– Тебе хочется узнать что-то серьезное? Какую-нибудь тайну? Она кивнула. – Но тайны связывают людей, – прошептал он ей на ухо. – А это не всегда то, что нужно. Они стояли в коридоре и молчали. Харри задержал дыхание. – Всю мою жизнь меня окружали любящие люди. Я получал все, о чем попрошу. Короче, непонятно, почему я стал таким, каким стал… Порыв ветра из окна погладил Харри по волосам так легко и мягко, что он невольно закрыл глаза. – …Алкоголиком. Он сказал это твердо и, наверное, громче, чем следовало. Биргитта прижалась к нему. – В Норвегии не так-то легко вылететь с государственной службы. Можно быть некомпетентным – это ничего; бездельником – пустяки; начальство можно вообще поносить последними словами – не беда. В общем, что хочешь, то и делай: закон защищает тебя во всех случаях. Кроме пьянства. Дважды заявишься на работу в нетрезвом состоянии – вылетишь тут же. А одно время было легче сосчитать дни, когда я приходил на работу трезвым. Он отпустил Биргитту от себя и посмотрел ей в лицо – ему было важно увидеть ее реакцию. Потом снова прижал ее к себе. – Так или иначе, но я как-то жил. Те, кто о чем-то догадывался, предпочитали смотреть сквозь пальцы. Наверное, им следовало на меня донести, но в полиции своя круговая порука. Как-то вечером мы с товарищем ехали на Хольменколлен, чтобы задать пару вопросов одному парню по делу о наркотиках и убийстве. Мы его ни в чем даже не подозревали, но когда, позвонив в дверь, увидели, как он на бешеной скорости выезжает из гаража, то вскочили в машину и начали преследование. Включили «мигалку» и помчались на ста десяти по Хиркедалсвейен. Машину слегка заносило. Пару раз мы цепляли за край тротуара. Мой товарищ хотел сам сесть за руль. Но я был так увлечен преследованием, что только отмахивался. Что произошло потом, Харри узнал от других. В районе станции Виндерн с автозаправки выезжал автомобиль. За рулем сидел паренек, который только-только получил права и заскочил на заправку купить сигарет для отца. Полицейская машина протащила его автомобиль через ограду, зацепила здание рядом с остановкой, где двумя минутами раньше стояло пять-шесть человек, и остановилась по другую сторону путей. Сидевшего рядом с Харри полицейского выбросило через переднее стекло – он пролетел метров двадцать и ударился головой о столбик ограды. С такой силой, что тот погнулся, а для установления личности полицейского понадобились отпечатки пальцев. А паренек, сидевший за рулем другой машины, так и остался парализованным – от шеи и ниже. – Я приезжал навестить его в местечко под названием Сюннос, – продолжал Харри. – Он еще мечтает когда-нибудь сесть за руль. Меня тогда нашли в машине с травмой черепа и обильным внутренним кровотечением. Несколько недель провалялся под капельницей. Каждый день приходили мать и сестра. Садились по обе стороны от кровати, держали его за руки. По вечерам, когда посетителей обычно не пускали, приходил отец. Сильное сотрясение мозга повлияло на зрение, и Харри запрещали читать книги и смотреть телевизор. Ему читал отец. Садился вплотную к кровати и шептал на ухо (чтобы сильно не утомлять сына) своих любимых писателей: Сигурда Хоэля и Кьяртана Флейстада. – Одного человека я убил, другого на всю жизнь сделал калекой и все равно остался окруженным любовью и заботой. А оказавшись в общей палате, первым делом попросил соседа, чтобы его брат купил мне пол-литровую банку джина. Харри замолчал. Биргитта дышала ровно и спокойно. – Удивлена? – спросил он. – Я поняла, что ты алкоголик, еще в первую нашу встречу, – ответила Биргитта. – У меня отец алкоголик. Харри не знал, что на это сказать. – Что было дальше? – спросила она. – То, что было дальше… то, что было дальше, касается только норвежской полиции. Наверное, этого лучше не знать. – Мы сейчас