Коридоры аквариума описывали круг и приводили посетителей обратно ко входу. Лебье и Харри пошли против людского потока, чтобы видеть лица встречных. Харри чувствовал, как бешено колотится сердце, как пересохло во рту, как потеют ладони. Вокруг гудела иностранная речь, и Харри казалось, что он очутился в бурном водовороте людей разных рас и национальностей. Они шли через подводный тоннель, где Харри и Биргитта вместе провели ночь. Дети, прижавшись носами к стеклу, смотрели на размеренную жизнь подводного мира. – This place gives me the creeps[112], – вполголоса сказал Лебье и сунул руку за пазуху. – Только здесь, пожалуйста, не стреляй, – попросил Харри. – Не хочу, чтобы здесь оказалась половина бухты Джексона и десяток белых акул. – Don’t worry[113], – успокоил его Лебье. Они вернулись ко входу с другой стороны. Людей почти не осталось. Харри выругался. – Впускать посетителей перестали в семь, – сказал Лебье. – Теперь будут только выпускать. Заговорил Маккормак: – Кажется, птичка улетела, ребята. Возвращайтесь на пост охраны. – Погоди здесь, – сказал Харри коллеге. Рядом с кассой стоял знакомый человек в форме. Харри вцепился ему в плечо: – Привет, Бен, помнишь меня? Я приходил с Биргиттой. Бен обернулся и посмотрел на взволнованного белобрысого парня. – Как же! – ответил он. – Харри! Так ты вернулся? Неудивительно! Как там Биргитта? Харри сглотнул. – Послушай, Бен. Я из полиции. Ты, наверное, слышал, мы ищем опасного преступника. Пока не нашли, но чувствую, он еще здесь. Бен, ты знаешь аквариум лучше всех – где он мог спрятаться? Бен наморщил лоб: – Ну-у… Ты знаешь, где мы держим нашу Матильду? Морского крокодила? – Говори! – Между маленьким рохлей-скатом и большой морской черепахой. То есть мы ее туда перевели и готовим заводь, чтобы получить еще пару крокодильчи… – Понял. Быстрее, Бен! – Да. И энергичный человек, если не побоится, может перепрыгнуть через ограду. – К крокодилу? – Она же сонная. От угла – пять-шесть шагов до двери, через которую мы входим, чтобы покормить или помыть Матильду. Но надо быть осторожным. Такой крокодил – очень быстрый. И глазом не успеешь моргнуть, как он тебя схватит. Однажды мы… – Спасибо, Бен. – Харри кинулся обратно, распугивая посетителей. – Маккормак, говорит Хоули, – сказал он в микрофон. – Ищу за крокодильей клеткой. – Он подхватил под руку Лебье. – Последний шанс… Когда Харри замер у клетки с крокодилом, Лебье удивился и хотел было прибавить шагу, но Харри бросил: «За мной!» – и перелез через плексигласовую стену. Когда он оказался по ту сторону, заводь начала закипать. Пошел белый дым, и по дороге к двери Харри увидел, как из воды на коротких ножках, словно на колесах, выкатился зеленый гоночный «болид». Ноги не слушались, скользя по песку. Где-то далеко он услышал крики и увидел, как «болид» открывает зубастый капот. Мгновенно оказавшись у двери, Харри вцепился в ручку. На долю секунды он подумал, что дверь не откроется. В следующее мгновение он был уже за стеной. В голове всплыла сцена из «Парка юрского периода», и Харри запер за собой дверь. На всякий случай. Он достал пистолет. В комнате, куда он попал, стояла тошнотворная смесь запахов моющих средств и тухлой рыбы. – Харри! – крикнул Маккормак. – Во-первых, чтобы попасть туда, где ты сейчас, необязательно лезть в зубы крокодилу. Во-вторых, не суетись и подожди Лебье. – Не слы…нь плоха…язь, сэр, – ответил Харри, царапая микрофон ногтем. – Дальш…у один. Открыв дверь в другом конце комнаты, он оказался в круглой башне с винтовой лестницей посередине. Предположив, что внизу находятся подводные тоннели, он решил двигаться наверх. На следующем пролете была еще одна дверь. Харри поискал взглядом другие, но не нашел. Повернув ручку, он осторожно открыл дверь левой рукой и вошел, держа перед собою пистолет. Внутри было темно. Запах тухлой рыбы стал невыносимым. Рядом с дверью Харри нащупал выключатель, но свет включить не удалось. Харри сделал два осторожных шага. Под ногой что-то хрустнуло. Он понял, что кто-то разбил лампочку, и, задержав дыхание, бесшумно отступил к дверному проему. Прислушался: был ли здесь еще кто-нибудь? Грохотал вентилятор. Харри вернулся на лестничный пролет. – Маккормак, – тихо сказал он в микрофон. – Думаю, он внутри. Окажите услугу, позвоните ему на мобильный. – Харри Хоули, где ты? – Скорее, сэр. Пожалуйста, сэр. – Харри, не превращай это в личную месть, это… – Жарковато сегодня, сэр. Вы мне поможете или нет? Харри услышал, как Маккормак тяжело вздохнул. – Хорошо. Сейчас позвоню. Придерживая дверь ногой, Харри стоял в дверном проеме, широко расставив ноги и держа пистолет обеими руками. Он ждал телефонного писка. Время превратилось в каплю, свисающую с листа, не в силах упасть. Может быть, прошло две секунды. Ни звука. «Его здесь нет», – подумал Харри. Три вещи случились сразу. Первая – Маккормак сказал: – Он отключил… Вторая – Харри понял, что стоит в дверном проеме, как живая мишень. Третья – черный мир для Харри рассыпался звездами и красными точками. Харри кое-что помнил из рассказов Эндрю про бокс по дороге в Нимбин. Например, что профессиональный боксер может хуком послать