– Заметите тут опилки, – и мы отошли в сторонку от лишних ушей, подальше от лесопилки, поближе к коновязи. – Что там эта смазка для клинка так долго толковала? – злобно спросил убийца, обучавшийся ремеслу, как японский ниндзя – с детства. Против него всякая боярская шелупень выстоит с мечами и копьями в ручонках, столько, сколько обычная овца против хорошего забойщика скота. Его раздражение тоже было понятно – как приготовишься к драке, а она вдруг не состоится – подтрясывает потом целый день, по себе знаю. – Дело, говорит, скорее всего решится не в нашу пользу – слишком большая сила за боярами. Решили посоветоваться с умными людьми, может какая лазейка и отыщется. – А если нет? – угрюмо спросил Матвей. – Если не мы верх одержим, и не столкуемся на сносных условиях с Мишиничами, все, что можно порушим и сожжем, на Вечерке ни одной лесопилки не оставим. – Жалко Лену, место ей нравится, уже обживаться взялась, и мужиков – только-только дома строить начали. И что дальше делать будем? К какому промыслу меня дальше приспособишь? Тут он окончательно обозлился: – На ушкуе меня не забыли, уйду опять половцев бить! Уйдешь, уйдешь, голубчик, только не туда, а к Черному морю. И биться будем насмерть с неведомым врагом. А он про нашу специальность и не спросит – ему все едино. Вслух сказал: – С другими боярами договоримся, на другой речке. Все равно останемся единственными, кто продает дешевые доски в Новгороде. Елена и подсобники с тем же успехом обживутся и на новом месте. – А если боярские прихвостни продолжат тут наше дело? – Ты, понимаешь, пришел уже на готовую пилораму, это было легко. А начинать с ноля, по выжженной земле, ох как будет нелегко! Повозишься, повозишься, да и плюнешь – близок локоть, а не укусишь. Все это легко, когда точно знаешь, как оно должно работать. А это знают три человека на тысячу верст вокруг: ты, я и Данила. – Ты же где-то это видел? – Очень далеко отсюда. – А если сами придумают? – Замучаются. Подумалось: а до появления португальских умельцев еще пятьсот лет. Твори, выдумывай, пробуй! – И с продажей бояре обычно не связываются, не лезут на рынок. А у нас хорошая лавка-амбар на Софийской стороне. Вот только с приказчиком незадача вышла – обокрасть нас пытался. – Поедем зарежем? Ты для меня лошадку-то подогнал? Нет, ну это в конце концов надо пресекать и изменять такое отношение к делу. Ни одного свежего решения! Только убить да прибить у молодого на уме. – Матвей, мы куда за приказчиком поедем? В половецкие земли? У Смелого думалка работала очень хорошо – в атаманы одной лихостью не пробьешься, трусов на ушкуях не держат, изрядный ум нужен. Секунды две поработала недюжинная смекалка. – Ну, извини. Пытаюсь выгрести, как привык. Этот вражина далеко убежал? – С поличным взяли, деньги назад отобрали. – В живых оставили? Я покачал головой и поцокал языком: неистребимое ушкуйничество перло изо всех щелей. Но ответил: – Виру платить было неохота. – Это верно! – увлекся Матвей новым подходом к делу. – Мы люди небогатые, денежку беречь надо! Можно его просто в рабство продать! А может он еще кого успел обокрасть? Я бы эти денежки из него выбил! Хорошо бы хоть язык ему вырвать… И жаловаться не пойдет! Тут он осекся, почувствовав на спине осуждающий взгляд неслышно подошедшей жены. Елена констатировала: – И вот такой он всегда! Голимый убийца, клейма ставить негде… И что у нас еще плохого? На пару изложили сегодняшнее положение дел. – К папе надо обратиться. Он найдет хорошего и честного человека. – Лучше Ермолая не сыщешь! – сказал, как отрезал атаман ушкуйников. – Фу…, да он урод какой-то… – капризно протянула Леночка. – Он не урод, а ушкуйник, покалеченный в бою! И мой побратим, между прочим! Позиции обоих вызывали некоторые сомнения. Конечно, нельзя судить о человеке по внешнему виду. С лица – не воду пить. И, вместе с тем, не отпугнет ли особо страшная рожа покупателей? Конечно же, по пустякам я с Матвеем спорить не буду, мне главное – в поход его организовать. Рублем больше, рублем меньше, на фоне грядущих катаклизмов после столкновения Земли с громадным метеоритом – значения не имело никакого. Если не справимся, живыми все равно не вернемся, а деньги утратят свое значение. Можно и поглядеть на бывшего бойца просто из любопытства. Закинули мешок с остатками провианта на терпеливицу-лошадку. – Побратима-то твоего, сумеем найти сегодня? – поинтересовался я у древнерусского маньяка. – Да куда ж ему деться! – гаркнул боец, взгромождаясь на Вихря, в котором видел близкое по духу существо. Оба в своей жизни немало повоевали и хорошо чувствовали родство душ. Ушкуйник похлопал коня по могучему боку, тот отозвался приветливым ржанием. Звучало, как диалог воинов: – Может удастся врага какого поймать?! – И копытом его по морде, по морде! Я лучше себя чувствовал на приветливой, какой-то уютной Зорьке. Мы поскакали в сторону Новгорода, беседуя по пути. – Ермолай в соседнем дворе рос, детство провели вместе. Все делали на пару: гоняли по улице, купались летом, катались