далеко от Норвегии, – сказала она. Харри крепко ее обнял: – Я и так сегодня много рассказал. Продолжение – в следующем номере. Мне пора. Можно, сегодня вечером я снова приду в «Олбери» и буду отвлекать тебя от работы? Биргитта улыбнулась немного грустно, и Харри понял, что с этой девушкой все будет намного серьезнее, чем положено. – Поздновато ты явился, – констатировал Уодкинс, когда Харри вошел в кабинет, и положил ему на стол несколько ксерокопий. – У меня jet lag[29], – ответил Харри. – Есть новости? – Да, почитай. Юн Суэ откопал старые дела об изнасилованиях. Сейчас они с Кенсингтоном как раз их изучают. Решив, что для начала необходима чашка хорошего кофе, Харри направился в столовую, где наткнулся на веселого Маккормака. Они заказали по порции white flat[30] и сели за один столик. – Звонили из аппарата министра юстиции. А им звонили из норвежского Минюста. Я как раз разговаривал с Уодкинсом и так понял, что у вас уже есть кто-то на примете? – Эванс Уайт. Да. Он утверждает, что у него алиби на тот день, когда, как мы думаем, было совершено убийство. Мы попросили нимбинскую полицию расспросить ту женщину, с которой, если верить Уайту, он тогда был. Маккормак буркнул: – Ты видел этого парня лицом к лицу, Харри. Это он? Харри опустил глаза и уставился в чашку. Спирали молока вертелись в кофе, напоминая галактику. – Разрешите провести аналогию, сэр? Вы знаете, что Млечный Путь – это звездная туманность, насчитывающая более ста тысяч миллионов звезд? И что если с одного конца этой спирали лететь к другому со скоростью света, то за тысячу лет не преодолеть и половину пути? Я уж не говорю о том, чтобы облететь всю Галактику. – Многовато философии с утра, Хоули. Что ты хочешь всем этим сказать? – Что человеческая душа – дремучий лес, который нельзя изведать за короткую человеческую жизнь. Что я понятия не имею, сэр. Маккормак посмотрел на Харри как-то тревожно: – Хоули, ты начинаешь говорить как Кенсингтон. Наверное, зря я позволил вам работать в паре. У этого парня много странностей. Юн вставил слайд в проектор. – В стране за последний год было заведено свыше пяти тысяч дел об изнасиловании. Само собой, при таком количестве нельзя что-то искать без статистического подхода. То есть первое ключевое понятие для нас – «статистические значения». Другими словами, мы ищем тенденцию, которую нельзя объяснить статистическими погрешностями. Второе ключевое понятие – «демография». Прежде всего я искал нераскрытые дела об убийствах или изнасилованиях, где фигурируют слова «удушение» или «удушье». И нашел двенадцать убийств и несколько сот изнасилований. Затем сократил поиск, уточнив, что жертвы должны быть блондинками от пятнадцати до тридцати пяти лет и жить на восточном побережье. Статистика и сведения из паспортных столов показывают, что волосы такого цвета лишь у пяти процентов женщин. Так у меня осталось семь убийств и более сорока изнасилований. Юн вставил новый слайд с процентными долями и гистограммами. Он не стал ничего говорить, просто дал остальным прочитать цифры. Надолго воцарилась тишина. Первым заговорил Уодкинс: – Значит… – Нет, – ответил Юн. – Это не значит, что теперь мы знаем что-то, чего не знали раньше. Цифры еще ничего не доказывают. – Но мы можем предполагать, – сказал Эндрю. – Мы можем, например, предположить, что на свободе человек, который систематически насилует блондинок и периодически их убивает. И любит хватать их за горло. Внезапно все заговорили разом, и Уодкинсу пришлось потребовать тишины. Слово взял Харри: – Почему этого не заметили раньше? У нас на руках семь убийств и сорок – пятьдесят изнасилований, которые позволяют судить о тенденции. Юн Суэ пожал плечами: – К сожалению, и в Австралии изнасилование – дело будничное и не всегда привлекает такое внимание, как