– Сколько эта Глашка у тебя получает? – Рубля два-три. – Еще рубль осилишь? – А то. – Боярыню отошли куда-нибудь, пока бабу обрабатываем. Он кивнул. Прислужницу привели. Боярин пожелал чего-то, жена ушла исполнять. Начали. – Глаша, говорят ты мастерица рассказывать о подружках: кто что говорит, делает? Слухи о мгновенном переходе в неприятный статус сидоровой козы уже, видимо, достиг людской. Она заметалась: – Не помню ничего! И не знаю, о чем они там лясы точат. И больше говорить об этом не буду! Хотите поклянусь на Библии? – Конечно хочу. Только не в твоих выдумках, а в том, что нужно твоим хозяевам. Она успокоилась. Риска для спины не было. Я потихоньку к ней пригляделся: ровесница боярыне, возможно выросли вместе, особых болезней нет, слегка худовата. Продолжил: – Заработать хочешь? – Кто ж не хочет. А что делать надо? Может отравить кого? Жадновата и убийца в душе. Трюк с Библией с ней не прокатит. – Нужно послушать, что бабы болтают о лечении боярыни. А ей будет очень вредно об этом слушать. Вот и нужно их выявить и доложить боярину – только о тех, кто рвется сказать хозяйке. Только ему, ей не надо. Желательно общаться наедине. Доклад каждую неделю. Раз в месяц – рубль. – Ого-го! – Будет что-то срочное, сразу беги. Оговаривать никого не надо. Тебе это ничего не даст. Позовут меня, а я ложь вижу! Тебя засекут насмерть. Беги, работай. Вернулась боярыня, принесла какую-то ерундовину. Потом ушла. Мы остались вдвоем. – Лихо ты ее. – Да, неплохо получилось. – Сколько за все возьмешь? Ответил. – Как для всех… – задумчиво протянул боярин. – А подарки возьмешь? Интересно, а чем он отдариваться будет? Борзыми щенками? Аглаю в постель? Ладно, отказаться никогда будет не поздно. – Неси! Боярин, не торопясь, сходил куда-то, принес немаленький ларец, высыпал на стол возле меня содержимое. И засияли, засверкали самоцветы, заблестело обрамляющее их серебро. Тускло отозвалось золото. На что уж я равнодушен ко всяким висюлькам на женщинах, а тут вдруг залюбовался. Было видно – редкий по умению и таланту мастер делал… – Это все один серебряных и золотых дел мастер исполнил, иностранец. Зовут Соломон. Лучше всех наших в стольном граде Киеве делает. – Иудей? – Именно так. Ты его знаешь, что ли? Его многие знают. У него изделия дороже, чем у всех, но уж тут на выбор: хочешь любоваться вещью или глянуть на ерундовую поделку. И не в камнях разница, не в металле, а в таланте мастера. И видишь, нет ни черни, ни зерни в отделке – сразу понятно, чужестранец делал. Я покивал из уважения к хозяину. Не знаю ни того, ни другого, чего ж не согласиться-то? Полюбовались еще, оторваться было трудно. Да, против местных поделок было ощущение чайного клипера на полностью раскрытых парусах против зачуханной баржи, княжеского личного коня против кривоногой деревенской лошадки, первой красавицы против криворожей дурнушки. – Да, красота…, забирай все! – Как все? Это же, наверное, боярыни вещи? – Именно. Мы оба не верили, что у тебя получится. От отчаяния за тобой послали. Она уж хотела отравиться, не житье ей так, как за эти проклятые три года. А я знал – не удержу, не поймаю лебедь свою белую! А она не девочка, чтобы всякую дрянь без ума пить от несчастной любви. Тех лечить – плевое дело! Заливают в этих дурищ воду, их рвет, и все дела. А она нашла в Вороньей слободке бабку вредоносную, та уж сварит, так сварит. За водой и послать не успеют. Вот и сидим вчера вдвоем: ей так жить нож острый, я без нее не могу. Оба плачем! Никогда не плакал, воспитан воином, а тут плачу…, – дело было ясное. Попросил только – мне оставь побольше, в петлю лезть неохота. Тут о тебе вспомнили, как-то на обоих озарение нашло, проблеск силы божьей! В один момент, никогда так не было, никто никого не уговаривал, не убеждал. Она поглядела на меня, а я сразу сказал: сейчас пошлю. А ведь перед этим никаких бесед про тебя и не вели. А тут просто знали и все. Луч божий! А ты из-за этих висюлек и бирюлек ведешься… И мы не хотим, чтобы эти вещицы в церковь ушли. Им потом денег дадим, какую-нибудь дароносицу или оклад драгоценный. Может есть у тебя или будет драгоценнейшая из женщин, без которой жизнь – звук пустой, только ей и дари. Просто мелькающим в твоей жизни, или из уважения кому, не давай. Мастер сюда частицу бога и своей души вложил! Шкатулку тоже он делал. Возьмешь, никуда не денешься! Если денег у тебя маловато, только скажи. Обсыплем золотом и серебром с головы и до ног! Дом поставим, какой хочешь, а то этот бери. Мы люди богатые. А ты нам две наших жизни подарил. Драгоценный подарок! До дома тебя двое дружинников проводят. Не хотим, чтобы хоть что-то в чужие разбойные руки ушло. Поэтому – не спорь! Я сидел, пораженный силой этой любви. Никогда такой не встречал. Что там Ромео и Джульетта! Те