– Сказал ему, пока мол, особых денег нет, расплатимся четырьмя хорошими конями – благо лошадей у нас в конюшне много. Так он обжадничался весь, начал ныть, что дороговато, можно и одной какой-нибудь захудалой лошаденкой отделаться. Пока он проглатывал остатки, у меня в голове вертелось, что коней придется покупать на базаре, что перед походом это будет довольно-таки убыточно, а потом, может быть, и учить лошадей ходить подолгу под седлом со всадником на спине, ибо что они делали раньше – неизвестно. А торговец напоет тебе любые сладкие песни: под седлом ходить? Она под ним выросла! Пахать на ней? При нужде от Новгорода до Киева вспашет! Телеги с грузом возить? Умаешься грузить, а ей это только позабавиться, всю жизнь тяжеленные возы таскала, не подведет! И лошадников среди нас ни одного нету, схватим самых захудалых кляч, которые падут, не дожив до путешествия. Зато на торге, после грамотной предпродажной подготовки, будут сиять так, что сомнений не будет – чудо-кони! Богатырские златогривые красавцы! Сивки-Бурки, вещие каурки по льготным ценам! – Я эти жадные бредни долго терпеть не стал, – продолжил Богуслав уже свободным ртом, – и спросил молодого жадюгу: а во сколько он оценивает свою княжескую жизнь? Мстислав удивился, и горячо стал толковать, что его жизнь для жены, бояр, народа Новгорода просто бесценна. На это я ему сказал: а ты эту ценность бесценную только что оценил в захудалую лошаденку. А еще лучше лекарю на прощанье выдать по шее и пошел он вон! Правда, он с бояр за выход к ним домой на часок по шестьдесят рублей берет, а к тебе, даже если подыхать будешь, не придет никогда – ну и бог с ним, обойдемся. Володька-мерзавец еще любитель позорящие лучших государей мерзкие слухи распускать, и ничего ему сделать нельзя – вольный город. Перетерпим! Видел бы ты, как этого щенка от моих речей корежило! А то он уж больно любит хвалиться народной любовью. А тут дурная слава на века останется! К сожалению, она и осталась, подумал я. Во всех летописях подданные жалуются, что всем хорош князь: справедлив, смел, умен, хорошо решает любые споры и судит людей, но взимаемые им поборы и подати уж очень высоки. – Уткнулся Мстислав после моих злых слов носом в подушку и оттуда буркнул: делай, как знаешь. Отдай коней хороших – моего только не трогай, вместе с седлами, и еще чего-нибудь придумай, но дурной славы чтоб не было! – продолжил боярин-дворецкий, – в общем сейчас идем за боярином-конюшим, и безжалостно шерстим конюшню! А что-нибудь другое, это потом придумаем, время в запасе до вашего выхода в дальние края еще есть. И мы, веселые и сытые, пошли в ближние края – на конюшню. Красавцев-коней отбирал лично Богуслав – он и на должности конюшего не очень давно побывал, и дружину в походы на этих лошадях водил не раз, понимал в них хорошо. Речи боярина, ответственного за конюшню, пресек сразу. – Указывать будешь таким же молодым, как и ты, сокольничему и постельничему, а при мне лучше помолчи! Отпишу Мономаху, посмотрим, что с тобой дальше будет, как Мстислав из-за тебя с отцом спорить будет. Авторитет дворецкого, видимо, при молодом княжеском дворе был очень высок. Ненужные споры немедленно прекратились, и три коня и одна кобылка были безропотно оседланы и выданы. Когда вышли из конюшни, Богуслав обосновал свой выбор. – Жеребцы все трое хороши, жаловаться на них не будешь, но в дальнем походе Зарница выносливее всех, не гляди, что кобыла – вам в самый раз! Конечно, всадник должен быть полегче нас с тобой, мы на ней Христину из города в город возим. Найдется у тебя такой? – Найдется! – ответил я, представляя меленькую против нас Наину. – Вот под ним Зарница с утра до ночи будет скакать и не запалится. – А княгиня? – А княгине в Новгороде