Разочарованный Дол лежал перед ним как на ладони. — Отдохнул? — спросил Роб. Он неспешно повернулся к Джареду, словно ему неожиданно пришло в голову, что тот прямо сейчас мог вытолкнуть его из башни. И Джаред тоже подумал об этом. Он уже как-то использовал магию, чтобы убить другого своего отца, которого считал настоящим отцом, пока не познакомился с Разочарованным Долом, магией и прочим. Он использовал магию, чтобы сбросить отца с лестницы, чтобы тот свернул себе шею. Но столкни он Роба, все было бы иначе. Роб был чародеем. Он мог бы приказать воздуху подхватить его или аккуратно опустить на землю. Поэтому Джаред просто кивнул и улыбнулся. Обычно его улыбки настораживали, поэтому Роб на краткий миг опешил, и лишь после по-отечески улыбнулся ему в ответ. — Мы будем продолжать накачивать зельем твою еду. Надеюсь, ты все понимаешь, мой мальчик, — сказал Роб. — Ну, это разумно, — заметил Джаред. — И мы вынуждены ограничить твое передвижение по Ауримеру, — продолжил Роб. — Должен отметить, что печально об этом говорить, ведь когда ты согласился присоединиться к нам, я был необычайно счастлив и горд. Но вижу, что ты не очень-то жаждешь этого, не правда ли? — Ну, меня слегка принудили, — ответил Джаред. — Ты привел поистине очень весомый аргумент: присоединись или будешь заживо похоронен. Тебе стоит попробовать себя в политике. Роб рассмеялся, судя по всему, его забавляла дерзость сына. — Я не собираюсь рисковать, — объяснил он Джареду. — Я понимаю, что ты подчиняешься по большей части из страха. Но я очень надеюсь, что это изменится, когда ты поймешь, что выбрал правильную сторону. — Ты подразумеваешь сторону, которая победит? — Эта сторона уже победила, — с сочувствием в голосе сказал Роб, словно сообщал сыну, что Санта-Клауса не существует. — Ауример — мой. Город — мой. Все чародеи Лиллиан мертвы. Со мной больше некому сражаться, и нет надежды для тех, кто захочет попытаться. — Рад за тебя, — сказал Джаред, глядя куда-то вдаль. — Тогда непонятно, что тебе нужно от меня. Что я должен сделать? — Будь моим сыном, — ответил Роб. — Будь на моей стороне. Не более. Хотя, ты можешь придумать нечто, что бы ты хотел сделать. — О, — сказал Джаред, — я так и сделаю. Он сосредоточил свое внимание на Робе, холодно и неотвратимо, и увидел, как Роб моргнул. Но Роб быстро собрался и хлопнул Джареда рукой по плечу, пронзив болью все тело Джареда этим сердечным жестом. Но тот стиснул зубы и выдержал это испытание. — Я знаю, что тебя растили обычным человеком, и тебе потребуется больше времени, чтобы должным образом обдумать свое положение. Но наверняка, уже есть преимущества, которые ты можешь оценить, будучи на моей стороне. Вот одно: если ты борешься против меня — тебе не победить. Но если ты со мной заодно, как мой возлюбленный сын, тогда ты сможешь выбрать себе тех людей, о которых хочешь позаботиться. Я не буду мешать. — Как интересно, — сказал Джаред. — Например, девчонка Прескотт, — предложил Роб. — Ее родители хорошие люди, верные мои последователи. Я не сомневаюсь, что ее можно вразумить. Прескотты — прекрасная семья. — Да ты, похоже, влюблен в них. — Ты о бедняге старине Эде? — спросил Роб. — Он просто стоял между мной и тем, что я хотел. Ничего личного. Эдмунд Прескотт был парнем его тети Лиллиан. И Роб его убил за это. Вся семья Прескотт считала, что Эдмунд сбежал. Холли никогда не видела своего дядю. Он умер задолго до ее рождения, и никто, кроме Джареда, об этом не знал. Джаред провел довольно много времени в том тайнике, смотря в лицо пропавшему парню, прежде чем они накачали еду наркотиком и Роб снова открыл дверь. Он очень ясно представлял себе все гамму чувств, пережитую Эдмундом, пока тот не умер. — Страшно представить, что ты начнешь вытворять, если это будет личным, — сказал Джаред. Роб снова рассмеялся от души, и по-отечески обнял Джареда за плечи. Джаред помнил те времена, когда Роб ему казался