– Как это переживают твои родители? – спросила Сандра, когда подали кофе. Они сидели там, где Харри обычно завтракал, в «Бурбон энд биф», и официант помнил, что Харри заказывает яичницу «Бенедикт», картофельную запеканку и кофе, white flat. Сандра пила черный. – Excuse me? – Твою сестру… – А, понял. – Харри поднес чашку ко рту, чтобы выиграть время. – Спасибо за сочувствие. Им, конечно, тяжело. – В каком мерзком мире мы живем. Солнце еще не взошло над крышами домов по Дарлингхерст-роуд, а небо уже было лазурным, кое-где – в белых пятнышках облаков. Как обои в детской. Но что от этого пользы, когда мир такой мерзкий? – Я поговорила с девчонками, – сказала Сандра. – Этого парня на фотке зовут Уайт. Он толкает ЛСД и калики. Некоторые девчонки у него покупают. Но никто его не обслуживал. – Может, ему нет нужды за это платить, – предположил Харри. Сандра усмехнулась: – Потребность в сексе – это одно. А в том, чтобы купить секс, – другое. Для некоторых это как встряска. Мы можем дать тебе много такого, чего дома ты не получишь. Уж поверь. Харри поднял глаза. Сандра смотрела прямо на него, и на какое-то мгновение пелена в ее глазах рассеялась. Харри ей поверил. – Ты проверяла по датам? – Одна девчонка говорит, что покупала у него ЛСД за день до того, как нашли твою сестру. Харри поставил чашку так резко, что пролился кофе. Потом наклонился к Сандре и тихо и быстро спросил: – Могу я с ней поговорить? Ей можно верить? Широкий напомаженный рот Сандры расплылся в улыбке. Там, где не хватало зуба, зияла черная дырка. – Я же говорю: она покупала ЛСД. А ЛСД в Австралии под запретом. Тебе нельзя с ней поговорить. И потом, как по-твоему, можно верить наркоманке? Харри пожал плечами. – Я просто сказала тебе, что слышала от нее. Но она, конечно, не особо разбирает, какой день среда, а какой – четверг. Атмосфера в комнате накалялась. Даже вентилятор дребезжал сильнее обычного. – Извини, Хоули, но Уайт отпадает. Никакого мотива, и его любовница говорит, что на момент убийства он был в Нимбине, – сказал Уодкинс. Харри повысил голос: – Вы что, не слышите меня? Анджелина Хатчинсон принимает черт знает какие наркотики. Она беременна, очевидно от Эванса Уайта. Парни, да он же подкармливает ее наркотой. Он для нее царь и бог! Она вам что угодно скажет. Мы разговаривали с хозяином дома: эта дамочка ненавидела Ингер Холтер, и не без причины. Взять хотя бы то, что какая-то девчонка из Норвегии пытается украсть у нее курицу, несущую золотые яйца. – Может, тогда лучше заняться мисс Хатчинсон? – тихо предложил Лебье. – У нее, во всяком случае, мотив налицо. Может, это ей Уайт нужен для алиби, а не наоборот. – Но Уайт лжет! Его видели в Сиднее накануне того дня, когда нашли тело Ингер Холтер. – Харри встал и начал расхаживать по комнате, насколько позволяли ее размеры. – Если верить проститутке, которая принимает ЛСД, и еще не ясно, сможем ли мы ее допросить, – добавил Уодкинс и повернулся к Юну. – Что авиакомпании? – За три дня до убийства полиция Нимбина видела на главной улице самого Уайта. С того момента по день убийства он не значится в списках пассажиров ни «Ансетта», ни «Квантаса». – Это еще ни о чем не говорит, – буркнул Лебье. – Черта с два наркоторговец станет разъезжать под собственным именем. Потом, он мог ехать на поезде. Или в автомобиле, если у него было много времени. Харри взорвался: – Повторяю: по данным американской статистики, в семидесяти процентах случаев убийца и жертва знакомы. И ведь мы ищем серийного убийцу, найти которого – все равно что сорвать приз в лотерее. Давайте хотя бы искать там, где у нас больше шансов его найти. Все-таки сейчас у нас есть парень, на которого указывает ряд улик. Нужно его только немного потрясти. Ковать железо, пока горячо. Прижать его к ногтю. Вынудить совершить ошибку. А сейчас мы там, куда он хотел бы нас загнать, то есть в… в этом… – Он безуспешно пытался вспомнить, как по-английски будет «тупик». – Хм. – Уодкинс принялся размышлять вслух: – Конечно, получится не очень красиво, если окажется, что виновный был у нас под носом, а мы и не заметили. В этот момент вошел Эндрю. – Всем