Они подошли к другой стойке в глубине бара, и Эндрю обратился к девушке, стоявшей к ним спиной. У девушки были рыжие волосы – таких рыжих Харри в жизни не видел. Они доходили до задних карманов обтягивающих джинсов, однако не скрывали стройную спину и округлые бедра. Девушка обернулась и улыбнулась ослепительно-белой улыбкой. У нее были красивые, тонкие черты лица, небесно-голубые глаза и бесчисленные веснушки. Обидно, если она окажется мужчиной, подумал Харри. – Привет, это опять я. – Эндрю старался перекричать громоподобное диско семидесятых. – Помните, я спрашивал про Ингер. Есть время поговорить? Рыжая посерьезнела, кивнула и, сказав что-то своим напарникам, пошла в курилку за кухней. – Что-нибудь нашли? – спросила она по-английски. Одной этой фразы хватило, чтобы Харри понял: она куда лучше говорит по-шведски. – Однажды я встретил старика, – сказал Харри по-норвежски. Девушка удивленно посмотрела на него. – Он плавал по Амазонке. После того как он сказал мне три слова по-португальски, я понял, что он швед. Он прожил там тридцать лет. А я ни слова не знаю по-португальски. Удивление девушки сменилось звонким смехом, напомнившим Харри пение лесной птицы. – Är det värklingen så uppenbart?[8] – спросила она спокойным низким голосом, слегка грассируя. – Интонация, – объяснил Харри. – Вы никак не можете отвыкнуть от своей интонации. – Ребята, вы что, знакомы? – услышали они английскую речь. Эндрю с подозрением смотрел на них. Харри взглянул на девушку. – Да нет, – ответила та. А жаль, подумал Харри про себя. Ее звали Биргитта Энквист, она прожила в Австралии уже четыре года и год проработала в баре «Олбери». – Ну разумеется, мы иногда болтали на работе, но близкими подругами не были – она как-то держалась в стороне. Мы иногда всей толпой выбирались в город, погулять. Ингер ездила с нами, но особо себя там не проявляла. Когда пришла сюда устраиваться, она только-только съехала от своего парня в Ньютауне. Насколько мне известно, они долго были вместе, но это все. И еще – она очень любила находить в жизни что-то новое. – А вы не представляете, с кем из своих знакомых она чаще всего встречалась? – спросил Эндрю. – Сказать по правде, нет. Я же говорю, она особенно о себе не распространялась. Да и мне это было не слишком интересно. В октябре она ездила в Квинсленд и там повстречалась с какими-то ребятами, потом поддерживала с ними контакт. Может, и парня она там подцепила – он как-то заходил сюда. Но ведь об этом я уже рассказывала? – Ее голос звучал вопросительно. – Да-да, я знаю, фрекен Энквист, просто хочу, чтобы это услышал мой норвежский коллега, а заодно и посмотрел, где работала Ингер. Может быть, мы здесь, в сиднейской полиции, чего-то не заметили, и на это нам укажет Харри Хоули – лучший следователь Норвегии. Харри закашлялся. – Кто такой «мистер Бин»? – наконец спросил он не своим голосом. – «Мистер Бин»? – Биргитта удивленно посмотрела на полицейских. – Ну, не актер Роуэн Аткинсон, а тот, который, по-вашему, на него похож. – А-а, «мистер Бин»! – и Биргитта снова залилась своим звонким смехом. Как он ей идет, подумал Харри. – Это наш управляющий Алекс. Он всегда опаздывает. – У нас есть основания полагать, что он интересовался Ингер. – Да, она ему нравилась. И не только она: большинство девушек, работающих в баре, изнывают от его навязчивых ухаживаний. Мы еще называем его Камбалой. А кличку «мистер Бин» придумала Ингер. Ему, бедняге, тоже нелегко: за тридцать, живет с матерью, и вряд ли что-нибудь изменится. Но управляющий он хороший. И человек безобидный, если это вас интересует. – Откуда вы знаете? Биргитта почесала нос: – Ну, по нему видно. Харри сделал вид, будто записывает ее слова. – А вы не вспомните кого-то из знакомых Ингер, по кому было бы видно другое? – Сюда много народу ходит. Не все ведь педики. Ингер многим нравилась, она красивая. Была. Но вот так чтобы вспомнить… Пожалуй… – Да-да? – Да нет, ничего. – В рапорте