Тен сидел у подножия дерева, свернувшись калачиком в корнях, словно лисенок, ищущий укрытие. Он крепко обнял колени, его била дрожь. Он уставился на Джареда. Похоже, он старался смотреть куда угодно, лишь бы не видеть тело Генри. — Ненавижу чародеев, — сказал он. — Ненавижу их. С наступлением вечера лес затих. Они похоронили Генри Томпсона. Лиллиан выбрала место под березой, принявшей на себя роль надгробного камня. Они уложили его между корнями и накрыли землей. — Лес всегда примет нас к себе, — пробормотала Лиллиан и положила руку на гладкую кору ствола. Кэми посмотрела на холмик земли у подножия дерева. Она не могла отделаться от ощущения вины. Ведь именно она попросила Генри оставить свой дом в Лондоне, где он был в безопасности, чтобы помочь им, предложив в качестве мотивации единственную простую причину — что это будет правильный поступок. Он погиб, спасая ее брата. Он всегда был к ней так добр. Но Кэми не могла оплакивать его, как он того заслуживал, потому что была охвачена страхом за своих братьев. Анджела дотронулась до ее запястья. — Можем пойти ко мне домой, если хочешь. — Они будут искать нас там, — сказал Ржавый. Тен не отходил от отца, а Томо от Тена, но Томо еще и держался за джинсы Ржавого, таким образом папа с Ржавым находились по обе стороны от мальчиков, выступая в качестве их стражей. Для Кэми было ясно, в каком отчаянном положении они оказались, раз Томо хотел быть рядом с Ржавым, который был их нянькой и тысячу раз спал рядом с ними во время тихого часа, а не с Эшем, его новым любимцем. Впечатление усиливалось мрачным выражением лица Ржавого. Это были первые слова Ржавого с тех пор, как нашли Генри. — Есть идея, — высказалась Холли. — Мы могли бы пойти ко мне домой. Моя сестра Мэри сказала, что там больше никто не живет. А Роб считает, что моя семья на его стороне. Похоже, у них не осталось выбора. Они не могли остаться жить в карьере. Мальчики уже продрогли и устали. Когда они пустились в долгий путь до фермы, ночь подобралась еще ближе, словно старуха, кутающаяся от холода в черный плащ. С наступлением ночи пришло и напоминание о возможностях и силе Роба Линберна — подвластный ему лес просыпался и следил за ними черными глазами. Кэми наблюдала за безмолвными серебристыми фигурами волков Роба, когда те появились: увидела, как листья на деревьях над ними загораживали свет луны. Маленькие темные лица, увенчанные кроваво-красными шапочками, выглядывали из-за ветвей. Она была уверена, что ей не показалось. Как-то раз им с Джаредом удалось пробудить лес, и она не сумела увидеть своими глазами хотя бы одно существо, которое ее разум воплотил в жизнь: она не думала, что Роб мог использовать лес в качестве шпиона. Но с помощью него чародей напоминал, что этот город и его окрестности принадлежат ему. Кэми на мгновение приняла за свет луны внезапный проблеск среди тьмы, но ошиблась. Этот свет был теплее и ближе. Остальные развернулись лицом к лесу, и Кэми увидела краткие вспышки света, отражавшиеся на их лицах. Среди деревьев мелькали небольшие фигурки, уступающие волкам в количестве, но не в скорости. Гибкие, словно языки пламени, они метались вокруг, а их острые носы подхватывали скрытую луну. — Kitsunebi, — прошептал Тен. — Огненная лиса, — услужливо перевел Томо, взглянув на Эша, будто хотел его впечатлить. «Это мы?» — спросил ее Эш мысленно, и она почувствовала его удивление и радость, что они способны создать вместе нечто подобное. — Я помню их, — сказала Анджела. — Собо Кэми как-то рассказывала нам сказку о них, и Кэми несколько месяцев подряд была одержима рисованием лис люминесцентной краской. У них все еще была гравюра Хиросигэ[10], на котором были изображены пылающие золотом лисы у корней деревьев. Иногда лисы считались символом неудачи, а иной раз — чего-то хорошего. Кэми нравилась их таинственность. Ей было так жаль, что она не могла их избрать в качестве символа удачи, ведь в последнее время