Мужчина хмыкает. Наверно мне сейчас просто хочется увидеть хорошее хоть в чём-то, поэтому мне начинает казаться, что его холодная отстранённость — обман и на самом деле он очень чуткий и понимающий, просто отгораживается, ведь принимает ежедневно многих. Улыбаюсь своим мыслям, поворачиваю ручку и шагаю в коридор, где тут же впечатываюсь в чью-то грудь. Делаю вдох и замираю, узнавая запах. Это же… Глава 33. Побег Артём. Собственной персоной. Ох, я бы отдала всё за вероятность, что это окажется не он, но нет. Ярко-голубые глаза, успевшие оставить отпечаток в сердце, губы, вкус которых может свети с ума. Широкая грудь, к которой так и хочется прижаться щекой и плечи, которые, как мне кажется, выдержат вес любой проблемы. Это совершенно точно он, узнала бы из миллиона схожих людей. Мне становится страшно. В первую секунду возникает ощущение, что нужно сделать вид, что я увидела его только сейчас. Притвориться, что всё хорошо, разыграть сценку с удивлённой улыбкой и криком в духе: «ой, как неожиданно! А ты как здесь?!», но… Я не знаю, смогу ли притвориться достаточно хорошо. Оказалось, это и не нужно. Артём посмотрел мне в глаза и всё понял. Догадался, что я была внизу, что я в курсе того, зачем он сюда приехал. Челюсть напрягается, взгляд тяжелее. Казалось, всё должно упроститься, но вместо этого запутывается ещё сильнее. Я наблюдаю за тем, как меняется лицо маньяка, и удивляюсь. Хотя чего я ожидаю? как он должен реагировать? Если начнёт оправдываться или врать, что я всё неверно понимаю, то будет уже совсем не тем Артёмом, которого я знаю. Мне больно видеть его лицо спокойным, а взгляд таким пронзительным, но я понимаю, что иначе просто быть не может. Мы будто говорим, глядя друг другу в глаза. Не хочется устраивать сцен, скандалов. Мне сложно поверить, что Артём оказался не тем, кем я его считала. С другой стороны, наверно, это так и должно происходить. Когда мир переворачивается с ног на голову, разбивается стеклянными осколками и катится в ад. — Поговорим, — не спрашивает, утверждает Артём. — Не о чём, — сипло отзываюсь я и пытаюсь обойти его. Прочь! Сбежать! Да, как последняя трусиха! В горле сворачивается тугой комок, от которого хочется закатить скандал, влепить пощёчину или ещё что, втайне надеясь, что он всё равно настигнет, схватит и прижмёт к груди, кутая в объятия своих рук, закрывая от мира, будущего ребёнка и уверяя, будто я всё неверно поняла и на самом деле всё не так, даже если это обман. Маньяк ловит меня за руку и ведёт к выходу на лестницу, из которого выбежал совсем недавно. Я сопротивляюсь для вида, но не слишком активно. В конце концов, мне всё равно нужно вниз за мамой, а потом… в неизвестность. На лестнице мы спускаемся до окна и останавливаемся. Я собираюсь идти дальше, но он не отпускает и не столько отталкивает, сколько переставляет меня к окну. — Что ты творишь?! — возмущаюсь я, а сердце начинает стучать чаще, когда я оказываюсь в кольце его рук. — Хочу выяснить, как много ты услышала. — Достаточно, — цежу сквозь зубы. — Отпусти. Не нужно усложнять всё. Я так понимаю, ты только узнал. Можешь оставить мне реквизиты? Буду понемногу возвращать тебе деньги за лечение брата и… — Бред несёшь. Ну конечно. Для него это просто цифры, так он говорил? Теперь смотреть на него становится ещё сложнее. Правильно, наверно говорила мама. Взяла деньги, чувствую себя обязанной. А возвращать, значит видеть его, невольно касаться жизни, в которой мне никогда не будет места, потому что его по праву должна занять другая. Так будет честнее. Артём будто играет со мной в гляделки. Я выдерживаю его взгляд и качаю