щенки! Ни детей, ни плетей – один ветер в башке у обоих. Сошлись-разошлись, через год уже враги. А здесь… – Вы давно вместе? – Уж двадцать пять лет. Детей двое, сыновья. Отдельно живут. У старшего уже жена беременна. Ты заходи к нам иногда. Вдруг я умру, не оставь ее заботой. Пробежался по нему глазами: – Проживешь еще немало. – А она? Да, тут свое – все ерунда. Главное – это ей помочь, защитить. Линии боярыни я помнил хорошо. – Тоже должна пожить вволю. – Приглядишь? Кивнул. Сила русского духа видна была в полную мощь. Не все же ее в боях показывать. Мы не только воюем и строим – мы еще и любим. И как любим! Если в 20 веке говорили иностранцы: никто так не может воевать, как эти странные русские, мы еще можем крикнуть отсюда, из 11 столетия: и любить! Никакая нация мира: ни романтичный француз, ни эмоциональный итальянец, ни расчетливый немец через двадцать пять лет совместной жизни на это не способны. А у нас это прослеживается через века. Вот аукнулось здесь, а отозвался из 19 века Гоголь своими «Старосветскими помещиками». Такие чувства не придумаешь, это вам не дешевенький женский любовный роман. Их надо увидеть своими глазами. Вот и мы с женой тоже прожили двадцать восемь лет вместе. И детей так же двое. И в душе покой. А что осталось? Уважение и привычка. Что ж, не всем дана такая русская силища. В любом деле есть богатыри, а есть рядовые воины. Даже из очень смелой мыши медведя не сделаешь. Зашла боярыня, мельком глянула на рассыпанные по столу украшения: – Взял? Боярин кивнул. Никогда в жизни не испытывал зависти: ни в деньгах, ни в квартирах, машинах, успехах. А тут испил это чувство полной чашей! И глянув, как они дружно сгребают в ларец вершины чужого таланта, понял: эх обошла судьба, эх обделила… – Михаил, а ты золото-то дал? – Да не берет! – Это серебро. А золотишко – это так, для забавы. Тоже подарок. Споров уже не было. Принесли изрядный мешочек веселья для попаданца. Позвали и усадили дружинника караулить творчество Соломона и металл, за который гибнут люди. Судя по его решительному лицу, у него у живого отнять это было невозможно. Понимал, что о дряни так заботиться не будут. Хозяйка спросила: – Может еще по рюмочке выпьем? Мы кивнули. За вторым ужином, наверняка полезным для похудания и тоже очень обильным, откусывая от очередного расстегая, поинтересовался: – А как в Новгороде меняют серебро на золото? – Как и везде – один к двенадцати. А в будущем – один к пятидесяти. Ох и переоценили у нас этот драгметалл, ох и переоценили… Просидели допоздна. Переться куда-то ночью было неохота. Игорь и Люба знают, куда я ушел, а жены у меня в этом времени нету, отчитываться не перед кем. Завалился почивать у гостеприимных хозяев. Те были только рады. В уютной боярской постельке в голову лезли странные мысли. В теперешней Руси добычи серебра не было вообще. Самородками под ногами, как золото, оно не валяется. Из истории знал, что получить серебро нелегко – надо добыть руду, а уж из нее выплавить благородный металл. А золота на нашей земле и без Урала хватало – мой ситом сколько влезет, хапай валяющиеся слитки, кому не лень. Вспомнилось, как еще в брежневскую пору в какой-то советской газетенке прочел о том, что золотишка, если не лениться, можно намыть и в подмосковной речушке. И ездили люди, и мыли. А в средневековой Европе не водилось золото. Так и давай, грабь Русь-матушку! Сделай серебро дороже золота и греби у русских бестолковцев чего хошь! Не тут-то было. Почему-то при сегодняшнем курсе Русь качает из стран с каменными замками в свои деревянные терема все, что ей захочется. Так где же сегодняшний мировой центр финансовой империи? Во второстепенных на данный момент западных странах, или, что гораздо верней, в Киеве, или во Владимиро-Суздальском княжестве? Вероятнее всего, чтобы любопытные враги с большими мешками близко не подсунулись, этот центр уходит время от времени вместе с градом Китежем под воду. В общем, что в 11, что в 21 веке – опять сомнения, опять догадки… Глава 22 С утра позавтракал, заскочил к Игорю, сгрузил драгоценные украшения и лишние деньги. Дружинники Михаила проводили прямо до калитки. Потом съездил к Фролу. Торговлишка шла пока не очень. Народ расхватывать доски не спешил. Велел немножко опустить цены, но понимал – не это главное. Реклама нужна. И, пожалуй, я попытаюсь помочь делу. Прикупил кошель, набил его серебром и поехал искать старшину. Сысой сидел уже на месте. Принял меня с удовольствием. – Здравствуй! Это ты досками там торгуешь? – Компаньон. Торгует и возит он, а деньги делим. – Ходят слухи, что лучшие доски на Софийской стороне, а ваши – это так, хлам, дрова. Вот она, антиреклама в действии. Чужой земли не надо нам ни пяди, но и своей вершка не отдадим! Ответ должен быть быстрым и адекватным.