– А чего ты еще ждала от мужика, демонстрирующего нижнее белье, бога ради? – спросила Морган Сашу. – Райан все время меня фотографировал, чтобы отправить снимки своим подписчикам в Инстаграме, – сказала Саша. – Он, наверное, скажет им, что был на свидании с Валентиной. Морган и Клэр решили, что это, скорее всего, так и есть. Маловероятно, что на него произвели впечатление Сашины успехи на поприще медицины, а если он скажет, что был с Валентиной, все его друзья сойдут с ума. Морган даже застонала, представив себе, как Райан рассылает в социальной сети фотографии со своего свидания. – По крайней мере, ты попыталась, – похвалила она Сашу, которая повернулась к Клэр. – И как, черт возьми, ты ходишь в такой обуви? Я все время боялась упасть и сломать себе бедро. – Но нельзя же отправляться на свидание в сабо или в тапках, – возразила Клэр, и они рассмеялись. – Почему бы и нет? Я так и пошла на свое последнее свидание с одним парнем. Он ординатор в ортопедическом отделении. Мы пошли поужинать после работы прямо в белых халатах и довольно неплохо провели время, пока он не признался, что помолвлен, но не уверен, что готов жениться, поэтому проверяет на других девушках, какие чувства он на самом деле испытывает к своей невесте. – Очень мило, – заметила Морган. – Полагаю, я не слишком ему понравилась. Я слышала, что он женился во время празднования Четвертого июля[3]. Она медсестра в отделении интенсивной терапии. Может быть, он хотел жениться на дипломированном враче. Может быть, они все немного сумасшедшие. Слава богу, что у меня нет времени ходить на свидания. Сама не знаю, зачем я отправилась сегодня. Разве что для того, чтобы не терять сноровки, и Саша полагала, что обязана быть в форме. Ее сестра всегда говорила, что у нее нет никакой личной жизни. И Валентина была права, но Сашу это мало беспокоило. – Два неудачных свидания не оправдывают твою монашескую жизнь. А у тебя вообще нет оправданий, – сказала Морган, обращаясь к Клэр. – Вы, дорогуши, не можете оставаться в одиночестве всю жизнь. А чтобы найти хорошего парня, стоит потрудиться. – И что потом? Вы женитесь и ненавидите друг друга всю оставшуюся жизнь? – возразила Клэр. Ее родители не питали друг к другу ненависти, но, по мнению Клэр, отец загубил жизнь матери. И ее мать сама позволила ему это сделать, что было еще хуже. – Такое случается не всегда, – настаивала Морган. Хотя с ее родителями так и произошло. Они вообще не должны были жениться. Но представители ее собственного поколения стали более осторожными и осмотрительными в том, на ком они женятся и почему. Или они просто живут вместе, что она считала гораздо более разумным. Причины, по которым женились родители Клэр и Морган, больше не существовали. Отказаться от собственной жизни, карьеры и родного города ради мужчины было немыслимо для их современниц. Такой брак мог принести только несчастье, как случилось у родителей Клэр и Морган. – Ну что ж, я теперь могу передохнуть и какое-то время не ходить на свидания, – с облегчением вздохнула Саша. – Ты и так себя не сильно утруждала в этом вопросе, – упрекнула ее Морган. – Нельзя сдаваться после одного скучного свидания. Это нелепо. – Нет, нелепо встречаться с мужчинами, с которыми у тебя нет ничего общего. Но Саша слишком устала, чтобы размышлять на эту тему. Она пожелала своим соседкам спокойной ночи и отправилась в свою комнату, чтобы лечь спать. Ей нужно будет появиться на работе в шесть утра, чтобы принимать роды. Ее жизнь была полной и содержательной, и незачем было утруждать себя встречами с такими мужчинами, как Райан. И она не нуждается в бесплатном ужине. Когда она легла в кровать и закрыла глаза, воспоминания о нем уже улетучились. Это была долгая ночь, кошмарная для тех, кто рисковал потерять свой дом, и трагичная для тех, кто погиб, и все это делало ее свидание совершенно не имеющим значения. Она глубоко заснула, радуясь, что у нее есть хотя бы полчаса для сна, и еще больше радуясь тому, что их дом остался цел. Глава 3 Когда Эбби снова рисовала декорации, а Айван отправился на обед с театральным агентом, в театр вошла хорошенькая