сказано, что в ночь убийства Ингер была здесь. Вы не знаете, она договаривалась встретиться с кем-нибудь после работы или собиралась сразу пойти домой? – Она забрала с кухни остатки еды, сказала, для псины. Я и не знала, что у нее есть собака, поэтому спросила, куда она собирается. Она сказала, что домой. Больше я ничего не знаю. – Дьявол, – пробормотал Харри. И в ответ на недоуменный взгляд Биргитты пояснил: – У ее домовладельца есть тасманийский дьявол. Значит, эту тварь надо было чем-нибудь умаслить, чтобы проскочить в дом целой и невредимой. Поблагодарив Биргитту, полицейские уже собрались уходить, когда девушка сказала: – Мы здесь, в «Олбери», все очень сожалеем о том, что произошло. Как там ее родители? – Да боюсь, не очень хорошо, – ответил Харри. – Естественно, оба в шоке. И винят себя в том, что позволили ей сюда уехать. Гроб с телом отправят в Норвегию завтра. Если хотите послать цветы на похороны, я могу дать вам адрес в Осло. – Спасибо, очень любезно с вашей стороны. Харри хотел спросить еще кое о чем, но решил, что это будет неуместно после беседы о смерти и похоронах. Напоследок он поймал ее улыбку, и долго еще она сияла у него перед глазами. – Черт! – пробормотал он. – А, была не была. В баре гремела музыка «Walking Оn Sunshine», и все трансвеститы, а также некоторые гости дергались под нее, забравшись на стойку бара. – В таких местах, как «Олбери», печали и скорби не задерживаются, – заметил Эндрю. – Неудивительно, – отозвался Харри. – Жизнь продолжается. Попросив Эндрю подождать, он вернулся в бар и помахал рукой Биргитте: – Прошу прощения, еще один вопрос. – Да? Харри сделал глубокий вдох. Он уже пожалел, что сказал это, но отступать было поздно. – Вы не знаете, здесь есть какой-нибудь хороший тайский ресторан? Биргитта задумалась: – Да-а… есть, на Бент-стрит, в Сити. Знаете, где это? Говорят, очень даже приличный. – Раз так, не могли бы вы сходить туда со мной? Как-то глупо звучит, подумал Харри. И непрофессионально. Даже слишком. Биргитта обреченно вздохнула. Но Харри понял, что это – начало. К тому же она улыбнулась. – Вы часто так делаете, господин следователь? – Бывает. – И как, срабатывает? – В плане статистики? Не очень. Она рассмеялась и с интересом посмотрела на Харри. Потом пожала плечами. – А почему бы и нет? Среда у меня выходной. Встречаемся в девять. И платишь ты, snutjävel[9]. 3 Епископ, боксер и медуза Когда Харри открыл глаза, было всего три часа ночи. Он попытался заснуть снова, но не мог отвлечься от мыслей о странном убийстве Ингер Холтер и о том, что сейчас в Осло восемь вечера. К тому же он вспоминал веснушчатое лицо, которое видел всего пару минут, а потом чувствовал себя последним дураком. – Ну и олух ты, Холе! – ругал он себя шепотом в темноте. В шесть часов он понял, что надо вставать. Приняв освежающий душ, Харри вышел навстречу неяркому небу и утреннему солнцу и стал искать, где бы позавтракать. Со стороны Сити доносился гул, но городская суета пока еще не достигла своего пика. У района Кингс-Кросс был свой шарм, свое очарование небрежности, и Харри заметил, что идет, напевая какой-то веселый мотивчик. На улицах пусто, если не считать нескольких загулявшихся полуночников, спящей парочки, мило устроившейся под одеялом на лестнице, и легко одетой бледной проститутки, заступившей на утреннюю смену. Возле ресторанчика у обочины стоял его владелец и мыл тротуар. В замечательном настроении Харри заказал ветчину и тост и расправился с завтраком, глядя, как легкий ветерок заигрывает с салфеткой на столе. – Что-то рановато, Хоули, – сказал Маккормак. – Ну и правильно: мозг лучше всего работает утром, между половиной седьмого и одиннадцатью. А потом уже толку не жди. К тому же с утра тут тихо. Зато в девять начинается такой бедлам, что я простой мысли в голове удержать не могу. Ты, думаю, тоже. А вот у сына в комнате вечно гремит магнитофон. Говорит, в тишине он не может делать уроки. Представляешь?