на санках зимой, дрались с соседними ватагами ребятишек. У обоих отцы – ушкуйники, и мы для себя ничего иного и не мыслили. Потом пришли на один ушкуй. Вместе плавали, вместе воевали. В прошлом году плыли в низовьях Волги. Жара стояла несусветная! Пристали к берегу на ночевку. Никаких степняков и близко-то не было, часовые вокруг лагеря стоят. Решили искупаться, терпеть духоту сил больше не было – рубахи под кольчугами потом истекают. Сумерки уж были. Молодежь скинула кольчужный доспех, полезла в воду. Матерые бойцы предпочли остаться на берегу. Мне, как ни хотелось тоже раздеться и окунуться в Волгу, пришлось остаться с опытными мужиками – атаман как-никак. Кругом шумит дубрава, ветерок обдувает. И тут и началось! Есть такой лесной народ – мокша. Кинулись из леса с трех сторон, топорами замахали. Они на русичей вечно в обиде: грабят их постоянно, часто уводят в полон девок – приходиться им от княжеского разбоя глубже в чащу прятаться. Ну а уж когда перевес в силе чувствуют, бьются беспощадно. А из кустов их лучники-охотники стреляют без промаха. Стрелы так по доспеху и молотят. Тем, кто на берегу остался, только шеломы одеть, да саблю выхватить – секундное дело. А вот тем, кто в водичке полоскался, несладко пришлось. Целыми всего два человека из сорока остались – мы тремя ушкуями шли, треть окупнуться решила. Ермолаю стрелы левую руку и правую ногу пробили, лицо в двух местах порвали. Мы этих лесовиков махом зажучили, кого перебили, кого в плен взяли, остальных назад в чащобу загнали. Побратим за год выздоровел, но ходит, сильно хромает, левая рука ничего удержать не может, личность страшно перекошена. Елена всего раз его увидела, ей аж дурно стало. На работу нигде не берут – и неловок с одной-то действующей рукой, и жуток внешне. Отца два месяца назад убили булгары. Ермошка с матерью вдвоем остались. Едят то, что на огороде выросло. Я подкидываю, что могу, но последнее время все реже и реже: в свою семью и хозяйство приходится много вкладывать. Давай, Володь, возьмем парня – уж очень они с матушкой нуждаются. В таких просьбах перед такими путешествиями, как то, что нас ждет в недалеком будущем, не отказывают. Впрочем, я бы, наверное, и так не отказал. Заверив компаньона, что его увечный друг может приступать к работе хоть завтра, задумался. Что-то еще, несомненно важное, вылетело из головы. Отвлек от этих мыслей снова Матвей. – А мы можем Ермолаю немного денег хоть на первое время выдать? И мне с Еленой что-то отсыпать… Душа загоревала: экий я дурачина и простофиля! Большой, а без гармошки! Подлец Алексей работникам лесопилки не платил! Жестко натянул поводья. Тпру! Зорька встала. Наверное, с неприятной мыслью – досок все-таки подтащат… Смелый остановил Вихря, внимательным ястребиным взором оглядел окрестности – не видно ли где затаившихся врагов и прислушался: не хрустнет ли где веточка под чужой ногой подкрадывающегося охотника на чужого человека. Мне показалось, что он даже принюхался… Негромко спросил меня, готовый в любой момент ласточкой спрыгнуть с коня и завертеться убийственным колесом: – Что? Где? – Ты прости меня, – покаянным голосом начал я, – совсем эти боярские прихвостни мозг проели. Забыл деньги раздать. А опасности нет никакой, не напрягайся. Ваши рубли вороватый приказчик пытался утащить. С этими словами вытащил кошель и начал отсчитывать монету. – Эта гнида еще и возчикам, и лесорубам ничего не платил, – заметил компаньон, уже стоящий рядом, – им в первую очередь надо отдать. Мы-то, если серебра не хватит, рыбы наловим. Я аж застонал. Да, в ушкуйных идеях относительно наказания для вороватого приказчика было много хорошего. Так и хотелось Алексею что-нибудь вырвать и куда-нибудь гаденыша продать. Да и мысли подсобников, об удалении уха с одновременным пристраиванием жулика на кол, уже не казались чрезмерно жестокими. Собаке – собачья смерть! И имеется в виду вовсе не лучший друг человека… Считал, считал и считал. Когда в изрядно уменьшившейся мошне появилась приятная легкость, ссыпал деньги назад и сунул ее в руки компаньона целиком. Он зароптал: – Лишка даешь! По-справедливости надо делить! – Ты знаешь сколько я зарабатываю? Есть еще одна пилорама, люди кареты для моих продаж делают, другие кирпич обжигают. Мне деньги за пение и рассказывание анекдотов, за лечение дают. А ты зарабатываешь в десять раз меньше. У меня Забава ни в чем отказа не знает, а у тебя Елена, поди, уж умаяла разговорами, чего она хочет купить. И ты еще мне указывать будешь, сколько основному работнику платить? Аргумент с Ленусей сломил его сразу. больше ненужных споров не было. Немножко проехались молча. – Кстати, доски на коляски я тоже твои беру. – Общие. – Скоро я уеду, будешь за порядком приглядывать, мою долю Забаве отвозить. – Куда хочешь податься? – поинтересовался Матвей. – Мир спасать. Собеседник аж крякнул. – Круто берешь! Может пусть так постоит? – Громадный камень к Земле летит, много злых дел наделает. Слишком сильный удар нас ждет. Слышал про Апокалипсис?