Ее пухлые розовые губки надулись, и она твердо повторила: – Нет! Во взгляде короля промелькнуло коварство, и, устроившись в постели, он беспечно произнес: – Очень хорошо! Тогда мы будем просто лежать, обниматься и целоваться. – Да, это мне нравится! – радостно согласилась юная королева. Джеймс заключил супругу в объятия, стал целовать, опытно ласкать ее, и скоро она задрожала у него в руках. Еще до того, как она поняла, что происходит, он возлег на нее и, направив свой орган куда нужно, резко вошел в нее. Ахнув, она забилась под ним, пытаясь сбросить с себя, но добилась совершенно противоположного: он проник еще глубже. Анна вскрикнула от резкой боли, но Джеймс закрыл ее рот своим и продолжил ритмичные движения, не обращая никакого внимания на теплую влагу, стекающую по внутренней стороне ее бедер. Когда боль немного утихла, Анна почувствовала, что ей нравится происходящее. Внезапно ее охватил гнев на супруга, так вероломно поступившего с ней, но тут его тело напряглось, несколько раз дернулось и обессиленно обмякло в постели. Анна почувствовала странное разочарование. В тишине, которая последовала за этим, часы на каминной полке пробили одиннадцать раз. В другом крыле дома, в апартаментах графа Гленкирка, было светло от обилия свечей как в прихожей, так и в спальне, ярко полыхало пламя в камине. Патрик чувствовал себя виноватым, и, пригласив миссис Андерс, в глубине души признавал, что вполне мог бы ограничиться умелой шлюхой. Услышав, как у него за спиной открывается дверь, он все же испытал радость и, обернувшись, пригласил: – Заходите, миссис Андерс. На ней было то же самое платье, и в отблесках пламени она выглядела восхитительно. – Может, составишь мне компанию? Предлагаю выпить по бокалу вина. У меня есть чудесное белое – изысканное и сладкое. Его взор нежно ласкал ее фигуру. – Благодарю вас, милорд, – негромко сказала Кристина и остановилась рядом с его креслом. Патрик наполнил кубки, протянул один ей, и они молча выпили. Потом он опустился в кресло и, взяв ее за руку, притянул к себе на колени. – Не надо стесняться, маленькая Кайри, расслабься. – Как вы назвали меня, милорд? – Кайри. На гэльском твое имя произносится как «Кайристиона». Кайри – это просто нежнее. Она уютно свернулась клубочком у него на коленях, и он спросил: – Сколько же тебе лет? – Семнадцать, милорд. – Боже, а мне тридцать семь! Я тебе в отцы гожусь. – Но ты же мне не отец, – прошептала прелестница, еще плотнее прижимаясь к нему. Склонив голову, он начал страстно ее целовать, и она произнесла: – Я пришла затем, чтобы ты полюбил меня. Отстранившись, она медленно расстегнула свое темное бархатное платье, затем настал черед белоснежных нижних юбок, шелковой нижней кофточки и отделанного лентами корсажа. Когда она выступила из этой сброшенной на пол кучи одежды, на ней оставались только черные шелковые чулки с вышитыми крошечными золотыми бабочками. Это зрелище невероятно возбудило графа. С улыбкой он медленно встал из кресла и последовал ее примеру. Смерив его – обнаженного, высокого, идеально сложенного – одобрительным взглядом, она потребовала: – Сними с меня чулки. Опустившись на колено, он медленно скатал по ноге сначала один чулок, потом – другой, и стянул их с узких ступней с изящными пальчиками. Аромат ее кожи едва не свел его с ума. Она предвидела, что дело повернется таким образом, поэтому, перед тем как отправиться к нему, тщательно вымылась и натерла мускусом кожу. По-прежнему коленопреклоненный, он уложил ее на пол перед горящим камином. Кристина широко развела ноги в стороны и протянула к нему руки, приглашая в свои объятия. Она оказалась горячей, нежной и опытной, что чрезвычайно понравилось графу. Она страстно двигалась под ним, так что, прежде чем самому вознестись на вершину блаженства, он дважды доставил удовольствие ей. Скатившись с нее, он лег на спину, и они, лежа перед огнем, наслаждались теплом и блаженством, удовлетворив свою плоть. – Наверное, ты считаешь меня слишком дерзкой, – произнесла она негромко своим низким хрипловатым голосом, – но я ничего не смогла с собой поделать. Я не была