— Ну, не актер Роуен Аткинсон, а тот, который, по-вашему, на него похож. — А-а, «мистер Бин»! — Биргитта снова залилась своим звонким смехом. Как он ей идет, подумал Харри. — Это наш управляющий Алекс. Он всегда опаздывает. — У нас есть основания полагать, что он интересовался Ингер. — Да, она ему нравилась. И не только она — большинство девушек, работающих в баре, изнывают от его навязчивых ухаживаний. Мы еще называем его Камбалой. А кличку «мистер Бин» придумала Ингер. Ему, бедняге, тоже нелегко: за тридцать, живет с матерью, и вряд ли что-нибудь изменится. Но управляющий он хороший. И человек безобидный, если это вас интересует. — А вы откуда знаете? Биргитта почесала нос: — Ну, по нему видно. Харри сделал вид, будто записывает ее слова. — А вы не вспомните кого-нибудь из знакомых Ингер, по кому было бы видно другое? — Сюда много народу ходит. Не все ведь педики. Ингер многим нравилась, она красивая. Была. Но вот так чтобы вспомнить… Пожалуй… — Да-да? — Да нет, ничего. — В рапорте сказано, что в ночь убийства Ингер была здесь. Вы не знаете, она договаривалась встретиться с кем-нибудь после работы или собиралась сразу пойти домой? — Она забрала с кухни остатки еды, сказала, для псины. Я и не знала, что у нее есть собака, поэтому спросила, куда она собирается. Она сказала, что домой. Больше я ничего не знаю. — Дьявол, — пробормотал Харри. И в ответ на недоуменный взгляд Биргитты пояснил: — У ее домовладельца есть тасманийский дьявол. Значит, эту тварь надо было чем-нибудь умаслить, чтобы проскочить в дом целой и невредимой. Поблагодарив Биргитту, полицейские уже собирались уходить, когда девушка сказала: — Мы здесь, в «Олбери», все очень сожалеем о том, что произошло. Как там ее родители? — Да боюсь, не очень хорошо, — ответил Харри. — Естественно, оба в шоке. И винят себя в том, что позволили ей сюда уехать. Гроб с телом отправят в Норвегию завтра. Если хотите послать цветы на похороны, я могу дать вам адрес в Осло. — Спасибо, очень любезно с вашей стороны. Харри хотелось спросить еще кое о чем, но решил, что это будет неуместно после беседы о смерти и похоронах. Напоследок он поймал ее улыбку, и долго еще она сияла у него перед глазами. — Черт! — пробормотал он. — А, была не была. В баре гремела музыка «Walking On Sunshine», и все трансвеститы, а также некоторые гости дергались под нее, забравшись на стойку бара. — В таких местах, как «Олбери», печали и скорби не задерживаются, — заметил Эндрю. — Неудивительно, — отозвался Харри. — Жизнь продолжается. Попросив Эндрю подождать, он вернулся в бар и помахал рукой Биргитте: — Прошу прощения, еще один вопрос. — Да? Харри сделал глубокий вдох. Он уже пожалел, что сказал это, но отступать было поздно. — Вы не знаете, здесь есть какой-нибудь хороший тайский ресторан? Биргитта задумалась: — Да-а… есть, на Бент-стрит, в Сити. Знаете, где это? Говорят, очень даже приличный. — Раз так, не могли бы вы сходить туда со мной? Как-то глупо звучит, подумал Харри. И непрофессионально. Даже слишком. Биргитта обреченно вздохнула. Но Харри понял, что это — начало. К тому же она улыбнулась. — Вы часто так делаете, господин следователь? — Бывает. — И как, срабатывает? — В плане статистики? Не очень. Она рассмеялась и с интересом посмотрела на Харри. Потом пожала плечами. — А почему бы и нет? Среда у меня выходной. Встречаемся в девять. И платишь ты, snutjävel.