Коули мчала по холмам, по разбитым проселкам, по свежей грязи, густой и маслянистой, словно повидло, а потом и вовсе не разбирая дороги, сокрушая влажную от дождя полынь, которая хрустела под нашими колесами. Между куплетами мы передавали друг другу бутылку. Фиолетовые крокусы усеяли склоны холмов. Их лепестки были такими нежными, что казались почти прозрачными, и солнечный свет свободно проходил сквозь них. Склоны в эту пору радовали глаз густой и яркой зеленью, которая с приходом летней жары словно бы выцветала. Мы прослушали еще несколько песен, потом Коули перемотала пленку, и снова раздались звуки «The Waiting», а потом еще и еще, с каждым разом все громче и лучше. Большая часть стада паслась у седьмых ворот в можжевеловой роще. Лучи солнца согревали их вымокшую спутанную шерсть. Тейлоры выращивали рыжих абердин-ангусских коров. Через пару недель начинался отел, я заметила несколько стельных коров. Они напоминали мохнатые товарные вагоны на ножках. Телята у них будут плюшевыми, темно-рыжими, милыми, словно игрушечные медвежата. И все как один с большими нежными глазами. Я забралась в кузов и стала кидать им содержимое мешков, а Коули вела машину зигзагами, стараясь никого не обделить. Остальная часть стада щипала молоденькую травку на лугу примерно в полумиле от нас. Я закончила раскидывать комбикорм, и мы сделали еще по глотку. С некоторым усилием Коули взбиралась вверх по каменистому, но скользкому склону из розового песчаника. Местные называли этот холм Земляничным. Она забуксовала в размякшей глине у вершины, а потом заглушила мотор. Мы застелили кузов пустыми мешками и накрыли их фланелевым покрывалом. Коули прибавила громкость. Мы лежали на спине, упираясь ступнями в мягкую ткань. Заходящее солнце окрашивало редкие облака во все оттенки лилового – от чернильного до сливового, – а самые нижние слои были чуть тронуты краской, нежные, словно подбрюшье новорожденного щенка. Остальное небо было расцвечено оттенками оранжевого: от арахисового до апельсинового. Я чувствовала, что между нами что-то происходит и дело явно не в виски. Это что-то началось с борьбы на диване, даже раньше, честно говоря. Я закрыла глаза и пожелала, чтобы это наконец-то случилось. – Почему вы с Ирен Клоусон больше не дружите? – спросила Коули. Вопрос застал меня врасплох. Я не ожидала, что она может поинтересоваться этим. – Она слишком крута для меня теперь, – ответила я. – Я и не подозревала, что ты ее знаешь. – Конечно, знаю. Принцессу динозавров? Шутишь?! – Но до этого ты ее знала? – Да, особенно в детстве, – сказала Коули, открывая крышку на бутылке и выпуская остатки газа, который испарялся с чуть слышным шипением. – С тобой я не была знакома, но вас двоих всегда видела вместе. – Где? – На всяких ярмарках и соревнованиях. – Мы были вместе чаще, чем порознь. – Ну вот, – продолжала Коули, протягивая мне бутылку, – поэтому я и спрашиваю: что случилось? – Она уехала, а я осталась. – И что? – Правое колено Коули случайно задело мое, но она не отодвинулась. – Ее родители нашли останки динозавров, а мои родители – смерть. Так пойдет? – Мне не хотелось ее обидеть, я лишь надеялась, что такое объяснение будет сочтено удовлетворительным. – Наверное. – Она перевернулась на правый бок, так чтобы видеть мое лицо, и оперла голову о ладонь. – Кое-кто из моих друзей тоже переменился после смерти отца. Я молчала. Что тут говорить? А Том Петти тем временем рассказывал нам о свободном падении. Коули положила левую руку мне на живот чуть выше пупка и сильно надавила. – Ты спала с Джейми? – вдруг спросила она. – Нет, – ответила я. – Даже не собиралась. Коули рассмеялась. – Потому что ты ханжа? – Конечно, – улыбнулась я. – Я еще та ханжа. – Я выждала и поинтересовалась в свою очередь: – А у тебя с Бреттом что-то было, да? – Так вот что ты обо мне думаешь? – Ага. – Пока нет, – ответила она. – Бретт слишком хорош, чтобы давить на меня. – Да, он такой, – согласилась я, пытаясь, хотя и безуспешно, понять, что же сейчас происходит между нами. – Иногда я думаю, что нужно подождать еще. Раньше я считала, что необходимо подождать хотя бы до колледжа. Тогда можно будет спокойно со всем разобраться, верно? – Пожалуй. – Я не стала возражать. Коули лежала совершенно неподвижно. – Как думаешь, чем сейчас занимается Ирен Клоусон? – Горячее дыхание Коули, в котором чувствовался виски, щекотало мне щеку и ухо. И я наконец-то решилась: – Целуется со своим парнем, игроком в поло. – И тут же добавила, пока кураж не прошел: – Притворяясь, что ей это нравится. Мои слова повисли в воздухе, застыв на мгновение на фоне разноцветного неба и звука дождевых капель, падающих с сосновых ветвей, когда на них налетал ветер. Коули помолчала с пару секунд, затем