Отправляясь к Нике, Данила чувствовал себя виноватым, Уля любила, когда по выходным он ездил с ней в питомник. – Позвоню Нике, – решил он утром, сидя за завтраком напротив жены. – Зачем? – удивилась Уля. Просто так удивилась, без обиды. – У нее сейчас хлопот много, – объяснил Данила. – Надо помочь, Ульяша, Кирилл с Сашкой были моими друзьями. Единственными его друзьями. – Лизе Федор помогает, а Нике и Елене Сергеевне помочь некому. – Да ты же сам говорил, что Ника и Кирилл разошлись сто лет назад! – Уля все еще удивлялась, не начинала обижаться. – Все равно, она же до сих пор его жена. – Не понимаю, – потрясла головой Уля. – Чем ты можешь ей помочь? – Сейчас узнаю. – Он вышел за телефоном, вернулся, чтобы говорить при Уле. Он старался ничем не обижать жену. Жаль, что не всегда получалось. – Съезжу, – поговорив с Никой и отключая телефон, сказал он. – Думаю, что ненадолго. – Да какая теперь разница! – Уля сразу сделалась грустной и обиженной, он очень ее жалел. – Ты даже забрать меня не сможешь! Не поедем же мы назад на двух машинах. – Потерпи, малыш, – попросил Данила. – Форс-мажор, ты же понимаешь. Буду успевать, приеду за тобой на автобусе или такси возьму, а вернемся на твоей машине. Ладно, зайка? Уля печально отвернулась, сунула грязные тарелки в посудомоечную машину. Он быстренько ретировался, чтобы не видеть обиженного лица жены. Сегодняшняя пятница была нерабочей из-за каких-то переносов праздничных дней. Эти переносы только путали людям планы, но государственные мужи упорно заботились о народе таким своеобразным способом. Впрочем, длинные выходные, наверное, позволяли кому-то съездить среди зимы на теплое море. Скорее всего, тем же государственным мужам. Обычно по выходным Данила отвозил жену в собачий питомник, ждал ее час-полтора, дольше Уля там не задерживалась, и вез назад. Он любил эти поездки. Летом вообще было отлично, Данила ложился на травку и блаженствовал. Когда холодало, просто прогуливался по окрестностям, а зимой или в дождь терпеливо сидел в машине. Пожалуй, это было единственное время, когда его никто не дергал, когда можно было собраться с мыслями или, наоборот, отключиться от надоедливых мыслей. Питомник был Ульяниной страстью. Данила с жуткими мытарствами выбил ей небольшой участок почти сразу за Окружной, долго согласовывал бумаги с санэпидемслужбой, за одно лето построил небольшой домик для персонала и вольеры для собак. Участок находился рядом с деревней. Деревенские такому соседству рады не были, и Даниле стоило приличных денег утихомиривать их возмущение. Чертов питомник вообще сжирал кучу денег. – Уленька, я пошел. – Быстро одевшись, он обнял жену, постоял, уткнувшись в пушистые волосы. – Ты точно ненадолго? – Слава богу, большой обиды на этот раз не случилось. Когда Уля обижалась, он искренне переживал. Не за себя, за нее. Ему становилось очень ее жалко. – Точно, малыш. Хоть за ночь и потеплело, зима не собиралась отступать. Данила включил печку, поежившись на пока еще холодном сиденье. Уля обожала собак. Кошек она обожала тоже, но с кошками было гораздо больше проблем. Держать животных постоянно в клетках Уля не хотела, животным нужно двигаться, а выгуливать кошек куда как сложнее, чем собак. Во всяком случае, жена так считала. Москва оказалась почти пустой, до дома Кирилла он добрался быстрее, чем ожидал. Он давно здесь не был. Когда Кирилл жил с Никой, Данила с Сашей приходили к ним часто, а когда Ники не стало, – считаные разы. Казалось бы, должно быть прямо наоборот, женщины мешают мужским компаниям. – А где Ника? – удивился Данила, заглянув однажды к другу. Данила тогда случайно оказался рядом, вот и зашел. Он до сих пор удивлялся, как заметил тогда кардинальное отсутствие жены друга. Вроде бы Никины вещи и раньше не мозолили ему глаза. Кажется, удивило отсутствие очередного Никиного рисунка. Ника любила рисовать и вешала в прихожей на один и тот же гвоздик очередную картину. Прежняя пропадала бесследно. Наверное, рисовала Ника неважно, она, по ее же словам, рисованию училась очень недолго, но картины Даниле нравились. Лизе тоже, однажды Лиза даже попросила Нику подарить ей очередной пейзажик. Правда, Данила не помнил, ушла ли Лиза с подарком. – Ники здесь больше нет, – засмеялся тогда Кирилл. – А что? Ты соскучился? Могу дать телефончик. – Телефон у меня есть. – Даниле стало противно. – Ты же сам мне его давал. Помнишь? Когда мы должны были на вокзале встретиться, а у тебя мобильник садился. – Ну так позвони, если скучаешь. – Вы разошлись, что ли? – догадался Данила. – Ну ясное дело, что разошлись! Все! Хватит! – Кирилл залпом выпил вискарь, который в тот раз