головой: — Давай не будем, — прошу я. — Не нужно. Это ведь не шутка? Она правда… У меня не хватает сил договорить. Он подтверждает, моргнув. Не представляю, скольких усилий мне стоит удержать лицо. Как минимум не разреветься здесь на лестнице. — Сперва разберёмся. У меня вырывается горький смешок. — В чём? Не надо, Артём. Не порти моё мнение о тебе. — И не собирался. С ней я решу вопрос. Что до тебя? Как мама? Домой отвезти или ещё куда? Я кладу ладони на его грудь и отталкиваю. — Не решишь. Это же ребёнок. Ему нужен отец, иначе он будет как я, — несу какой-то бред, но сейчас на это наплевать. — Прощай. Спасибо за всё, что ты для меня сделал. Я не буду мешать. И… будь счастлив, прошу. — Маленькая, — он хмурится и качает головой, но всё же делает короткий шаг назад. Это слово будто табуретку из-под моих ног выбивает. В горле мигом разбухает комок горечи, в глазах расплывается. Я бросаюсь к ступенькам мимо него, хотя больше всего на свете хочется сделать наоборот. Шагнуть к нему, спрятать лицо на груди и чувствовать, тепло его рук. Снова вырваться из реальности, забыть обо всём. Даже если всё это обман, иллюзия мне до боли в зубах хочется вернуться, стать игрушкой. Его. На первый этаж я практически вываливаюсь. Ничего не вижу из-за слёз, в ушах звон и эхо бархатистого слова «маленькая», от которого кровит сердце, а потом меня будто вышибает из тела. Кажется, что я наблюдаю за собой же со стороны. Кто-то другой управляет моими ногами, стирает со щёк дорожки слёз. Будто робот я выхожу обратно к коридору, в который увезли маму и встречаю там медсестру. Та провожает меня к одному из выходов, где на скамеечке сидит мама. Мне внутри, той части души, что отстранили от управления телом, становится ещё больнее, видеть родного человека таким блёклым и уставшим очень трудно, но та Марина, что сейчас двигается и говорит, находит в себе силы улыбнуться, взять маму за руку и повести на улицу, одновременно вызывая такси. Подаренный Артёмом телефон издаёт сигнал входящего сообщения. Мне очень хочется прочесть его, но вторая, более здоровая часть меня смахивает его в сторону, даже не взглянув на отправителя, хотя мы обе догадываемся, кто это может быть. Машина приезжает быстро. Я усаживаю маму, сажусь сама и, взглянув последний раз на здание больницы, называю адрес. Водитель выворачивает с парковки, а я, будто специально замечаю машину Артёма среди множества других автомобилей. Очень надеясь, что мне показалось, я забираю у мамы сумку и лезу в её кошелёк, втайне надеясь, что у неё хватит налички, чтобы расплатиться. Глава 34. Домашний очаг Денег хватило впритык. Я начала бояться, что придётся бежать и занимать в долг у соседей, потому как дома не было ничего. Тяжесть этой мысли накрывает меня уже в подъезде, когда я веду маму по лестнице. Резко холодеют пальцы, ноги кажутся ватными. Жесть, конечно. Осторожно держу под руку маму, а сама в это время отчаянно борюсь с чувством реальности. Вернее с отсутствием этого чувства. Я будто во сне, ужасном кошмаре, который душит и тянет меня в озеро холодной, похожей на чёрную смолу, тревоге. Мне очень хочется проснуться, и оттого, что я чувствую запах хлорки и сырого бетона, шершавую стену с облупившейся краской становится ещё хуже. Мама ещё под лекарствами и вряд ли понимает, что происходит. Я даже немного ей завидую сейчас. Возможно, будь у меня возможность, я бы тоже приняла что-нибудь. Кажется, я начинаю понимать людей, которые прячутся за алкоголем или чем потяжелее, хотя сама пока не готова нырять следом. Захожу в квартиру и, подавляя желание лечь у порога, и расплакаться, помогаю маме