девушка, выглядевшая слегка потерянной. У нее была огромная грудь, которая почти вываливалась из мужской майки без рукавов. На девушке были обтягивающие джинсы, а ее спутанные длинные светлые волосы выглядели так, словно она только что встала с кровати. Эбби подумала, что Айван, наверное, назначил прослушивание, но у них не было роли для такой девушки ни в той пьесе, которая шла в настоящий момент, ни в следующей. Эбби перестала красить декорацию и посмотрела на девушку. – Могу я вам чем-нибудь помочь? – спросила Эбби. – Я… у меня есть кое-что для Айвана. Он сказал, что я могу оставить это в театре. Он здесь? Эбби покачала головой и посмотрела на большой манильский конверт, который девушка прижимала к груди. – Это… это пьеса, которую я написала, и он сказал, что посмотрит ее. Я актриса, но последние два года работала над этой пьесой. Думаю, что мне нужна помощь, и он предложил мне свою. Меня зовут Дафна Блейк. Что-то в ее словах пробудило у Эбби воспоминания трехлетней давности. Она так же пришла в театр с похожим конвертом после того, как Айван убедил ее попробовать себя в написании пьесы, а не романа, а потом пообещал поставить ее. Эбби встревожилась, почуяв опасность. – А вы, наверное, художник-декоратор? – спросила девушка. – Нет, я тоже драматург. Мы все делаем здесь разную работу. Рисуем декорации, продаем билеты перед началом спектакля, убираемся в театре. Вы можете оставить мне ваш конверт. Я передам его Айвану, как только он вернется, – спокойно сказала Эбби, стараясь скрыть свою нервозность и подозрительность. У Эбби не было причин для беспокойства. Айван имел полное право читать сочинения других авторов. Хотя ставил он только свои авангардные пьесы, которые никогда не получали одобрительных отзывов или вообще не получали никаких. Айвана больше всего задевало то, что все пьесы, которые он писал и ставил, не удостаивались внимания. Даже критики, которые писали о пьесах, идущих в экспериментальных театрах, ничего не говорили о его работах. Для него это было самым большим оскорблением. У Айвана было несколько последователей, которые снабжали его небольшими суммами денег, чтобы он смог кое-как продержаться и сохранить веру в свои работы. Но мужчина не использовал ни цента из этих денег на постановку какой-нибудь из написанных Эбби пьес. – Вы не возражаете, если я подожду? – спросила девушка у Эбби. Она продолжала прижимать к груди конверт, словно опасаясь, что кто-нибудь попытается украсть его у нее. Эбби обычно чувствовала то же самое в отношении своих работ. И больше всего в отношении своего романа, а не экспериментальных пьес, которые Айван побуждал ее писать. Некоторые из них казались ей надуманными и неестественными. Но она доверяла Айвану. – Конечно, не возражаю, но он может вернуться очень не скоро, – сказала Эбби девушке. – Мне кажется, что он собирался куда-то по делам. Эбби немного раздражало то, как эта девушка стоит здесь, словно ожидая пришествия мессии или предсказания оракула. Эбби испытывала то же самое по отношению к Айвану. Его собственные сочинения были какими-то бесплотными и странными. Но он так много знал об экспериментальных театрах, что Эбби считала его одним из незаслуженно игнорируемых гениев своего времени. И было видно, что эта девушка думает точно так же. Она села на второй ряд и приготовилась ждать, а Эбби дрожащей рукой продолжила рисовать декорации. Она рисовала огромного дьявола, который понадобится во втором действии, и вся была заляпана красной краской, которая казалась капельками крови в ее волосах. Девушка просидела два часа, не издав ни звука, читая книгу, которую принесла с собой. Эбби почти забыла о ней. И когда появился Айван, он вышел на сцену и улыбнулся Эбби, подходя к ней. – Как продвигается работа? – спросил он, имея в виду дьявола, которого она рисовала. – Надеюсь, что он вселяет ужас. Их глаза встретились, и Эбби почувствовала слабость в коленях, как бывало всегда, когда Айван смотрел на нее. Он словно гипнотизировал ее, и для него она сделала бы что угодно. Вдруг девушка, которая до этого молча сидела во втором ряду слабо освещенного зрительного