[9] 3 Епископ, боксер и медуза Когда Харри открыл глаза, было всего три часа ночи. Он попытался заснуть снова, но не мог отвлечься от мыслей о странном убийстве Ингер Холтер и о том, что сейчас в Осло восемь вечера. К тому же он вспоминал веснушчатое лицо, которое видел всего пару минут, а потом чувствовал себя последним дураком. — Ну и олух ты, Холе! — ругал он себя шепотом в темноте. В шесть часов он понял, что надо вставать. Приняв освежающий душ, Харри вышел навстречу неяркому небу и утреннему солнцу и стал искать, где бы позавтракать. Со стороны Сити доносился гул, но городская суета пока еще не достигла своего пика. У района Кингз-Кросс был свой шарм, свое очарование небрежности, и Харри заметил, что идет, напевая какой-то веселый мотивчик. На улицах пусто, если не считать нескольких загулявшихся полуночников, спящей парочки, мило устроившейся под одеялом на лестнице, и легко одетой бледной проститутки, заступившей на утреннюю смену. Возле ресторанчика у обочины стоял его владелец и мыл тротуар. В замечательном настроении Харри заказал ветчину и тост и расправился с завтраком, глядя, как легкий ветерок заигрывает с салфеткой на столе. — Что-то рановато, Хоули, — сказал Маккормак. — Ну и правильно: мозг лучше всего работает утром, между половиной седьмого и одиннадцатью. А потом уже толку не жди. К тому же с утра тут тихо. Зато в девять начинается такой бедлам, что я простой мысли в голове удержать не могу. Ты, думаю, тоже. А вот у сына в комнате вечно гремит магнитофон. Говорит, в тишине он не может делать уроки. Представляешь? — … — Но вчера я решил, что с меня хватит, вошел к нему и вырубил эту адскую машину. А он кричит: «Я иначе не могу сосредоточиться!» Я ему сказал, что нормальные люди так не читают. А он мину скорчил: «Люди, папуля, бывают разные!» Ну что с него взять, в его-то возрасте? Маккормак приумолк и посмотрел на фотографию на своем столе. — А у тебя есть дети, Хоули? Нет? Я вот иногда задаюсь вопросом: чего я, собственно говоря, достиг в жизни? Кстати, в какой дыре тебя поселили? — Отель «Кресент» на Кингз-Кросс, сэр. — Ну да, Кингз-Кросс. Ты не первый норвежец, которому довелось там пожить. Пару лет назад сюда с официальным визитом приезжал епископ Норвегии или вроде того — не помню, как по имени. Но помню, его ребята заказали ему номер в отеле на Кингз-Кросс. Решили, что «Кингз-Кросс» — это «Царский крест» или что-нибудь еще в библейском духе. Ну, значит, приезжает он туда, сразу же попадает на глаза местным шлюхам, и одна из них подходит к нему и делает довольно откровенное предложение. Бьюсь об заклад, епископ выписался из отеля еще до того, как туда занесли его чемоданы… Маккормак смеялся, пока на глазах не выступили слезы. — Вот оно как, Хоули. Ну так чем думаешь заняться сегодня? — Думал взглянуть на тело Ингер Холтер, пока его не отправили в Норвегию, сэр. — Дождись Кенсингтона — он проводит тебя до морга. Но ты ведь читал копию отчета о вскрытии? — Да, конечно, просто я… — Просто — что? Отвернувшись к окну, Маккормак пробормотал что-то, что Харри принял за одобрение. На улице было плюс двадцать восемь, а в подвале морга Южного Сиднея — плюс восемь. — Много нового узнал? — спросил Эндрю, поплотнее запахиваясь в пиджак. — Да в общем-то нет. — Харри смотрел на останки Ингер Холтер. Лицо при падении относительно не пострадало. Да, кончик носа разбит, на одной щеке — заметная вмятина, но никаких сомнений в том, что это лицо той самой улыбающейся девушки с фотографии, приложенной к полицейскому отчету. Вокруг шеи черные отметины, по всему телу — синяки, раны и несколько глубоких порезов, а в одном месте видна белая кость. — Родители хотят посмотреть на снимки. Норвежский посол пытался их отговорить, но адвокат настоял. Не думаю, что матери стоит видеть дочь в таком виде, — покачал головой Эндрю. Харри взял лупу и стал внимательно изучать синяки на шее. — Душили голыми руками. Это не так-то просто. Убийце либо силы не занимать, либо он одержим жаждой убийства.