им не очень-то везло. — Так вот что означал тот синий кот на картине миссис Сингх? — спросил папа. — Очевидно же, что тем самым я поделилась своим культурным наследием, а окружающие были настроены чрезвычайно скептично, — ответила Кэми. Она пошла дальше, и дорогу ей освещали странные огоньки. Генри был мертв, а лес принадлежал Робу Линберну, но ожившие огненные лисички зародили в сердце Кэми искорку надежды. Лес, может, и принадлежал Робу Линберну, но не они. Он заблуждался, если считал, что вся магия подвластна только ему. Роб Линберн стремился заполучить ее братьев, но не собирался сохранять им жизнь. Если бы только она могла придумать, как их можно спасти. Глава Семнадцатая Помни, что ты мое сердце В доме Холли поселились темнота и холод. Этот дом давно не отапливался. Все продукты в холодильнике испортились. Даже после того, как они включили свет и прижались друг к другу, сгрудившись на каменных плитах, им стало каким-то образом еще холоднее, чем на улице. Было совершено ясно, что дом стоял необитаемый несколько недель. Вся семья Холли переселилась в Ауример. — Мда, здесь как-то не очень, — сказала Холли. — Ну что ты, здесь просто замечательно! Спасибо тебе огромное, — сказала Кэми. Она не лукавила. Было огромным облегчением узнать, что для них нашлось пристанище, но Кэми все же не удержалась и поежилась, обняв себя руками, когда Холли вышла, чтобы проверить, как там дела у животных. Этот домик на окраине, казалось, был последним опорным пунктом их небольшого отряда солдат. Роб Линберн не остановится сейчас, когда до дня весеннего равноденствия осталась всего пара дней, тем более, что он уже принял решение о следующей жертве. Роб вполне мог додуматься искать их здесь, но Кэми не смогла решить, куда еще им податься. Она не знала, кто еще в городе мог дать согласие принести в жертву ее братьев. Джаред, мозги которого, по-видимому, напрочь выветрились за время работы в гостинице, настоял на том, чтобы всем расправить постели. Эш и Лиллиан отправились в лес, решив первыми встать в дозоре, а отец Кэми уложил сыновей в одной комнате из соображений безопасности. Кэми наскучило стоять, переживать и ждать в одиночестве на кухне, поэтому она отправилась в гостиную на поиски Анджелы и Ржавого. Анджела спала на софе, свернувшись у Ржавого на груди как кошка, которая нашла теплые колени и больше ей ничего не нужно. Ржавый гладил сестру по спине, слегка укачивая, словно она все еще была ребенком. Это была застарелая привычка выказывания любви, которая скорее приносила успокоение ему, нежели ей. Ей было уютно и спокойно только от того, что они находились рядом друг с другом. — Привет, — негромко окликнула Кэми Ржавого. Она пересекла ковер, который когда-то был синим, но со временем истерся до белизны, и выглянула в окно. Она слышала тревожные мысли Эша, патрулировавшего лес вместе с матерью, но казалось, что он был где-то далеко. Слабые огни Разочарованного Дола, отделенного от них полями, лесом и неразличимой тьмой ночи, тоже казались очень далекими. — Скажи, — негромко сказал Ржавый, и Кэми, обернувшись, увидела, как он аккуратно вытаскивает себя из-под своей сестры. Он осторожно укрыл ее пледом. — Если бы Линберны вообще не вернулись в город и никакой войны магии не случилось, как по-твоему, у нас с тобой получилось бы что-то? Кэми замялась. — Ты имеешь в виду в романтическом смысле? — Нет, в смысле сплоченного дуэта по профессиональному угону автомобилей, — сказал Ржавый, — или на поприще бальных танцев. Кэми считала, что этот вопрос был давным-давно решен. Ну, она тогда подумала, что уладила все, отшутившись, а он позволил ей это сделать, и она надеялась, что это замечательное состояние может продлиться вечно. — Значит, все-таки в романтическом, — сказала она. Ржавый редко действовал, ему редко этого хотелось. Кэми же была противоположной натурой: она либо действовала, либо была поглощена жаждой деятельности. Все ее существование