зала, заговорила. Эбби, совершенно забыв про нее, выключила свет в зале и оставила только яркие огни рампы, освещавшие работу. Айван при звуке голоса повернулся и изумился, увидев девушку, смотревшую на него с обожанием, которое Эбби очень не понравилось. Атмосфера внезапно сделалась зловещей. – Что вы здесь делаете? – с явным удивлением спросил Айван. – Вы сказали, что я могу принести вам свою пьесу и вы ее почитаете, – напомнила ему девушка. – Да, верно, – сказал он так, словно совсем забыл о своем обещании, и улыбнулся ей. Морган всегда сравнивала его с Распутиным, когда дело касалось женщин. Саша считала, что он просто подонок. Но Эбби видела в нем что-то, чего не видели подруги. – Я прочту ее в воскресенье или в понедельник, когда в театре не будет представлений. А потом сообщу вам свое мнение. – И тут ему в голову пришла идея. – Вы не хотите пойти со мной выпить кофе и рассказать о своей пьесе? – предложил Айван. – Вы объясните мне, что именно хотели сказать этой пьесой, так чтобы я не упустил главную мысль. Эбби не хуже его знала, что пьеса не нуждается в пояснениях драматурга, она должна говорить сама за себя. Но она ничего не сказала и продолжила рисовать, притворяясь, что не слышит их разговора. Девушка моментально приняла приглашение, и спустя несколько минут они ушли из театра, разговаривая о пьесе и о ее главной идее. На мгновение Эбби почувствовала тошноту. Она уже слышала все это раньше. Он говорил ей то же самое в течение последних трех лет. И Эбби видела, как он флиртует с другими девушками, с актрисами, которые приходили на прослушивание, или с молодыми режиссерами, ищущими работу. Она никогда всерьез не беспокоилась об этом и не чувствовала в этом угрозы для себя. Но в этот раз, по какой-то неведомой причине, Эбби запаниковала. Девушка выглядела невинной, но весьма решительной, и Айван так заинтересованно разговаривал с ней. Он вернулся часом позже, без девушки, и объяснил Эбби, зачем он устроил эту встречу, чтобы она не беспокоилась. Он не хотел расстраивать ее. – Ее папаша – настоящий денежный мешок, и он готов финансировать любую ее пьесу, если кто-нибудь возьмется ее поставить. Я уверен, что она не написала ничего стоящего. Но нам нужны деньги, и, если ее богатый папочка поможет нам выпутаться из долгов, я готов прочитать все, что угодно, лишь бы удержать театр на плаву. Это нам не повредит. – По крайней мере, это объясняло, почему он хотел поговорить с девушкой и выглядел таким заинтересованным ее пьесой. – Иногда приходится заниматься проституцией ради всеобщего блага. Не как твои родители, продавая себя миллионам ради коммерческого успеха. Но иногда в нашей жизни появляется ангел, и ее отец может оказать нам поддержку, в которой мы так нуждаемся. Эбби вздохнула, слушая его и желая поверить в то, что Айван сказал правду о причине, по которой взялся читать пьесу. Она не была уверена в этом, но готова была поверить ему на слово. А еще Айвану понравился дьявол, которого она нарисовала, хотя большая часть красной краски была на ее рубашке и в волосах. Потом он спросил, не придет ли Эбби к нему этой ночью, после того как он поужинает с другом. У того была проблема с женщиной, и он хотел эту проблему обсудить. – Полночь будет не слишком поздно для тебя? – спросил Айван, гладя ее шею; потом его рука соскользнула к ее груди, и Эбби растаяла от прикосновения. – Нет, все в порядке. Эбби будет к тому моменту невероятно сонной, но перспектива свернуться клубочком в его объятиях с чувством удовлетворения после занятий любовью была слишком соблазнительной, чтобы отказаться. Айван был искусным любовником, который хорошо знал все потребности женского тела, и секс с ним был для девушки как наркотик, под воздействием которого она забывала обо всем. О том, что мужчина так и не поставил ни одной ее пьесы, и даже о богатой маленькой девочке, которая прождала его в театре полдня. – Я приду в полночь, – тихо сказала Эбби, и Айван поцеловал ее. И тут она вспомнила, что ее подруги собирались завалиться к Максу в ресторан в субботу вечером, и подумала, не захочет ли Айван присоединиться к ним после спектакля. Он