принес Данила. – Кирюх, а она ведь девка хорошая, – не отставал Данила, тоже допив виски. – Послушай, что я тебе скажу. – Друг приблизил к Даниле лицо. Он тогда заметно опьянел, даже глаза показались Даниле бесцветными. – Никогда не женись на хорошей девке! Помрешь от скуки. Даниле тогда стало очень жалко друга. Потом он Кирилла не жалел. Потом он его ненавидел. Из подъезда выбежали две молоденькие девчонки, Данила придержал им дверь. Одна поскользнулась на ступеньках, но на ногах удержалась, засмеялась. Неожиданно Данила показался себе почти стариком. Чувство было незнакомое и пугающе грустное. Не так уж часто он виделся с друзьями, а теперь внезапно почувствовал себя совершенно одиноким, как будто перенесся в чуждый, незнакомый и враждебный мир. Захотелось плюнуть на все, поехать с Улей в питомник, посидеть одному в машине. «Закончу все поскорее, – решил он, нажимая на кнопку звонка. – Побуду здесь часик и уеду». Есть не хотелось, но Федор заставил себя дожевать мясо. Мать поставила перед ним кружку с чаем, подвинула вазочку с конфетами. – Не будешь успевать, ничего страшного, – предупредила Светлана Анатольевна. – Я спокойно вызову такси. Только позвони за час, не позже. – Я успею, – пообещал Федор. Допустить, что мать одна поедет в аэропорт он не мог. Мать сильно сдала, когда выяснился диагноз отца, и совершенно потерялась после смерти племянника. Раньше она была уверенной, веселой, острой на язык, иногда даже злой. На язык злой, в смысле. А теперь смотрела на Федора измученными усталыми глазами. – Я прекрасно доеду одна. Лизе ты нужнее. Он не стал отвечать. Допил чай, быстро оделся, крикнул, что уходит, и сбежал вниз по лестнице. Лизу ему было жалко до смерти. Раньше мать Лизу недолюбливала. «Это ненормально, – возмущалась мама, – когда такая молоденькая девочка живет у парня». Вообще-то, Лиза тогда еще у Сашки не жила, просто они все время были вместе. Только на ночь расставались. «Что же тут ненормального? – смеялся отец. – Молодые влюблялись, влюбляются и будут влюбляться всегда». Мама фыркала, злилась, называла поведение Лизы распущенностью. Ругала семью, которая совсем не следит за девочкой. На самом деле мать просто очень беспокоилась за Сашу. Федор оснований для таких переживаний не видел ни тогда, ни сейчас. Грустно, конечно, что тетя Вера, Сашкина мама, так рано умерла, но ведь Саша к тому времени был совсем взрослым парнем. Мать боялась, что Лиза «окрутит» Сашу. Родит ребенка, а Сашенька потом всю жизнь будет мучиться. «Теперь вот ни Сашки, ни ребенка», – неожиданно зло подумал Федор, садясь за руль. Двоюродного брата он видел нечасто, разве что на семейных праздниках, и в остальное время о нем совсем не вспоминал. В детстве бегали вместе во дворе, конечно, а потом только перезванивались иногда и изредка встречались. Странно, что Сашкина смерть потрясла Федора, пожалуй, сильнее, чем папина болезнь. Наверное, потому что победить болезнь шанс есть, а со смертью ничего не сделаешь. – Лиза, ты спустишься или мне подняться? – позвонил он Сашиной жене, паркуясь около подъезда. То есть вдове позвонил. – Спущусь. Лиза появилась через минуту, и ему стало совсем тоскливо – двигалась Лиза как столетняя старуха. Не то чтобы медленно, а как-то тяжело, нескладно. Смотреть на это было невыносимо. Она назвала адрес. Кабинет находился в десяти минутах езды. По дороге Лиза молчала, и он молчал тоже. Жизнь изменилась сразу и кардинально, и сейчас ему не верилось, что еще неделю назад он был совершенно свободным человеком. Даже несмотря на папину болезнь. Врачи утверждали, что все будет хорошо, и он старался этому верить. С папой все будет хорошо, родители будут звонить ему раз в несколько дней, как и раньше, он будет много и с удовольствием работать, а в свободное время встречаться с Настей или пить пиво с приятелями и понимать, что впереди еще вся жизнь. Но теперь он не был свободным, пока Лиза шаркает ногами, как старуха. Чувство называлось долгом. Федор его никак не называл, только понимал, что бросить Сашкину жену не сможет. По крайней мере, пока она не переживет свое горе. Кабинет оказался крошечной двухкомнатной квартиркой с кушеткой, какими-то приборами на тумбочке и двумя письменными столами. Один Сашин – докторский, другой для медсестры, догадался Федор. На каждом столе лежало по ноутбуку. Федор обвел глазами стены, на стенах висели календари и пейзажи-фотографии. Наверняка медсестра постаралась, приукрасила помещение, Саша вряд ли стал бы с этим возиться. Календари и фотографии Федор снимать не стал. Лиза сразу схватила оба компьютера, прижала к себе, как будто все остальное ее не интересовало.