проходило в планировании действия, а потом в претворении его в жизнь. Она не хотела причинять ему боль, но не представляла мира, в котором они не разочаровали бы друг друга. — Но Джаред был всегда, — ответила она. — Еще до того, как он приехал сюда, как мы встретились лично. Не знаю, кем бы я была без него. Это как гадать, какой бы я стала, вырасти в совершенно другом месте или будь у меня другая бабушка, хотя это не то. Я делилась с ним всеми мыслями, что возникали у меня на протяжении многих лет, и они отличались от тех, что пришли бы мне в голову, будь я сама по себе. Он формировал ход моих мыслей и то, кем я себя считаю. Может быть, я бы и не понравилась тебе, будь я другой. Она потеряла первую лучшую подругу в двенадцать лет из-за своего странного воображаемого друга, и это вынудило Кэми отправиться в город на поиски новой. Она не знала, отважилась ли бы так упорно подружиться с кем-то столь же агрессивным и недружелюбным, как двенадцатилетняя Анджела, будь у нее другая компания. Она бы столько упустила в жизни. — Ты нравишься мне такой, какая ты есть, — признался Ржавый. — Я помню, когда ты была просто подругой Энджи, которая, как мне тогда казалось, постоянно находилась под кайфом из-за сиропа от кашля. Но потом я увидел, какая ты с Анджелой и что ты для нее значишь. Я увидел твой дом, его тепло, насколько он отличался от моего… Как бы мне хотелось такого же для нас с Анджелой. Я любил тебя и думал обо всем, что появилось в моей жизни вместе с тобой. Мне захотелось, чтобы эта любовь что-то значила. Впервые в жизни мне захотелось сделать что-то значимое. Благодаря чувствам к тебе, мне захотелось созидать нечто прекрасное. Кэми нервно посмотрела ему в лицо. — Это, гммм, много значит для меня, но тебе следует знать, что я не собираюсь остепениться к тридцати годам и выстроить домик с кем-нибудь, потому что хочу строить карьеру репортера, полностью преданного своему делу. Ржавый слегка похлопал ее по макушке. — Ты была для меня красивой мечтой, паршивка, поэтому, пожалуйста, прекрати впихивать свои неприятные и обидные реалии в мою мечту. Этой мечте и так не суждено было сбыться. Этой мечте была уготована иная участь. Она показала мне, кем я хочу быть. Это настолько разительно отличалось от того, что Кэми ожидала услышать, поэтому, к своему же удивлению, она рассмеялась. От смеха и усталости ее качнуло. Ржавый поймал ее. Они обняли друг друга. — Спасибо, — сказала Кэми. — Нет, это тебе спасибо, Кэмбридж, — пробормотал Ржавый. — Но сердце мое, и я говорю это тебе со всей искренней любовью, мне кажется, пора уже завязать с сиропом от кашля. — Жестокая правда состоит в том, что я уже наркозависима, вот почему нам с тобой не проехаться с ветерком на гоночных машинах по Англии, — пробормотала она в ответ. Она почувствовала, как он слегка начал укачивать ее, как это делал с Анджелой, поглаживая по волосам. — Пообещай, что вы с Анджелой будете держаться вместе, ладно? Кэми взглянула через плечо Ржавого на Анджелу, свернувшуюся в калачик, подтянувшую под себя ноги, обутые в сапоги на высоких каблуках, с волосами, разбросанными по подушке черным шелковым веером. Роб, возможно, хотел принести в жертву источник, но дал понять, что им движет желание сначала наказать Кэми. Он может попробовать забрать кого-нибудь из них. У Анджелы не было магии, чтобы защититься. Как, впрочем, и у Ржавого, но именно за Анджелу брат, что естественно, больше всего переживал. Он знал, как они все сплотились, чтобы защитить братьев Глэсс. Но и он хотел защитить то немногое, что у него было — сестру. Кэми понимала, что он, должно быть, чувствовал. — Она мне как сестра, — пообещала она Ржавому. — Ничто не сможет причинить ей боль. Никто нас не разлучит. — Вот и славно. — Его руки были теплыми и сильными. — Это все, что я хотел знать. Несмотря ни на что, вы навсегда останетесь моими девочками. Кэми рассмеялась. — Мы всегда будем твоими девочками.