сидеть не пересидеть. Лошадок где будешь держать? – Возле нового дома большую конюшню поставил, на всех места хватит. – Подковали их дней пять назад – перед выходом для верности перекуете. И, желательно, через день гонять под всадником и без всадника через день. Чаще не надо – тебе для похода они свежие нужны. Перед выходом пусть дня три – четыре отдохнут. – Может их под седоком ловчей будет постоянно в дороге держать? – Долго идти будете. Она, коняшка, под седоком устает быстро, если по твоим часам прикинуть, каждый час останавливаться придется, отдыхать. Если дольше, Зарница-то не умается, а эти красавцы запалятся – лишишься коней из-за торопливости. – А что же делать? – Мы в длинных походах так делали: проехались минут тридцать-сорок, всадники спрыгнули и не очень быстро рядом с лошадями, держась за повод, побежали. Видишь, скакуны отдохнули, подал команду: по седлам, и дальше поскакали. Так можно при нужде и день, и ночь ехать. Лошади без всадника сутками не устают. Пока время есть, учи своих бойцов на седло и с седла легко прыгать, бежать подолгу, да и сам наловчись – вдвое быстрее дело-то пойдет. И еда вам нужна особая, охотиться да рыбу ловить будет некогда, а харчевен на каждом шагу там не будет – кормить больно-то некого. Все путешественники не торопятся – остановились, кулеш без мяса сварили, оно портится ж больно быстро, поели спокойно и всласть. Они знают: прибудут, откормятся, отдохнут. На волоках ладьи бурлаки оттащат, если по течению плывут, грести не надо, лежи, мечтай, не оголодаешь. Вы – совсем другое дело! То скачете, то бежите, то на речках броды ищете, а иногда придется и вплавь пуститься. И постоянно надо в силе быть, кто его знает, когда злой колдун навалится, не угадаешь. Вам пропитание другое нужно. Мне в голову пришли воспоминания о пеммикане, поделился ими с собеседником. Мы уже вышли за ворота Детинца, сели на лошадей, и, по дороге к моему дому, разговаривали. – В очень дальних краях есть воинственные народы, индейцы называются. Они, когда воюют, им охотиться некогда. Вот индейские воины с собой и берут смесь из сушеного мяса, жира, толченых ягод и соли. Очень долго такая еда не портится. – А много их? – Немерено. – К нам не заявятся? – Между нами океан, не переплывешь, тысячи верст расстояние. До большой войны между их племенами и европейцами несколько сотен лет. Русь эти дела никогда никаким боком не коснутся, не волнуйся. Беседа опять вернулась к животрепещущей и, более насущной теме, дорожному провианту. – У нас охотники делают похоже, когда надолго из дому уходят: смесь сала, толченых сухарей и соли, катают из этого шарики. Годами не портится. Даже если сало прогоркнет, вонюче, на вкус противно, но есть можно – ни шиша не отравишься. Как они это называют, не помню. Если заинтересуешься, подойдем вместе к старшему княжескому ловчему, он тебе все в подробностях растолкует: чего сколько брать, как и чем толочь и прочее – он в этих делах мастак. Я представил лица своих соколиков, когда они понюхают выданные мной катышки с прогоркшим салом или, не дай бог, это куснут. Герои, конечно не отравятся, охотно в это верю, но то, что они мне после этого скажут, даже представить себе боюсь. – Мы, наверное, лучше по-индейски… – Как знаешь – тебе и решать, и идти, ты у ребят старший, голова дела. – Да уж… А ничего, что мы князя одного оставили? – Не помрет! Ты хорошо лечишь. Надо его за жадность проучить, чтоб неповадно было впредь так с нами себя вести. На всяких его подданных и что он с ними делать будет, мне наплевать – он государь, ему и ответ за это держать. А вот для тебя, который ему жизнь спас, лошадей жалеть, и меня, старого пса по ходу позорить: обещал тебе и обещание не сдержу, свое слово нарушу, за