новичка в нокаут. Движение бедра – и в удар вкладывается вес всего торса. От такого сильного удара мозг мгновенно отключается. Апперкот, нацеленный точно в подбородок, отрывает тебя от пола и бросает в объятия Морфея. Со стопроцентной гарантией. Мало шансов устоять и против хорошего прямого удара правой. И самое главное: если ты не видишь, куда направлен удар, тело не успевает среагировать и уклониться. Небольшое движение головой – и эффект от удара будет уже не тот. Ведь боксеры очень редко оказываются в нокауте от ударов, траекторию которых видят. Поэтому единственным объяснением, почему Харри не потерял сознание, было то, что нападающий стоял слева от него. Так как Харри стоял в дверном проеме, удар не мог быть направлен в висок (чего, если верить Эндрю, хватило бы с лихвой). Поскольку Харри держал прямо перед собой вытянутые руки с пистолетом, хороший хук или апперкот тоже приходилось отбросить. Равно как и прямой удар правой, иначе пришлось бы встать прямо под дуло. Оставался только прямой удар левой, который Эндрю пренебрежительно охарактеризовал как «бабий, скорее раздражающий или, в лучшем случае, изматывающий противника, в уличной драке непригодный». Возможно, Эндрю был и прав, но от этого удара Харри отлетел на несколько шагов назад, ударился поясницей о перила и чуть не свалился вниз. Открыв глаза, он понял, что еще стоит на ногах, и увидел на другом конце комнаты открытую дверь, через которую наверняка убежал Тувумба. И еще он услышал грохот, с которым катился по стальным ступенькам его пистолет. Харри решил сначала достать оружие. С самоубийственной скоростью кинувшись вниз по крутой лестнице, он ободрал руку и колени. Пистолет балансировал на краю ступеньки, готовый свалиться в двадцатиметровую шахту. Харри поднялся на четвереньки, откашлялся и с досадой констатировал, что лишился еще одного зуба в этой проклятой Австралии. Он встал на ноги и чуть не потерял сознание. – Харри! – крикнул кто-то ему в ухо. Он услышал, как где-то внизу распахнулась дверь. Быстрые шаги, от которых задрожала лестница. Харри нацелился на ближайшую дверь, отпустил перила, попал, побежал дальше, стараясь не споткнуться и не упасть, целясь в дверь в другом конце комнаты. Почти попал и на подкашивающихся ногах выбежал в сумрак, чувствуя, что вывихнул плечо. – Тувумба! – крикнул он вдогонку ветру. Огляделся. Прямо перед ним был город, за спиной – мост Пирмонт. Он стоял на крыше аквариума, держась за верх пожарной лестницы, чтобы не упасть под ударами ветра. Залив был взбит в белую пену, в воздухе чувствовался запах морской воды. Прямо под собой он увидел черную фигуру, спускавшуюся по пожарной лестнице. Человек остановился, посмотрел вокруг. Справа от него была полицейская машина с «мигалкой». Впереди, за оградой, выступали два резервуара Сиднейского аквариума. – Тувумба! – заревел Харри, пытаясь поднять пистолет. Плечо никак не слушалось, и Харри взвыл от боли и ярости. Человек добежал до ограды и стал перебираться через нее. Тогда Харри понял, что Тувумба хочет пробежать над резервуаром, а потом проплыть небольшое расстояние до пристани на другой стороне. Там в считаные секунды можно затеряться в городе. Харри скорее упал, чем спустился по пожарной лестнице, яростно набросился на ограду, будто пытаясь ее вырвать. Кое-как, работая одной рукой, взобрался наверх и шлепнулся на цемент. – Харри, ответь! Вырвав микрофон из уха, он кинулся к крытому резервуару. Дверь открыта. Он вбежал внутрь и грохнулся на колени. Перед ним, под сводами крыши, купалась в свете, идущем из-под потолка, часть Сиднейской бухты. Над резервуаром шел узкий мостик, по которому бежал Тувумба в черном свитере с высоким воротником и черных брюках. Он бежал легко и изящно, насколько это позволял узкий и шаткий мостик. – Тувумба! – в третий раз крикнул Харри. – Это Харри! Я стреляю. Он упал – не потому, что не мог удержаться на ногах, а потому, что не мог поднять руку. Поймал на мушку черную фигуру и спустил курок. Первая пуля попала в воду прямо перед Тувумбой, который продолжал бежать, высоко поднимая колени и не сгибая локтей. Харри взял чуть повыше. Всплеск прямо за Тувумбой. Теперь до цели почти сто метров. Харри в голову пришла дурацкая мысль: это как в экернском тире – огни под потолком, гулкое эхо, нервный пульс в указательном пальце и глубокая сосредоточенность, как при медитации. Как в экернском тире, подумал Харри, стреляя в третий раз. Тувумба упал. Позже, давая показания, Харри писал, что предположительно попал Тувумбе в левое бедро и вряд ли рана была смертельной. Но это было только предположение – разве знаешь, куда попадешь со ста метров, стреляя из табельного пистолета. Харри мог сказать что угодно, и никто не смог бы это опровергнуть. Не осталось даже трупа для вскрытия. Тувумба лежал, свесив в воду левую руку и ногу, и кричал. Харри побежал по мостику, с трудом превозмогая головокружение и тошноту. Все перед глазами стало сливаться: вода, свет под потолком, мостик, который теперь начал раскачиваться под ним взад-вперед. Харри бежал, а в голове мелькали слова Эндрю: «Любовь – бо́льшая тайна, чем смерть». И он вспомнил легенду.