– Порубят они тебя вообще с доброй улыбкой – добавил я масла в огонь. Враги, почуяв неладное, повернулись. Четверо с мечами, в кольчугах. Пятый, не экипированный для боя железом, негромко сказал, рассмотрев нас. – Вот эти двое, – и показал на нас пальцем. Тут все выхватили клинки, а я поднял арбалет. Сзади подоспела подмога – молоденький матросик с топором. И закипела сеча. Пришлые начали, бросившись вдвоем на Кузьмича и морячка, ко мне пошли еще двое, явно не считая самострел серьезным оружием. Жизнь их быстро разубедила. Я опечалил первого, спустив тетиву. Болт ударил в живот, порвав кольчугу. Со вторым я начал биться свежекупленным топором. Противник превосходил меня и силой, и умением. Тут набежал морячок и стал биться с напавшим на меня на равных. Моя неизбежная смерть получила отсрочку. Начал перезаряжать арбалет. Пора превзойти напавших хотя бы в количестве. А с обычным оружием мы мало чего стоим. Выпустил очередной болт. С пяти шагов не промахнулся. Сдавленный крик и мой несостоявшийся убийца, раненый в грудь, рухнул на землю. Наш рыжик бился один с двоими. Фрол обрубил у одного кисть руки. Тот завыл и уселся на землю. Оставшийся прыгнул в сторону и очень быстро убежал. Мы пошли к пятому. Он по повадке было видно – не боевой, попытался тоже исчезнуть. В это время матрос кончал разбойника, не добитого Фролом. – Эй, Дмитрий Иванович – сказал вальяжно рыжий – на коня не лезь. Пытать буду долго перед твоей смертью. Рассказывай все, что ведаешь. – Да ничего не знаю – заюлила эта гнида. Я вынул из-за пояса большой нож для боя. – Дозволь, Фрол Кузьмич, ухо ему отрезать? У гостя от чего-то вернулась память. Он затараторил, только успевай слушать. – Это тесть ваш велел вас убить! Борода обождал положенное время и задал неожиданный вопрос: – Детям ее кто отец? Поганец снова было заюлил. – Да откуда мне знать… Нож опять был вынут. Тварь быстро залопотала. – Все трое от Яшки-конюшего! Фрол понурился и пошел к ладье. – Этого гада убить бы надо, – глядя в землю, печально высказался Кузьмич. Ну нам, душегубам, лишь бы команду получить. Я дернул поганца за плечо – пошли. Он бежал рядом, просил и умолял, обещая деньги, лошадей, продать домик… – Заткнись, – мрачно сказал я – деньги давай. – Увесистый кошель подцепил к поясу. – Хозяину передашь – хочет жить, пусть отстанет от нас. Иначе убьем всех: его самого, дочь, внуков. С наемниками больше возиться не будем. Все понял? – Да, да, конечно! – Пошел вон – и дал ему пинка на прощанье. Хорошо попугать всякую мерзость при расставании. Правда, тесть похоже крутой, и напугать его вряд ли удастся. Гаденыш уходил, оборачиваясь и ожидая удара в спину. По себе судит, понял я и решил использовать детское умение. Засвистел, заухал вслед. Как он побежал, порадовав сердце! Да, хорошо бы еще и обгадился на прощанье. Так, потихоньку и дошел до ладьи. – Поскорей отчаливать надо – сказал мне капитан. – А то убитых полна пристань. Привяжутся местные власти, насидимся в порубе. – Да, это верно – присоединился к его мнению Фрол. – Но мы же правы! – стал бороться за правду я. – Сидеть не меньше месяца и хорошо если оправдают. А может кому приглянется судно, или опознают кого из убитых, как сродственника какого-нибудь местного шишака, хана нам. – Да, конечно, отходим. Ладья плавно отошла от пристани и пошла против течения. Я уселся было за гребца, но был изгнан, так как Кузьмич грести не хотел, а другой пары мне не было. Хозяин корабля подозвал к себе. – Друг твой не разговаривает, печалится чего-то, иди к нему. – Мне парень ваш еще жизнь спас – сказал я. – Второй справа – Петр – сразу ответил капитан. Правильно, что подсказал – в горячке боя разглядеть матросика я просто не успел. – А лошади там были? – Продал их Петруха сходу, деньги у него. – А мечи, кольчуги? – В трюме. Все было ясно. Подошел к Петру. Спросил – поговорим? Он встал, и мы отошли к корме. – Деньги за лошадей я отдам. – Две трети – уточнил Фрол. – Мечи и кольчуги продадим по пути, деньги делим так же. – До Новгорода не подождем? – спросил я. – Там железо дешевле, немцы возят – ответил напарник. – Самая цена здесь – руда у них плохая, – добавил матросик. – Твой самострел в трюме. Надо вам мечи и кольчуги подобрать – добавил Кузьмич. Тут я заметил тряпку, красную от крови, на предплечье у матроса. – Кто тебя ранил? – Его я потом добил. – Как же ты гребешь? – негодовал я. – Да ранка плевая, уже и не чую – ответствовал этот доморощенный ратник. – А перевязать завтра есть чем? – Откуда? Я же не лекарь. Вспомнились поганцы из 21 века, которые донимали с любой царапиной. Да, надо пугать этого оболтуса, который рану явно ничем и не залил. Гангрену в это время лечили только одним способом: отрезали руку. Поведал об этом пареньку. Фрол добавил масла в огонь. – У нас в дружине троих ранили в руку. Выжил только один. – Да откуда вам знать – ерепенился щенок. – Он – лекарь, – добил его Фрол, показав на меня. На юношу смотреть было жалко. Весь как-то съежился, гонор исчез. – Как же Варя, пропадет она одна – заныл Петька. Да, только нам двоим и петь о жалости к женщинам… – Я вот тоже заботился о супруге, а она оказывается нарожала троих деток от другого и послала за нами душегубов. Петр сломался от крушения жизненных надежд. Тут мы вошли в пределы какого-то населенного пункта. Я побежал к шкиперу. – Остановиться бы нам и здесь. – Зачем? – У Петра может начать гноиться рана. Капитан тут же, без лишних вопросов, скомандовал матросам, и ладья прижалась к мосткам. – Что тут? – спросил подошедший Кузьмич. – Вот он говорит, что у Петрухи может начать гноиться рука. – Владимир лечит не первый год! – рассеял Кузьмич его недоверчивость. Хозяина судна аж перекосило.