многие себе представляют. Харри кивнул. Он знал, что и у него на родине дела обстоят не лучше. – Кроме того, большинство насильников орудуют в том городе или районе, где живут, и не пытаются скрыться после преступления. Поэтому систематического сотрудничества между штатами по обычным делам об изнасиловании нет. В данном случае проблема – территориальный разброс. – Юн указал на список городов и дат. – Сначала в Мельбурне; месяц спустя – в Кернзе; а еще через неделю – в Ньюкасле. Изнасилования в трех разных штатах за два месяца. Иногда он в капюшоне, иногда в маске, минимум один раз – в нейлоновом чулке, а порой жертвы и вовсе не видели насильника. Место преступления – от темных переулков до парков. Их увозили на машине, к ним вламывались ночью домой. Короче, эти дела ничто не объединяет, кроме того, что жертвы – блондинки, были задушены и у полиции нет никаких ключей. Да, и еще кое-что. Убийца работает очень чисто. К сожалению. Ясно, что он удаляет все свои следы: отпечатки пальцев, сперму, волокна одежды, волосы, кожу из-под ногтей жертвы и так далее. Но кроме этого, ничто не указывает на серийного убийцу: ни следов гротескных, ритуальных действий, ни визитной карточки для полиции типа «я здесь был». За этими тремя изнасилованиями последовал целый год затишья. Если преступник не совершал в это время других изнасилований. Но не похоже. – А убийства? – спросил Харри. – С ними что-нибудь ясно? Юн покачал головой: – Территориальный разброс. Когда полиция Брисбена находит труп со следами изнасилования, в Сидней с этим не едут. Кроме того, велик разброс и по времени, так что установить закономерность сложно. К тому же насильники часто душат своих жертв. – Разве в Австралии нет полиции, работающей на федеральном уровне? – удивился Харри. На лицах собравшихся появились улыбки. Харри не стал развивать эту тему и перешел на другую. – Если это маньяк… – начал он. – …то он, как подсказывает опыт, должен действовать по одной схеме, – продолжил Эндрю. – Но это ведь не так? Юн кивнул: – Очевидно, у кого-то в полиции на протяжении этих лет возникала мысль о серийном убийце. И он, похоже, вырыл из архивов старые дела и начал их сравнивать, но слишком многое не сходилось, чтобы дать делу дальнейший ход. – Но если это все-таки серийный убийца, у него должно быть более или менее выраженное желание, чтобы его поймали? Уодкинс откашлялся: – В литературе по криминалистике часто такое пишут. Что действия убийцы – это крик о помощи. Что он оставляет маленькие закодированные послания и следы, которые говорят о его подсознательном желании, чтобы его кто-то остановил. Иногда так и бывает. Но боюсь, не все так просто. У большинства серийных убийц, как и у нормальных людей, нет желания оказаться за решеткой. И если это действительно маньяк, то подсказок он нам оставил не так много. Мне не нравится еще кое-что… Он приподнял верхнюю губу, обнажив желтые зубы. – Во-первых, у него нет стандартной схемы убийства, кроме того, что жертвы – блондинки и он их душит. Может, это значит, что каждое убийство он рассматривает как нечто самоценное, что-то вроде произведения искусства, которое не должно быть похоже на предыдущее. Это делает нашу работу намного труднее. А может, схема все-таки есть, просто мы ее пока не нащупали. Возможно также, что он вовсе не собирается убивать, но иногда ему приходится это делать, потому что жертва видела его лицо, оказала сопротивление, позвала на помощь или что-нибудь еще, чего ему бы не хотелось. – Может быть, он убивает жертву, только когда у него с ней не получилось?.. – предположил Лебье. – А может, стоит показать дело психологам? – сказал Харри. – Может, они составят психологический портрет, который нам поможет? – Может быть, – проговорил Уодкинс. Казалось, думает он о чем-то совсем другом.