отцом, которого у него фактически никогда не было, но которого он так хотел иметь, когда ему отчаянно хотелось испытать такую привязанность и одобрение. — Это правильно, что ты боишься, — сказал со смехом Роб все еще теплым голосом. — Я, правда, нахожу, что девчонка-источник чересчур назойлива. Джаред знал, как держать удар и не показывать, что ему больно. Он холодно посмотрел на Роба. — Ты убил мою мать за то, что она помешала твоим планам. Не проси меня поверить, что ты позволишь Кэми спокойно жить. — И в мыслях не было, — сказал Роб. — Она поработила обоих моих сыновей в разное время, и постоянно пытается мутить воду. Но, если ты хочешь оставить ее себе, то не вопрос. Теперь настала очередь Джареда смеяться. По колокольне разнесся его нервный голос. — Предлагаешь, чтобы я посадил ее в застенки вместе с Эдмундом Прескоттом? — Этот вариант был бы предпочтительнее, — заметил Роб. — Но ты можешь поступать с ней так, как тебе заблагорассудится, пока она будет под контролем. Пока ты не решишь заселить ее в одну из спален Ауримера. Роб был не дурак, думал Джаред, или, возможно, это было просто невероятно очевидно, на что Джаред пошел бы ради Кэми, а он бы пошел на что угодно, лишь бы она осталась жива. Он ничего не сказал. Роб сжал его плечо, когда они сплоченно взирали на Разочарованный Дол. Город лежал в долине, будто что-то хрупкое и драгоценное на ладони великана. А ведь великан может в любой момент сжать руку в кулак и раздавить его. — Ты еще ничего не знаешь, — сказал Роб. — Ты себе даже вообразить не можешь, что я уготовил на будущее. Столько людей умрет. Но те, кого ты любишь, будут жить. Все, что тебе нужно, быть моим сыном, и я знаю, что ты можешь им быть. Эш никогда не был сыном, который мог совершить убийство без колебаний и сожалений. Он не мог просто убить, и убить жестоко. — Думаю, это я смогу, — медленно проговорил Джаред. — Узнаю своего мальчика. У Джареда не было выбора. Возможно, он никогда и не был никем иным. Роб спустился с ним из колокольни в портретную галерею, терпеливо придерживаясь темпа Джареда. Он прогулялся с ним по Ауримеру, будто приобрел гиену и хотел посадить ее на поводок, как бы выставляя перед всеми напоказ свою новую экзотическую игрушку. В Ауримере повсюду висели зеркала, которые Джаред так ненавидел когда-то. Отражающая поверхность зеркал была золотистой, а не серебряной, будто они были отлиты из золота, меди или бронзы. Их рамы были сделаны из кованого железа, причудливое переплетение которого превращалось в башни и профили утопленниц, окруженных речными водорослями и цветами. Вообще-то, это была одна и та же женщина, которая тонула снова и снова. Джаред видел отражение за отражением. Он видел, как они выглядели, пока шли вместе: Роб — гордый отец и великодушный правитель, чьи волосы обрамляли его голову будто венцом. А парень с коллоидным шрамом и пустым взглядом рядом с ним, с лицом землистого оттенка, в черной рубашке, несомненно, его сын. Джаред больше не ненавидел зеркала Ауримера: они показали ему именно то, что он хотел увидеть. Он видел то же отражение в глазах медноволосой девочки из класса Кэми по английскому, одной из здешних чародеев, которая сидела с ними за ужином. Она посмотрела на него и ее глаза расширились от ужаса. Джаред поднял бокал, и его губы медленно растянулись в улыбке. Он подумал, что она упадет в обморок. Он склонился к передней части стола, где сидел его отец, с Джаредом по правую руку от себя, и сказал Робу на ухо: — Она очень хорошенькая. — Эмбер? — спросил Роб, достаточно громко, поэтому Джаред был уверен, что Эмбер наверняка расслышала. — Ты о ней, не так ли? И она с тобой одного поля ягода. — Он еще больше повысил голос. — Уверен, Эмбер с радостью обучит тебя магии, которую тебе еще только предстоит узнать. Правда, Эмбер? Эмбер безропотно кивнула. Росс Филипс, сидевший на другом конце стола, пробуравил взглядом Джареда. Но если