спросила: – Зачем ей притворяться? – Что? – испугалась я. – Почему ей это не нравится? – Коули перебирала пальцами по моему животу: сначала мизинец, потом безымянный, средний и так далее. То надавит, то отпустит. – Просто предположение, – ответила я. Если бы я повернулась к ней сейчас, прямо сейчас, подумала я, то все бы случилось. – Ты же не всерьез? – Она убрала руку с моего живота, выпрямилась, пододвинулась к откинутому борту кузова и свесила ноги вниз. Разговаривать с ее спиной было легче, но все же… Я несколько раз глубоко вдохнула, а потом, пользуясь моментом, выпалила ей в затылок: – Она притворяется, потому что предпочла бы целоваться с девушкой. – Что? – испуганно вскрикнула Коули. – Ты слышала. – Я старательно сохраняла спокойствие, хоть и не без усилий. – Откуда тебе знать? – А ты как думаешь? Коули не ответила. Мы слушали, как капли дождя падают с сосновых веток. Тьма вокруг нас сгущалась. Наконец она повернулась ко мне. На фоне пестро раскрашенного неба ее лицо было сумрачным. – Посиди со мной. Я подвинулась к ней так близко, что наши плечи и бедра касались друг друга. Она болтала ногами, словно ребенок на качелях, и борт машины поскрипывал в такт ее движениям. Мы молчали некоторое время, но потом Коули решилась и заговорила, тщательно подбирая слова: – Мне тысячу раз казалось, что ты вот-вот меня поцелуешь. Даже вчера во время родео, – она помедлила, – но ты этого не сделала. – Я не могу, – еле слышно прошептала я. – Я никогда не осмелюсь. Сапоги Коули раскачивались над землей, время от времени задевая каблуком куст полыни, с которого во все стороны разлетались капли. – Я не такая, Кэм. Ты ведь уже поняла. – Ну да, я ничего и не думала. Она набрала побольше воздуха в легкие и вдруг проговорила: – Странно, но иногда я чувствую, что не стала бы тебя останавливать, если бы ты меня поцеловала. – Ого. – Я на самом деле сказала «ого», глупое, многозначительное, ничего толком не объясняющее «ого». – И что это значит? – потребовала она объяснений. – А это обязательно должно что-то значить? – Да. – Коули не сводила с меня глаз. Я чувствовала ее взгляд, но с прежним упорством продолжала пялиться на ее сапоги. – Это должно что-то значить. Я спрыгнула прямо в грязь и, прислонившись к бортику, пыталась разглядеть склоны терявшихся в сумерках холмов, что было непросто. – Прости. – Сказать мне было нечего, хотя, наверное, я и должна была придумать ответ. Интересно, дойду ли я пешком до Майлс-сити? Только до шоссе добираться не меньше часа, это было мне известно, но в тот момент такое решение выглядело куда менее опасным. Неожиданно для меня Коули вдруг положила руку мне на плечо – легкое, едва уловимое движение, но я ощутила тяжесть ее ладони сквозь толстую ткань свитера Тая. Вот то, что было мне так нужно. Я обернулась к ней. Ее губы словно напрашивались на поцелуй. Прекрасные податливые губы Коули, которые еще хранили вкус выпивки. Она не только не остановила меня, но и вернула мне поцелуй, а потом притянула к себе руками и сомкнула лодыжки вокруг моих бедер. Мы замерли и стояли так, пока я не почувствовала, что мои сапоги уходят в размякшую от дождей глину, и я не начала опасаться, смогу ли я вообще вытащить их. Коули тоже заметила, что теперь я стала на несколько сантиметров ниже. – Твою мать, – выругалась она, когда я отодвинулась. – Ага, – ответила я и попыталась вытащить сапоги, но у меня не получилось, так что пришлось замереть на месте. – Я застряла. – Положение было дурацкое. – Боже мой, Кэм. Боже мой! – Коули закрыла лицо, которое было в нескольких дюймах от меня, руками. – Слушай, это не шутки, Коули, я застряла. – Я вытянула руку, надеясь ухватить ее за штаны и высвободить одну ногу, но мое прикосновение напугало ее еще больше, и она чуть слышно вскрикнула с видом Элизабет Тейлор, а потом спрыгнула на землю, но между мной и бортом грузовика места было так мало, что я упала навзничь. Сценка получилась что надо: сапоги Тая намертво застряли в густой глине, от внезапного толчка в грудь я словно в замедленной съемке падаю назад и приземляюсь прямо на пятую точку. Я шлепнулась на куст полыни, слишком хилый, чтобы удержать мой вес, спина все сильнее давила на кожаные листья и жесткие стебли, и вот я вся уже в грязи, а мои гребаные ноги, чуть не по колено, пойманы в капкан идиотских сапог. В ушах еще хлюпала холодная жижа, но смех Коули я слышала отлично. Она хохотала без притворства, громко, заливисто. Я прикрыла глаза, сунула исцарапанные руки в карманы джинсов и засмеялась вместе с ней. Когда же я их открыла, надо мной, широко расставив ноги так, чтобы я оказалась между ними, нависла Коули. Солнце светило ей в лицо, и я не видела, какое на нем было выражение, зато волосы щекотали мне лоб.