После завтрака завалились в комнате у ведуна. Болтали о том, о сем. Спросил о положении дел в Новгороде с игрой в шахматы. – У князей и бояр умеют. У остальных – нет. – А может богатый купец показать свое умение боярину? – Знатный никогда с торгашом не сядет. Да и не умеют купцы. А деньги тут не причем. Подумалось: выходит, Акинфий тут, как белая ворона. Свои не умеют, чужие не хотят. – А княжьи люди? – Тоже не свяжутся. Значит, у старшины надежного и умелого партнера нет. Завтра поиграем. – Ну, давай учиться? – Давай. И я учился. Почему меняется положение руки? Как это делается? На какую линию как надо влиять? Какова должна быть последовательность изменений? Через час я перестал что-нибудь понимать и взмолился о пощаде. Мы опять упали на топчаны. Немного придя в себя, стал рассказывать хозяину о вчерашних именинах. Тот попросил спеть «Новгородскую купеческую». Обернулся за домрой. Опять завалился на кушетку, от усталости. Спел. – Интересно как меняется у тебя желтая линия! Ты поешь, а она меняет оттенки и положение. Вот сейчас не поешь, ничего не колеблется. Видно так на нее твои действия влияют. Значит и я могу воздействовать. – А плохо не будет? – Не знаю. Никогда такого не делал. Еще полежав, решили попробовать. Ведун гарантировал, что при неудачном исходе вернет все назад. – Ты пой, а я пока погляжу, как к ней лучше подойти. Я сел и запел. – Что-то ты какой-то другой, когда сидишь. Линия стабильна. А ну-ка, лежа опять спой. Сразу же исполнил новую команду умельца. – Давай подумаем. Позанимались умственным трудом. Жертва будущего эксперимента, почему-то, безуспешно. Игорю, как обычно, повезло больше. Удивительное рядом. А ведь всего девять лет он этим занят. Пустяк, против моих непомерных умственных усилий. – Знаешь, все твои способности можно качественно усилить. И я знаю – как. Эх, мне бы ума побольше. А пение…Ну, с паршивой овцы хоть шерсти клок. – Позанимайся, – милостиво соизволил я. – А там, глядишь и ведунские способности подтянем. Вот это вызвало во мне живейший интерес. – Может, прямо сейчас и попробовать? – Нет, мне кое-что нужно будет понять. А с пением уже все ясно. Да, теперь стимул есть. Все мифическое усиление заняло где-то с полчаса. И здравствуй, страна талантов! Минут десять Игорь отходил от неведомых усилий. Очухался. – Запевай! Мне даже стало любопытно – как можно эту мелкую способностишку усилить? Петь и одновременно плясать? Я рванул. Эффект был поразительным. Голос усилился, приобрел новое звучание, брал сверхвысокие и сверхнизкие ноты. Ведун был поражен. – Никогда такого голоса не слыхал! Мало того, что сам по себе великолепен, он еще вызывает радость и удовольствие. Таких голосов раньше не было. Думаю, девок, как молнией бить будет. – Да наплевать мне на баб! Ты что, и голосовые связки мне усилил? – Голос при разговоре у тебя не изменился. А усилил я только желтую линию. Она, правда, по горлу проходит. Ну что, назад? – И не вздумай. Обкатывать буду. Я пением на жизнь зарабатываю. – Неизвестно только, долго ли эта способность продлится. Уж больно дело-то новое. Пока линия мощная. Кстати, ты есть не хочешь? – Голоден, как волк. – И я тоже. Пошли в столовую, Люба дала колбасы, сыра и сбитня. Сожрали молча. В доме был мир и порядок. Я зарекся на веки вечные воздействовать на чужих жен. Опять пошли отдыхать. Вдруг вышло солнышко, правда ненадолго. Туч на небе было еще полно. Но чувствовалось лето. В это время года осадки обычно не утомляют. Эти летние дожди… Улетели и прошли. Потап оживился и принялся лаять. Кто-то пришел. Игорь потянулся. – Сегодня никого принимать не буду. Ну да: сейчас война, а я уставши. Пришла от калитки Любовь. Позвала меня. Я вышел, пройдя по