бы взглядом можно было убить, то Джаред уже убил бы каждого в этой комнате, не предоставив Россу не единого шанса. Роб толкнул свой стул назад и встал, поднимая бокал. — Я надеюсь, что все вы поднимете бокалы, чтобы поприветствовать моего сына в Ауримере, — сказал он громогласно. Потолок в обеденном зале был изогнутым, формируя полую фигуру, которая образовала снаружи на крыше купол. Из центра купола на толстой цепи свисали люстры. От голоса Роба крошечные золотые листья, по форме больше напоминающие кинжалы, свисающие с люстры, заколыхались и издали звук, похожий на перезвон колоколов вдалеке. Джаред склонил голову в знак благодарности, когда все гости за ужином подняли бокалы. Затем он сыграл в игру с самим собой, в которой взглянул на каждого гостя по очереди, чтобы понять, сколько из них отведут взгляд. Оказалось, что все. Никто из них не хотел встречаться с ним глазами. Роб сел и посмотрел на тарелку Джареда. Джаред кивнул и послушно начал есть, порезав еду на мелкие кусочки и глотая так, чтобы это было видно, не делая ни малейшего усилия, чтобы как-то избежать процесса поглощения пищи. Роб улыбнулся ему, словно тот был паинькой. — Ешь, а то у тебя нездоровый вид. Мы же не хотим, чтобы ты заболел, — сказал он. — Я правда чувствую усталость после погребения заживо, — заметил Джаред, и сделал большой глоток клюквенного сока. Когда он поднялся из-за стола, его качало, поэтому ему пришлось уцепиться за край столешницы, чтобы не упасть. Роб положил его руку себе на плечо, и Джаред привалился к Робу. — Давай доставим тебя в твою комнату, — сказал Роб. Джаред позволил Робу перекинуть свою руку через его шею, и провести его по обеденному залу, через коридор и вверх по лестнице, по коридору к комнате Джареда. Джаред почти висел на своем отце, спотыкаясь по дороге: раз, второй, третий, и каждый раз был быстро подхвачен своим отцом. Поэтому, когда дверь закрылась за ними, и Роб потащил его в сторону кровати, Джареду не составило труда вцепиться одной рукой в рубашку Роба, и другой, как можно сильнее, врезать ему в лицо. Роб вскрикнул, вернее, издал возглас, как бы в знак протеста действиям сына, а Джаред свободной рукой схватил позолоченную веревку от шторы, которую он прятал под своей подушкой и накинул ее на шею Роба. У него было всего лишь мгновение, чтобы перекинуть веревку и затянуть ее на шее Роба. Тот вцепился в Джареда, его руки оставались сильными, даже когда лицо налилось синевой, и Джаред уперся в него коленом, одновременно с этим ударяя Роба об сияющее изголовье кровати, сделанное из древесины орешника. Когда Джаред впервые увидел эту причудливую кровать, то счел ее нелепой. Но сейчас он изменил свое мнение. Он пригвоздил Роба к кровати, и все, что ему оставалось делать, — это стягивать веревку все туже и туже. Глаза Роба вылезли из орбит и налились кровью. В его взгляде читалось замешательство. — Вот интересно, и почему это твоя магия не работает сейчас? — ухмыляясь, спросил Джаред сверху. — Возможно, я наклонился к тебе и прокомментировал красоту девчонки лишь для того, чтобы поменяться с тобой бокалом. Такие проблемы возникают, когда сидишь рядом с кем-то, чья еда накачана наркотой. Да, папочка, у меня тоже нет магии, но это и не важно. Я рад убить тебя по старинке. Роб закашлялся, его лицо уже приобрело фиолетовый цвет. Джаред переживал, вдруг он дрогнет или почувствует сожаление, но вместо этого он испытал необузданное возбуждение. Может быть, он и не выберется из этого дома, но и Роб будет мертв, и она будет спасена, весь город будет спасен. И это будет его рук дело. Вдруг перед его глазами возникла чернота. Он попытался удержать веревку, но та, словно вода, просочилась сквозь его пальцы, и волна тьмы с новой силой нахлынула на него. Совершенно не представляя, как он сюда попал, Джаред неожиданно обнаружил, что сидит на полу. Его тошнило, он хватал ртом воздух, и все плыло перед глазами.