– Извини, но мы с Галей подруги. А как все началось? Дарья подошла и толкнула тебя? Личико Насти побагровело, в глазах сверкнула злоба. – Она сказала, что с базара стыдно одеваться, – процедила сквозь зубы девушка. – Стыдно? А вот отсюда, пожалуйста, поподробнее, – прошипела Ленка. – На прошлой неделе, в пятницу, мы были в ночном клубе, праздновали день рождения девочки из нашей группы. Одна девочка спросила у меня, где я купила джинсы. Я говорю, на Барабашке. А где? Я ей сказала. Даша стояла рядом и ухмылялась. А сегодня ее прорвало, – глаза Насти сузились, и ее хорошенькое личико напомнило мордочку обозлившейся кошки. – Хм… ну тогда ты ее правильно толкнула, я б ей еще в челюсть навернула. Настя смерила Лену взглядом, и кончик ее носика шевельнулся, будто она к чему-то принюхивалась и это что-то нехорошо пахло. – Ты извини, но мне интересно, как эта девка Богдана увела? – поинтересовалась Лена. – Он сам увелся, – процедила Настя сквозь зубы. – Что значит «увелся»? – То и значит. – А точнее? – Тетя Лена! – произнесла Настя таким тоном, будто Ленка вообще ни черта не понимает, и закатила глаза. Лена предостерегающе вскинула руку и осмотрелась: – Я Галя, – прошипела она, – и мне надо знать подробности. Настя поджала губки: – Эта шалава давно его преследует. – Преследует? А он как реагирует на ее преследования? – Никак. Говорил, что это никакое не преследование, представляете? – Настя округлила глаза. – Представляешь, – поправила ее Ленка шепотом, – мы на «ты», – и уже громче: – Так и говорит? – Да. Она в клубе все время приглашала Богдана танцевать, и он велся. – Ты с ним об этом говорила? Настя кивнула: – А как же! Я сразу сказала, что мне это не нравится. Что он этим унижает меня! Смелая девочка. – А он? – Улыбался как дурачок. – А ты? – Я пошла танцевать. – С кем? – С другим парнем, – Настя гордо вскинула подбородок и посмотрела на Ленку с вызовом. Совсем ребенок, подумала Лена и кивнула: – Теперь мне все понятно. Можем идти к твоему декану. – Она кретинка, – кипятилась Настя. – Студенты медицинского вуза не должны так говорить. Кретинизм – это болезнь, – поправила ее Лена. – Значит, она больная. – Ладно, не будем гадать на кофейной гуще, – Лена поправила воротник плаща, – веди меня к декану. – Идемте… – Настя запнулась, – идем, – и повела Ленку по коридору, – вот деканат, – она остановилась и немного побледнела. – Дашкин отец там, наверное. – Ну, с богом… – сказала Лена и потянула на себя высокую деревянную дверь. В кабинете никого, кроме декана, не было. – Проходите, – как только Лена вошла в кабинет, Зозуля поднялся на ноги. – Здравствуйте, Роман Ильич, – Лена улыбнулась. – Добрый день, присаживайтесь, – он показал рукой на два кресла с деревянными подлокотниками, стоящие лицом к нему. …Хм… Узнал? Не узнал? Как-то странно посмотрел. Или показалось? А я бы его в жизни не узнала. Поправился, поседел, очки носит… Приближаясь к креслу, Лена боролась с острым желание развернуть его хоть немного боком к столу Зозули. В строгой параллельности двух кресел, письменного стола и широкой ковровой дорожки, на которой располагалась вся эта мебель, было что-то казарменное и неестественное. И потому противное Ленкиному сердцу. Ей несимметричное и кривое подавай: интегралы, например. А икона Божией Матери в шкафу возле окна? К чему она тут? Хотя бог их знает, теперешних начальников, раньше вешали Ленина, а нынче иконы. Смехота! Лена бросила беглый взгляд на Настю – девушка уже взяла себя в руки, на ее щеках отливал глянцем боевой румянец, а в глазах прыгали такие же боевые чертики и размахивали кулачками. Зозуля сел сразу после того, как Ленкина попа втиснулась в кресло. «Обратно не вылезу», – мелькнуло в голове. Она поставила сумку на колени и заискивающе улыбнулась. – Роман Ильич, это Галина Сергеевна, моя