никогда не говорил, что ему не нравятся ее соседки, но она прекрасно чувствовала это. И эта неприязнь была взаимной. По возможности Айван избегал встречи с ними, и когда она пригласила его в ресторан, его взгляд затуманился. – Спектакль забирает у меня слишком много сил. Я буду не в состоянии вынести шум и толпу людей в ресторане. Но в любом случае спасибо. Может быть, в другой раз? Эбби кивнула и не стала настаивать. Она знала, как много сил он отдает своей работе. – А ты иди с ними, если хочешь. Я же отправлюсь домой и лягу спать. Приглашение было спонтанным, просто для тех, у кого нет других планов. Но ужины в лофте в воскресный вечер были еженедельной традицией, и на них приходили все. – А ты придешь к нам на ужин в воскресенье? – робко спросила она. Айван чувствовал себя неловко в кругу ее друзей и редко приходил по воскресеньям на их почти семейные ужины. У него всегда находился предлог уклониться от участия в них. – Мне нужно будет встретиться с моим бухгалтером, – поспешно ответил он. – А теперь мне еще придется читать пьесу этой девчонки, чтобы ее отец поддержал нас в финансовом плане. Мы с тобой устроим тихий ужин на следующей неделе, – пообещал он. Но Айван всегда был очень изменчив в отношении своих планов и никогда не помнил, сколько раз он предлагал ей провести вместе вечер. Побыть рядом с ним можно было только экспромтом, когда Айван был в настроении и не слишком утомлен представлением или написанием очередной пьесы. Эбби не удивилась, что он отклонил ее приглашения – она к этому привыкла. Он был творческим человеком до мозга костей, и его нелегко было заставить сдержать свои обещания, поэтому девушка больше и не пыталась это сделать. Она попрощалась с ним и отправилась домой, чтобы привести себя в порядок и попытаться соскоблить с себя всю краску перед свиданием в полночь. Айвану не нравилось отсутствие уединения в лофте Эбби, и он предпочитал проводить с ней ночи, когда такое случалось, у себя. Его студия была маленькой, и там царил беспорядок, но они были там одни и могли наслаждаться друг другом. Айван поцеловал ее еще раз, когда она уходила, и та девушка показалась Эбби совсем не стоящей внимания. Она была лишь средством для получения денег, в которых, как было известно, театр отчаянно нуждался. Даже постоянные последователи Айвана имели очень ограниченные возможности. А любой авангардный театр никогда не делал больших сборов. Часто приходилось давать представление при полупустом зале, поскольку очень немногие понимали его работы. Они были слишком «заумными». Несколько раз, когда Айван был совсем на мели, он просил Эбби одолжить ему деньги, чтобы оплатить аренду театра, и она давала ему их, оставаясь почти без средств на последующие несколько недель. Эбби не хотела просить у родителей деньги на театр Айвана, поскольку он не одобрял их работу и не скрывал этого. Она отдавала ему деньги, которые ухитрялась сэкономить. Но при этом Айвана задевало то, что родители Эбби не испытывают желания поддержать его театр, притом что они, по его мнению, были очень богаты. Эбби никогда не говорила Айвану, что ее отец считает его мошенником, пишущим всякий вздор, который никому не нужен. Отец хотел, чтобы Эбби снова начала писать «нормальные» вещи, а не то, что он считал экспериментальным «мусором». Айван любил ее родителей не больше, чем они его. Эбби появилась в студии Айвана в полночь, а он в это время крепко спал. Мужчина открыл дверь и, казалось, был удивлен ее появлением, а потом обнял и прижал к себе. Его седеющие волосы были спутаны, и Айван был полностью обнажен, потому что ночь стояла теплая, а в его крохотной студии не было кондиционера. Эбби прерывисто дышала после того, как поднялась к нему на седьмой этаж. Но ее дыхание участилось, когда возлюбленный стащил с нее одежду и начал жадно ласкать ее еще до того, как они добрались до кровати. Они занимались любовью всю ночь и заснули в объятиях друг друга только на рассвете. Именно такие ночи и привязывали Эбби к нему и отгоняли прочь все сомнения и разочарования. Айван очаровывал девушку, кружил голову и умело играл с ее телом. * * *