всегда велик риск, что у Зевса есть шпионы на моей территории, которые могут доложить ему о случившемся. У меня ведь есть шпионы на его территории. Я скидываю пальто, закутываю в него Персефону и, прижав ей руки к бокам, застегиваю, пока она не начала сопротивляться. Девушка ругается, но я продолжаю путь, закинув ее обратно на плечо. – Веди себя тихо. – Да черта с два. Мое терпение, которое и так на исходе, вот-вот лопнет. – Ты замерзла и хромаешь. Помолчи и не дергайся, пока мы не зайдем внутрь. Она не прекращает что-то бормотать себе под нос, но больше не пытается вырваться. Сейчас главная задача уйти подальше от реки. Сомневаюсь, что люди Зевса настолько глупы, что попытаются перебраться сюда, но сегодняшняя ночь уже преподнесла сюрпризы. Я-то знаю, что ничто нельзя принимать как само собой разумеющееся. Расположенные возле реки здания неспроста разрушены и пусты. Тем проще поддерживать легенды о моем береге, которые жители верхнего города любят рассказывать друг другу. Если эти великосветские придурки будут думать, что здесь нет ничего ценного, то оставят меня и моих людей в покое. Договор действует только до тех пор, пока Тринадцать находятся в согласии. Если однажды они решат объединиться и захватить нижний город, неприятностей не оберешься. Лучше всячески этого избегать. Прекрасный был план до этого вечера. А теперь я разворошил осиное гнездо и обратно его уже не собрать. Женщина, лежащая у меня на плече, либо станет орудием, с помощью которого я наконец-то свергну Зевса, либо моей погибелью. Ободряющие мысли. Едва я дохожу до конца квартала, как две тени отделяются от зданий по обеим сторонам улицы и идут в ногу со мной в нескольких метрах позади. Минфа и Харон. Я уже давно привык, что мои ночные странствия никогда не проходят в полном одиночестве. Даже когда я был ребенком, никто не пытался меня остановить. Они просто следили, чтобы я не попал в неприятности, из которых не смогу выбраться. Когда я наконец принял власть в нижнем городе и мой опекун ушел в отставку, он передал мне контроль над всем, за одним этим исключением. Более мягкий человек предположил бы, что мои люди делают это заботы ради. Возможно, отчасти это так. По большому счету, если я умру, не оставив наследника, тщательно поддерживаемый баланс Олимпа пошатнется и рухнет. Глупцы в верхнем городе даже не осознают, насколько я важный винтик в их машине. Негласный, непризнанный… но мне так больше по вкусу.