деревянному настилу. За калиткой ждали кожемяка с женой. Провел их в комнату для приема, усадил. Анна сразу же начала говорить, что они согласны, и могут начать хоть завтра. Антон сидел молча. Его можно понять – будь ты хоть как против, молодой и любимой женушке не откажешь. Я, свое обещание не впутывать жен, помнил отлично. – И теща согласна? – Да, да. Суду все ясно. Позвал Любу, попросил показать девушке кухню. Перед этим велел девчонке держать язык за зубами – хозяйка хочет на их место посадить зятя. А он лентяй и пьяница. И если она сболтнет чего, я жене наставника не откажу. Хозяйка увела притихшую девушку, а я повел серьезный разговор. – Бабы вдвоем долбили? – Да вообще покоя не давали! Теща прямо плешь проела! И день и ночь, и день и ночь! – Я бы тоже не выдержал. А твоя мать? – Сомневается. – Братья? – Предлагают хорошую, но не очень денежную работу. – Делать ее умеешь? – Конечно. И начал рассказывать о своих кожевенных делах: очистке шкуры от остатков мяса, мытье, вымачивании, озолении, снятии наружного слоя, дублении, смазке жирами. На каком этапе они рвут по двенадцать шкур зараз, я так и не понял. Голова гудела от загрузки. Переспрашивать ничего не стал. Дилетанту нечего в такое сложное ремесло и вникать. Я-то думал, что все гораздо проще. Пусть идет озоляет. – Ты грамотный? – Нам это ни к чему. Объяснил, что берусь за новое для себя дело: надо испытывать все, за что будем браться. Какая именно глина подходит, сколько ее надо замачивать, с чем смешивать, сколько времени обжигать и надо ли перед этим сушить, как делать формы и печи – все неведомо. И делаешь обжиг, сколько времени, сильный ли нужен огонь – не запомнишь, надо писать. Писца держать не будешь. – Поэтому, если хочешь у меня работать, учись писать и считать. Нет – дуби кожу. Может, все будет хорошо, доживешь в кожемяках. Не понравится, приходи следующей весной, когда подсохнет, потолкуем. Анне я сейчас все понятно объясню, чтобы тебе нервы не трепала. Сходил за его женой. Сказал, что пока денег у меня нет. А муж у нее – неграмотный. В общем, начнем на следующий год. А может и нет, как бог даст. На этом и расстались. Пошел опять к ведуну. Тот позвал посидеть на улице. Куда-то бродить, вроде еще сыро. Пошли, посидели. Быстро сохло. Тучи ушли, и солнце сияло. Грязного пса отшили. Игорь рассказывал про жизнь. Мое внимание привлек эпизод с распиловкой бревен на доски, когда строили сарай. Пилили умельцы тяжело: один тянул пилу вверх, другой, весь в опилках, из ямы вниз. Работали долго и тяжко. – Может, механизм какой есть? – Плотники уверяют, что нету. Я задумался и дальше уже не слушал. А у Акинфия мельницы… Значит, есть и плотники, чтобы поставить лесопилку. И умельцы, чтобы поставить дамбу на небольшой речушке. А с голосом, как у меня сейчас, можно и самому на это заработать за зиму. Лишь бы голос не пропал. Прежний-то вариант не манит. Спросил у лекаря: – У меня желтая линия не уменьшается? Тот пригляделся: все, как было. Пошли обедать. Любаша расстаралась для амнистированного мужа. По ходу и мне перепало. Как я в нее не вглядывался, никакой желтой линии не увидел. Дилетант я еще в этом деле. Мелко плаваю. Подала и присела поболтать. – Девушка, что к тебе сегодня приходила, такая молчунья! Да уж, подумал я. Видимо, таковы все жены скорняков – не болтушки! – Говорю, что готовлю на обед, показываю продукты – ни единого слова. – Смущается видно, – заметил хозяин, уплетая белорыбицу. Я тоже отдал должное не виданной мной ранее царской рыбе. Действительно, вкусна! Гораздо лучше осетра. Хотя, может дело в поваре. Гарниром шла какая-то желтая икра. Из беседы за столом понял, что от щуки, слегка присоленая и обалденного вкуса.