это в жизнь его не прощу. Если бы не клятва верности, которую я Владимиру Мономаху дал, а он ее на своего сына перевесил, сегодня же уехал бы. Так что пусть полежит в одиночестве, подумает. А у тебя есть кому ухаживать за лошадьми? – Ну, я сам, Забава… – У тебя дел выше крыши, а она беременна. Не вижу работника. – Есть у меня неплохой мужик на примете, Олег зовут, половым в одном трактире служит. Может быть ко мне работать пойдет? – А он с лошадями-то имел когда-нибудь дело? Или так, принеси-подай всю жизнь? – Не спрашивал как-то. – Вот и пошли его спросим. – Прямо с конями? – Именно так. Сразу и увидим, как хваленый Олег к лошадкам относится: если пугается их так, что боится к ним руку протянуть или просто сторонится, лучше не брать. А чтоб работу спокойную и хорошо оплачиваемую получить, народ наврет, что угодно. – И то верно! Повернули к корчме. Богуслав предпочел не посещать заведение. – Волоки его сразу сюда, я лошадей на улице одних не брошу. Тут же уведут честнейшие новгородские люди! Зашел в харчевню, присел в центре. Против прежних времен с поваром Федором было как-то пустовато. Олег подбежал сразу. – О господи, наконец-то ты пришел! Я уж и ждать перестал. Мне Федька говорил, что ты обещался зайти. – Обещал – пришел. Садись рядом, потолкуем. – Да нельзя мне! Вон аспид-хозяин из угла следит, потом поедом есть будет, за весь день получки может лишить. А у меня жена, дети. Дела-то, видишь совсем плохи – народу с каждым днем все меньше ходит. Раньше они Федькины кушанья ели, из-за них и шли сюда, невзирая на нашу дороговизну. А чудак-корчмарь его выжил, и теперь этот паук во всем меня винит, а не свою дурость. – Ладно постой, коли так надо. У меня разговор короткий будет. Ты с лошадями дело в этой жизни имел? – Отец возчиком был, тяжеловоза держал. Я за конем убирал, поил его, кормил, а батя только и делал, что все дни пьянствовал и пытался извозом зарабатывать. Пил вечно в разных местах и с разными людьми. Последний год папочкиной жизни только и бегали с матерью по улицам и распивочным, искали его. Просто с рынка отца забирать было нельзя – отлупит обоих прямо при людях, силен был, как медведь. И вдруг исчезли и батя, и конь, и телега. Ходили к посаднику – бесполезно, идите сами куда хотите и ищите. Вот и весь разговор! Самое забавное, подумалось мне, что и почти через тысячу лет практически то же самое. Олег продолжил свою грустную историю. – А мне еще только пятнадцать лет, и кроме ухода за лошадьми, ничегошеньки я делать не умею. Потыкался по боярским дворам – никому конюхи не нужны. А у меня две сестры и три брата, все моложе меня. Хоть стой, хоть падай! Помыкался в этой жизни: и грузчиком был, и временным подсобником у разных мастеров, нигде пристроиться надолго не удалось. Наконец повезло: в одной корчме половой прямо на работе помер. Вот на его место и удалось устроиться. Год назад это заведение сгорело, а местный хозяин решил меня проверить, от него вечно все работники бегут. – Побежишь ко мне? – А кем, половым? – Конюхом. Олег аж сел от удивления. – Ты лошадь завел? – Шестерых. Четыре нас на улице ждут. – Это ты одним пением такой табун добыл? – И, кроме этого, лечил, делал кареты, строил лесопилки, только-только начал обжигать кирпич. Со дня на день возьмусь стены у церкви класть. И, сам понимаешь, с конями мне возиться некогда. – Только ведь половому платят! – И много? – Раньше, вместе с чаевыми, аж по пять рублей в месяц выходило, а теперь, без Федьки, наверное, и трешки не заработаю. – У меня будешь получать по десять. – Это ты шутишь так? – поразился Олег. – Вот в шутку за месяц вперед и получи. Я вынул кошель, отсчитал десятку. Половой завороженно глядел на серебряные монеты, все не мог поверить своему счастью.