тетя, – сказала Настя и присела на край кресла. – Очень приятно, – Зозуля улыбнулся, – но повод, как видите, не очень приятный, – он вертел в руках ручку из дорогих – Лена толк в этом знала: сестра время от времени привозила ей свои подарки, а директору школы неплохо отваливается от благодарных родителей. – Настя вам все рассказала? – он поднял на Лену многозначительный взгляд и тут же перевел его на Настю. Перевел медленно, будто «прощупывал» глазами каждый миллиметр пространства между ними. – Да, все, – ответила Лена и посмотрела на Настю – личико девушки пылало. – Как вы понимаете, такие события в стенах университета случаются не часто, и мы обязаны на них реагировать. Я не собирался вызывать родителей, это не детский сад, – он недовольно скривился, – но Максим Петрович Шумило… Он приехал и… в общем, он хотел напрямую с вами все обсудить. Мне удалось уговорить его не идти на совершенно не нужный конфликт, и он уехал. В общем, как вы уже знаете, Настя должна погасить материальный ущерб, нанесенный семье Шумило. Он подался вперед и положил локти на стол. – Настя, расскажите, пожалуйста, еще раз, что случилось, – он откинулся на спинку кресла, и его внимательный взгляд остановился на девушке. – Я вам уже все рассказывала, а вы мне не верите! – Я говорю не про веру, я хочу, чтобы Галина Сергеевна тебя выслушала. И мне не вредно послушать еще раз. К тому же вы с Дарьей имеете две совершенно противоположные версии… – Ее версия лживая! – воскликнула Настя, и брови декана подпрыгнули чуть ли не до корней волос, серебристым нимбом окруживших высокий покатый лоб, и снова вернулись на место, удивленно изогнутые. – Ты в этом уверена? – спросил он. В кабинете повисла тишина. И долго мы так будем сидеть, думала Лена, ерзая в тесном кресле – на самом деле ни одна клеточка ее тела не переместилась ни на миллиметр. Настя скосила глаза на Лену, а потом, глядя на декана исподлобья, с обидой в голосе произнесла: – Роман Ильич, повторяю, Дарья сказала, что стыдно одеваться с базара, а потом толкнула меня. И я ее тоже толкнула. Я что, должна была стерпеть?! Вот и вся правда! Я не понимаю, почему вы ей верите, а мне нет! Лена решила, что сейчас он выставит их вон из кабинета, но этого не произошло. – Кто сказал, что я вам не верю? – хмыкнул он. – А Дарья объяснила, почему с базара стыдно одеваться? – Нет, – голос Насти звучал дерзко. – Хм… Я частенько заглядываю на базар и не стыжусь этого. Вот что я скажу вам, Настя, – он медленно поправил на столе стопки бумаг и книг, и без того лежащие параллельно друг другу, – и хочу, чтобы вы меня услышали – драться нехорошо. – Да я не дралась, я только толкнула! Он поднял руку. – Во-первых, толкаться – дело недостойное. А во-вторых, мог упасть не смартфон, а Дарья. – Я легонько ее толкнула, а она меня очень сильно, это я чуть не грохнулась! – Настя, запомните, – декан нахмурился, – можно нечаянно толкнуть человека, а он упадет, ударится головой – и все, он на том свете, а вы в тюрьме. Можно убить листом бумаги, такой случай известен в истории судебной медицины, – он взял в руки исписанный лист и легонько коснулся уголком своего виска, – здесь есть точечка, вам следовало бы уже знать. Так вот – одно прикосновение, и человека нет, – он аккуратно положил лист на место. – Я говорю это для того, чтобы вы поняли: жизнь – штука невероятно хрупкая, и маленькая ошибка может уничтожить ее, я это очень хорошо знаю. Надеюсь, вы прислушаетесь к моим словам и сделаете соответствующие выводы. – Хорошо… сделаю, – буркнула Настя. – Вот и отлично. А теперь вернемся к смартфону. Галина Сергеевна, думаю, вы понимаете, что должны возместить ущерб в полном объеме. Модель я записал. – Да, понимаю. – Вы должны сделать это как можно быстрее. – А где разбитый смартфон? – поинтересовалась Лена.