привет! Извините, опоздал. Но кто-то же должен поддерживать порядок на улицах. Что стряслось, шеф? У тебя на лбу морщины глубиной в долину Джамисон! Уодкинс вздохнул: – Вот, думаем, куда направить наши ресурсы. Отложить на время версию о серийном убийце и заняться Эвансом Уайтом. Или Анджелиной Хатчинсон. Хоули говорит, что алиби у них так себе. Эндрю рассмеялся и достал из кармана яблоко. – Хотел бы я посмотреть, как беременная женщина весом в сорок пять килограммов убивает крепкую скандинавскую девушку. А потом насилует. – Просто версия… – пробормотал Уодкинс. – А об Эвансе Уайте вообще пора забыть. – Эндрю вытер яблоко о лацкан пиджака. – Почему? – Я потолковал тут с одним своим информатором. В день убийства он был в Нимбине, искал травку и прослышал об отличном товаре Эванса Уайта. – И? – Никто не предупредил его, что Уайт не торгует с порога своего дома. Так что парень еле ноги унес от злого дяди с дробовиком. Я показал ему фотографию. Извините, но в день убийства Эванс Уайт точно был в Нимбине. Наступившую тишину нарушали только дребезжащий под потолком вентилятор и хруст яблока, которое грыз Эндрю. – Вернемся к плану, – сказал Уодкинс. Харри договорился встретиться с Биргиттой у Оперного театра в пять и выпить по чашечке кофе до работы. Но кафе, куда они хотели пойти, оказалось закрытым. В записке на двери говорилось что-то про балет. – Всегда у них так, – сказала Биргитта. Они поднялись на балюстраду. На другой стороне синел залив Киррибилли. Мимо проплывал страшный ржавый корабль под российским флагом, а дальше – в заливе Порт-Джексон – мелькали белые парусники. – Что ты собираешься делать? – спросила Биргитта. – А что мне остается? Гроб с телом Ингер Холтер уже доставлен на родину. Утром звонили из похоронного бюро в Осло. Объяснили, что самолет заказал посол. Говорили про «морс»[40], оказалось, так они обозначают труп. В песне поется: «Как много имен у милых детишек…» Выходит, у смерти их тоже много. – Так когда ты уезжаешь? – Как только из дела вычеркнут всех, с кем Ингер Холтер поддерживала отношения. Завтра поговорю с Маккормаком. Скорее всего, уеду до субботы. Если не появится свежий след. Иначе дело может затянуться. Но и в этом случае здесь всегда остается посол. Она кивнула. Рядом с ними расположилась группа японских туристов, и теперь шипение видеокамер мешалось с какофонией японской речи, криками чаек и шумом проплывающих катеров. – Кстати, знаешь, что архитектор Оперного театра попросту бросил свой проект? – вдруг спросила Биргитта. Когда иссякли средства, выделенные на сооружение Сиднейского оперного театра, датский архитектор Йорн Утсон все бросил и в знак протеста уехал. – Да, – ответил Харри. – Мы говорили об этом в прошлый раз, когда приходили сюда. – Подумай, каково это – уехать от того, что ты начал. От того, в успех чего верил. Я бы не смогла. Они уже решили, что Биргитта не поедет в «Олбери» на автобусе, а пойдет туда пешком в сопровождении Харри. Но разговаривать было особенно не о чем, и от Оксфорд-стрит до Паддингтона они шли молча. Вдалеке громыхнуло, и Харри поднял удивленный взгляд на чистое голубое небо. На углу улицы они увидели примечательного седого мужчину в безупречном костюме и с плакатом на груди: «Тайная полиция отняла у меня работу и дом, разрушила мою жизнь. Официально тайной полиции нет, у нее нет ни адреса, ни телефона, о ней не пишут в бюджете. Эти люди думают, что останутся безнаказанными. Помогите найти бандитов и привлечь их к суду. Подпишитесь или пожертвуйте денег». В руках он держал блокнот, испещренный подписями. Когда они шли мимо магазина музыкальных дисков, Харри, повинуясь какому-то импульсу, решил зайти. За стойкой в полумраке стоял парень в солнцезащитных очках. Харри спросил, нет ли у них дисков Ника Кейва. – Sure, he’s Australian[41], – ответил парень и снял очки. На лбу у него была татуировка в виде орла. – Дуэт. Что-то про «дикую розу»… – начал Харри. – Да-да, понял, что вам нужно. «Where the Wild Roses Grow»[42] из «Murder Ballads»[43]. Тупая песня. И альбом тупой. Лучше купите какой-нибудь его хороший диск. Парень снова надел очки и исчез за стойкой.