разуться и снять куртку. Потом веду её в спальню и переодеваю. Руки дрожат, а зубы постукивают как на морозе. Когда мама тяжело опускается на подушку, я накрываю её пледом и почти выбегаю из её комнаты. Даже не стала аккуратно складывать вещи, хотя мама ненавидит бардак и позже, когда придёт в себя, наверняка меня отругает. Не могу, не выдерживаю. Это слишком! Забегаю в комнату и сдираю с себя кофту. Затем футболку, велосипедки, не помогает. Я всё ещё пахну им. Артёмом. Его запах будто въелся в кожу. Смешался с памятью и отравил кровь. Сползаю на пол, обнимая себя за плечи. Всё очень плохо. Я будто оказалась на острове, который раньше соединялся с отвесными скалами верёвочными мостами. На одной стороне была моя семья, мама и брат, которые пусть по-своему, но любили меня, а на другом Артём, обещавший, что всё будет хорошо. Я поверила ему. Да, это было глупо, но он так прямо и открыто говорил о том, что у нас всё будет хорошо, что иначе не получилось. Я была готова ему верить, даже если всё это неправда. К сожалению, так и оказалось. Телефон, оставшийся в кармане кофты проиграл сигнал входящего сообщения. Не знаю, что там и не хочу знать. Я на грани истерики и не выдерживаю тяжести всего этого ни морально, ни физически, так что просто доползаю до кровати и забираюсь под одеяло. Плевать на всё. Может, когда я проснусь, окажется, что всё это просто сон? В черноту я проваливаюсь, кажется, раньше, чем касаюсь головой подушки. Мои внутренние батарейки окончательно умерли, и я просто выключилась. В себя прихожу оттого, что в комнате слишком душно. С трудом открываю опухшие веки. Подушка сырая, глаза жжёт так, будто я ревела несколько часов, так что я чувствую себя совершенно разбитой и вымотанной. Не знаю, можно ли плакать во сне, но, кажется, со мной случилось именно это. Никаких снов я не помню, легче тоже не стало. Очень кстати слышу звонок телефона и просто слушаю мелодию. Не хочу ни с кем говорить. К тому же не уверена, что смогу сейчас, поэтому просто слушаю. Первая догадка, сам собой, касалась Артёма. Чувствую себя одержимой им и это словно уксус, попавший на царапину. Каким-то невероятным образом нужно выбросить его из головы и забыть. Ему, по-хорошему, следует жениться на той девушке, заботиться об их ребёнке. Поездки на квесты заканчиваются, а вместе с ними и отношения со мной, нужно как-то… жить? Неожиданно меня накрывает злостью, чувством несправедливости и обиды. Как он мог?! Артём же точно знал, что спал с той девушкой без необходимой защиты! Он не из тех, кто не понимает, откуда берутся дети, не мог быть пьяным при этом или не осознавать, что происходит. Может она обманула его? Не знаю, каким-то невероятным способом заполучила… И потом… Звонок прекращается, и я зажмуриваюсь. Нет, я что, всерьёз собираюсь его оправдывать? С трудом отрываю себя от подушки и сажусь на кровати. В комнате темно, очевидно, что сейчас поздний вечер. Живот тянет от голода. Кажется, последний раз я ела… не помню когда. Целую вечность назад. С Артёмом, перед тем как он… Щёки теплеют. Нет, нельзя об этом думать! Теперь Артём принадлежит другой женщине! А может и всегда ей принадлежал. Открываю окно, чтобы проветрить. Некоторое время торчу у него, пытаясь привести в порядок голову и, взяв вещи, отправляюсь в ванную. Всё плохо, выхода нет и прочее, но всё станет на одну тысячную процента лучше, если я приведу себя в порядок. Увы, и это не приносит мне желанной лёгкости. Вода оказывается едва тёплой, нагреватель снова барахлит, но один только Женька знает, как с ним обращаться. Так что из ванны я выхожу замёрзшей, но слегка взбодрившись.