– Извини, не хотела казаться циничной. Я понимаю, о чем ты говоришь, – сказала она. Пламя свечи между ними дрогнуло от легкого ветерка с улицы. Биргитта заговорила о себе и своем друге: как они четыре года назад собрали в Швеции свои вещи и с рюкзаками за спиной прибыли в Австралию. Как пешком и на автобусах добирались от Сиднея до Кернза, ночуя в палатках и дешевых гостиницах для таких же бродяг, иногда подрабатывая в этих же гостиницах внештатными администраторами и поварами. Как выбрались к самому Большому Барьерному рифу, как ныряли в океане, плавали бок о бок с черепахами и молот-рыбами. Как, затаив дыхание, смотрели на древнюю скалу Айрес-рок. Как на сэкономленные деньги купили билет на поезд «Аделаида – Алис-Спрингс», как в Мельбурне побывали на концерте группы «Crowded House» и, вконец измотанные, очутились в сиднейском мотеле. – Удивительно, как хорошее порой оборачивается плохим. – Плохим? Биргитта вздохнула. Может, подумала, что рассказала этому навязчивому норвежцу слишком много? – Не знаю, как объяснить. По дороге мы, наверное, что-то потеряли. То, что раньше принимали как само собой разумеющееся. Со временем мы перестали замечать, а потом забыли друг друга. Просто попутчики. Было хорошо. Ведь и номер на двоих снимать дешевле, и в палатке вдвоем ночевать спокойнее. Он нашел себе в Нузе богатенькую немку, а я поехала дальше, чтобы лишний раз не напоминать о себе. Наплевать на все. Когда он приехал в Сидней, я сказала, что встречаюсь с одним американцем, фанатом серфинга. Не знаю, поверил ли он, а может, понял, что я просто пытаюсь поставить в наших отношениях точку. В том сиднейском мотеле мы пробовали ссориться, но и это не спасло наши отношения. Я попросила его уехать в Швецию и сказала, что приеду следом. – Наверное, он уже заждался. – Мы были вместе шесть лет. Веришь, я даже не помню, как он выглядит. – Верю. Биргитта снова вздохнула. – Не думала, что все так получится. Я была уверена, что мы поженимся, заведем детей и поселимся где-нибудь в предместье Мальмё. И у нас будет дом с садиком, и каждое утро перед дверью будет лежать свежая газета. А теперь… теперь я уже почти забыла, как звучит его голос, или как хорошо нам было вместе, или как… – Она посмотрела на Харри. – Или как он из вежливости терпел мою болтовню после пары бокалов вина. Все это время Харри улыбался. Бутылки вина ему явно не хватило, но Биргитта это никак не прокомментировала. – Я не из вежливости, я из интереса, – сказал Харри. – Ну тогда расскажи что-нибудь о себе, кроме того, что ты работаешь в полиции. Биргитта наклонилась к нему, и Харри заставил себя не смотреть в вырез ее платья. Но теперь он почувствовал легкий запах ее духов и жадно втянул его носом. Стоп, стоп! Держать себя в руках! Эти сволочи у Карла Лагерфельда и Кристиана Диора знают, как свести мужчину с ума. Запах был волшебный! – Значит, так, – начал Харри. – У меня есть старшая сестра, мать умерла несколько лет назад, сам я живу в Осло – снимаю в Тёйене квартиру, едва свожу концы с концами. Долгих романов в моей жизни не было, кроме, пожалуй, одного. – Правда? И сейчас у тебя тоже никого нет? – Ну, не совсем. Так, пара женщин, с которыми я играю в какие-то глупые и бессмысленные игры. Иногда я звоню им, иногда они – мне. Биргитта нахмурилась. – Что-то не так? – спросил Харри. – Не знаю, как я отношусь к такого рода мужчинам. И женщинам. В этом я несколько старомодна. – Но теперь все это, естественно, в прошлом, – поднял бокал Харри. – Не сказать, чтобы мне понравились твои блестящие ответы. Они чокнулись. – Что же ты прежде всего ценишь в мужчинах? Приняв позу мыслителя, она какое-то время молча смотрела в пустоту, прежде чем ответить: – Не знаю. Наверное, легче будет сказать, что мне в мужчинах не нравится. – Так что же? Помимо блестящих ответов. – Мне не нравится, когда мне устраивают проверки. – Тебя это