— В какую команду? В «Динамо» наше? Или в заводскую? — А что за заводская? — Да несколько их, в чемпионате города играют, на область ездят. Несерьезно это, но если покажешь себя за них, могут в лиловское «Динамо» позвать. Оно, правда, во второй лиге вечно бултыхается, одна боль за него болеть. — А как туда попасть? — Э, тут я тебе не советчик, — ответил Тоха. — К тренеру, наверное, обратиться. Белькевич там главным. — Да ты не понял, я про клуб. Как доехать до него? — А, это тебе на стадион «Центральный». Но там сейчас никого — зима, футбола нет. — До весны ждать? — спросил я. Стоявшие неподалеку Цыган с Рамой и Лешим включились в разговор. Леший занимался футболом в «Динамо» с детства, и рассказал, что эта команда существует при Лиловском УВД. Футболисты не просто числятся там, но и реально работают в милиции, правда не все. «Звезд», как рассказал Леший, которых переманивают из других команд зарплатами, званиями и квартирами с машинами, реально служить в милиции никто не заставляет, лишь бы играли хорошо. Так вот, они пока в отпуске, но уже в первых числах января возобновят тренировки. — Платят им там хорошо, — сказал Леший. — Потому что наш Шуйский вечно толкается во всем с Дороничевым, а в футболе особенно. — Дороничев это кто? — Секретарь обкома соседней области, Ивановской в смысле. — Он переглянулся с Цыганом. — Ну ты даешь, Саня, Дороничева не знать! — Он не отсюда, — пояснил Тоха. — Такие дела, Саня. Возьмут в «Динамо», не забывай нас, лады? — Лады, — сказал я, решив, что как только разберусь с работой и жильем, обязательно загляну в «Динамо». Попрощавшись с парнями, я пошел изучать мир дальше. Попробую себя в футболе, а если не возьмут, запишусь на бокс. Буду бить морды на ринге — занятие не такое интересное, зато в жизни может пригодиться. Мне тоже, понятно, будут пытаться начистить физиономию, но с моей реакцией пусть попробуют. Хе-хе. Глава 10 Эх, молодежь! Смеркалось. Зажглись фонари, гирлянды на деревьях и светящиеся зайцы, снежинки, снегурочки, коими были украшены тротуары возле магазинов. Практически у каждой торговой точки — наряженная искусственная елочка. Что примечательно, никто не воровал игрушки и не хулиганил. То ли удалось пробудить сознательность граждан, то ли дело в солидных штрафах и камерах на каждом доме. Праздничное настроение расправляло крылья за спиной. Я не просто шел — летел, от восторга не хватало воздуха, и казалось, что мне открыты все двери. Проблемы виделись мелкими и далекими. Ну подумаешь, обуться не во что, зато посмотри, какие перспективы! — Саня, погоди! — окликнули меня сзади. Обернувшись, я увидел бегущего Тоху. Парень увязался за мной, наверное, почуяв во мне уверенность и надеясь, что и ему немного перепадет. Как и в любое время, дети и подростки стараются прибиться к ребятам постарше и гордятся дружбой с ними. Я дождался его. Приблизившись, он замедлился и, сунув руки в широкие карманы необъятных штанов и накинув капюшон, потопал рядом. У него была не просто походка — подростковый походняк, когда все части тела движутся отдельно друг от друга. Не доходя до магазинчиков, окружающих рынок и служащих своего рода ограждением, я остановился и проговорил: — Слышь, Тоха, ты случайно не знаешь, где можно подшабашить? Может, грузчик кому нужен? Он поджал губы и задумчиво поскреб в затылке: — Тебе на постоянку? — На несколько дней. — Я посмотрел на свои туфли. — Может, на рынке нужен грузчик? Тоха криво усмехнулся: — Рынок Достоевский держит, там все схвачено. Вспомнив, каково полное название рынка, я удивился: — Погоди, какой Достоевский? Он же вроде имени товарища Сергея Антонова? Кто держит? — Рынок и рынок, — поджал плечами Тоха. — Не в курсе про Антонова. А Достоевский — это азер, который рынком рулит. Держит, то бишь. — А чего Достоевский? Бабку зарубил? Мой юный приятель запрокинул голову и залился хохотом, но не над моим, признаю, туповатым юмором, а над безграмотностью: — А-ха-ха! Скажешь тоже, бабку! Старуху-процентщицу Раскольников хлопнул! А Достоевский об этом написал! А-ха-ха! Смеялся он искренне, но беззлобно, а я смотрел на него и думал, что литературу в местных школах преподают, очевидно, хорошо. — Хотя, знаешь, — задумчиво произнес Тоха, успокоившись, — может, и было такое. Мутный он. — Достоевский ваш? — Ну да. Его из-за имени так зовут. Он типа Али, но на самом деле его зовут Достали. Достали Мансурович Халилов. Так вот без его ведома никто шагу ступить не может. — Он начальник рынка? — спросил я. — Да какой там. Начальник там вообще сожиха. Он типа местный авторитет. — Хм… Может, это глупый вопрос, но кто такие сожихи? — спросил я, решив, что лучше сейчас показаться идиотом, чем в более неудачный момент. И снова он расхохотался, причем так буйно, как будто попал на передачу «Аншлаг», начал стучать себе по коленкам. — Ты из какой дыры к нам приехал, Саня? Сожиха — это советская одинокая женщина. Сом — советский одинокий мужик. Слыхал поговорку, что сожихе нужен сом или… — Он назвал грязное слово, — а сому — сожиха? — Не-а. — Ты что, с луны свалился? — С гусеницы. — А-ха-ха! Глядя на него, я и сам заулыбался. С возрастом многие теряют способность так искренне проявлять эмоции. Я вспомнил себя-школьника и своих приятелей — мы были такими же дурносмехами. Успокоившись, Тоха продолжил: — В грузчиках у него бывшие зэки, за еду пашут. И все ему за место платят мимо кассы. Вот тебе и коррупция в мире Полдня. — А куда менты смотрят? — возмутился я. — Ну ты точно с гусеницы. Достоевский не беспредельничает, оказывает услуги ментам, стучит — они и позволяют ему э… ну, это. Ты понял. Работать. Все то же самое. Чуть подворовывать можно, беспредельничать — нельзя. Или можно, но тихо. И если бить по почкам — то так, чтобы следов не оставалось. Если об отношениях Достоевского с ментами в курсе даже дети, неужели Ирина Тимуровна ничего не знает? Или закрывает глаза? — Хотя… — Тоха глубоко задумался, словно решая, говорить или нет. — Короче… Там у меня дядька с женой работают. На елках. Может, им в команду кто нужен. Я тоже задумался. И в моем мире почти все рынки держат азербайджанцы, даже в Турции они есть. Недалеко от моего дома фруктами торговал Самир, вроде нормальный парень, улыбчивый, как-то в гости меня позвал, чаем напоил. С ними легко договориться, если по-человечески. Перед Новым годом покупательная способность населения растет, нагрузка на продавцов и грузчиков — тоже. Им хочется расслабиться, а расслабиться проще всего, на пробку наступив. А некоторые уж если наступают, то падают. Так что шанс подработать есть. — Откуда ты так много знаешь? — поинтересовался я. Тоха приосанился, самодовольно ухмыльнулся и ответил с гордостью: — Я много чего знаю. У меня батя милиционер, а мама — продавщица. В огромные арочные ворота рынка двумя потоками текли люди, словно муравьи, разнюхавшие, где рассыпали сахар. В основном женщины с авоськами, сумками и бумажными пакетами. Целлофановых было исчезающе мало. Интересно, их стирают, как в девяностые? Или они были в обиходе, но их заменили более экологичной альтернативой? — Отида! — Тоха махнул рукой и зашагал к рынку. Поначалу мозг забуксовал, но потом вытащил из глубин подсознания поверхностное знание болгарского — словечко было оттуда. Интересно. Не «камон», а «отида» — болгарское слово интегрировало в молодежный сленг.