сильно задевает? Биргитта улыбнулась: – Мой тебе совет, Казанова: если хочешь очаровать женщину, дай ей понять, что она уникальна, что к ней у тебя особое отношение, не такое, как к остальным. Парням, которые цепляют девушек в барах, этого не понять. Да и развратникам вроде тебя – тоже. Харри рассмеялся: – Говоря «пара», я имел в виду «две». А «пара» я сказал потому, что это звучит немного иначе, вроде как… «три». Одну недавно бросил молодой человек, ну, по ее словам. В последний раз она благодарила меня за то, что я такой… неискусственный, а наши отношения – такие… наверное, ни к чему не обязывающие. Другая – это женщина, с которой я давно уже поддерживаю ненавязчивые отношения, и она настаивает, что поскольку начал их я, то я же обязан обеспечивать ее каким-то минимумом личной жизни, пока один из нас не найдет себе что-то взамен. Погоди, а с чего это я оправдываюсь? Я обычный парень, мухи не обижу. Думаешь, я кого-то здесь пытаюсь очаровать? – Конечно. Ты пытаешься очаровать меня. И не отрицай! Отрицать Харри не стал. – Ладно. И как у меня получилось? Она задумчиво взяла бокал, отпила из него и ответила: – Нормально. Во всяком случае, сносно. А вообще нет, отлично. Вполне. – Звучит как «на пять с минусом». – Вроде того. Рядом с заливом было темно и почти безлюдно. Дул свежий ветер. На лестнице Оперного театра фотограф что-то объяснял необычайно тучным новобрачным. Тем явно не нравилось то и дело переходить с места на место, да и неудивительно при их телесах. Но наконец идеальный вариант был найден, и они закончили фотосессию с улыбками, смехом и, возможно, слезами. Харри и Биргитта наблюдали эту картину с балюстрады. – Вот что значит лопаться от радости, – сказал Харри. – Или по-шведски так не говорят? – Почему нет? Бывает, человек так счастлив, что и по-шведски можно сказать: он лопается от радости. – Биргитта вынула из волос заколку и подставила лицо ветру. – Бывает, – повторила она чуть слышно. Она стояла лицом к морю, и ветер развевал ее огненные волосы, так что они походили на щупальца огромной медузы. Харри раньше и не подозревал, что медузы бывают такими красивыми. 4 Городок Нимбин, Коре Виллок и Элис Купер Самолет приземлился в Брисбене, когда у Харри на часах было одиннадцать, но стюардесса по громкой связи настаивала, что всего десять. – Здесь, в Квинсленде, время не делят на зимнее и летнее, – объяснил Эндрю. – Были настоящие политические баталии, но в итоге фермеры собрались на референдум и высказались против. – Такое чувство, что это большая деревня. – Вроде того. Еще недавно парней с длинными волосами сюда просто не пускали. Это было запрещено. – Шутишь? – Квинсленд – особая статья. Скоро отсюда погонят бритоголовых. Харри улыбнулся и провел рукой по бритому затылку. – Что еще? – Да, если ты привез с собой марихуану, оставь ее лучше в самолете. В Квинсленде к наркоманам относятся строже, чем в остальных штатах. Неудивительно, что фестиваль «Аквариус» проводили именно здесь – прямо на границе с Новым Южным Уэльсом. Первой их целью было найти машину. В конторе по прокату оказалась свободной и исправной только одна. – Зато в Квинсленде есть места вроде острова Фрэзер, где познакомились Ингер Холтер и Эванс Уайт. По большому счету остров этот – просто огромный пляж, но есть на нем и тропический лес, и озера с чистейшей в мире водой. А песок до того белый, что пляж кажется мраморным. Такой песок называют силиконовым – из-за повышенного содержания кремния. Из него можно сразу лепить компьютеры. – Страна изобилия, верно? – Парень за стойкой протянул ключ. – «Форд эскорт»? – Эндрю в задумчивости потер нос, но потом все-таки согласился, спросив только: – Неужели они еще существуют? – Особое предложение, сэр! – Не сомневаюсь. Солнце добела раскалило Тихоокеанское шоссе, и построенные из стекла и бетона небоскребы Брисбена светились, как хрустальная люстра.