ничьей любовницей, но твоей стать хочу. – Почему же именно моей? Патрику было лестно слышать такие слова, но ведь он не простак и далеко не юнец, чтобы всему верить. – Во-первых, ты невероятно привлекателен, а во-вторых – мужчина. У меня никогда не было отношений с нормальным мужчиной. Первый раз меня выдали замуж за старика, который ничего не мог в постели. Второй муж, лишив девственности, тут же потерял ко мне всякий интерес, а третий – совсем ребенок. – Я не против, но только пока я здесь, – предупредил граф. – По возвращении домой ты для меня перестанешь существовать, так что подумай, малютка Кайри. Я люблю свою жену. – Я согласна, Патрик. Может, переберемся на кровать, а то на полу чертовски холодно. Граф встал с пола, поднял Кристину на руки и отнес в спальню. – Похоже, теперь долгая холодная зима мне не грозит. Да, малышка Кайри? Глава 18 В первый раз за все время своего замужества Катриона Лесли оказалась полностью предоставленной самой себе. Она решила съездить к детям, в Гленкирк. Она закрыла свой эдинбургский дом, сказав миссис Керр, что вернется, когда двор короля снова соберется после дальних странствий. К ужасу командира гленкиркской стражи, она заявила, что поедет верхом, причем немедленно, без надлежащего эскорта. – Нас всех перережут на дороге как цыплят, – проворчал Конелл Мор-Лесли. – Это ясно как день. – Спорим на пять золотых, что доберемся в целости и сохранности? – рассмеялась Катриона. – Господи боже! Граф спустит с меня шкуру, если с вами что-нибудь произойдет! – Да пусть поступает как хочет, – вмешалась в спор Эллен. – Ей надо побывать дома – это даст ей сил дождаться Гленкирка. Маловероятно, чтобы граф вернулся до весны, а в обществе детей ей будет не так одиноко. И все же в дорогу они отправились под надежной охраной. Узнав про планы Катрионы, Френсис Стюарт-Хепберн, граф Ботвелл, вызвался лично сопровождать ее. Не могла же она отклонить предложение любимого кузена Джеймса Стюарта и регента Шотландии. Этот высокий красавец с темно-каштановыми волосами, элегантно подстриженной короткой бородкой и проницательными голубыми глазами получил хорошее образование, но, к сожалению, родился намного раньше своего времени. Его обширные знания и многочисленные научные открытия ужасали обывателей – как образованных, так и неграмотных. И хотя он колебался в выборе между старой и новой церквями, его нельзя было считать искренне верующим. Может, именно поэтому те несчастные женщины, которые пытались внести хоть какое-то разнообразие в свою жизнь при помощи магии, порой называли графа Ботвелла своим предводителем. Шептались и о том, что Френсис Хепберн еретик и чуть ли не колдун. Кэт прекрасно знала, что все это полная ерунда, но самого Френсиса Хепберна это, похоже, забавляло, и он ничего не отрицал. К тому же эти слухи нервировали его Джеймса, что доставляло Ботвеллу особое удовольствие, – суеверный король видел в нем едва ли не дьявола. Френсис любил кузена, но временами не мог устоять перед искушением сыграть на его нелепых страхах. Джеймс, в свою очередь, восхищался Френсисом и отдал бы все, чтобы быть похожим на уверенного в себе красавца, именно поэтому, в попытке произвести на него впечатление, и рассказал о своем романе с графиней Гленкирк. Хоть Френсис и поздравил кузена с такой удачей, сообщение его шокировало. У него тоже было немало любовниц, как замужних, так и незамужних, но он никогда никого не принуждал, как это сделал король с женой графа Гленкирка. А то, что это так, Ботвелл понял благодаря своему чутью и умению наблюдать. Графиня хоть и старалась изо всех сил вести себя как раньше, но он заметил темные тени у нее под глазами и выражение грусти. Будучи галантным кавалером, он решил, что постарается стать ее другом и доверенным лицом. Графу это удалось, однако случилось и то, что никак не входило в его планы: Ботвелл влюбился. Теперь ему придется постараться, чтобы скрыть это чувство как от самой графини, так и от своего ревнивого кузена. У Катрионы никогда не было друзей-мужчин, поэтому ей в высшей степени нравилось общество Френсиса Хепберна. Он чрезвычайно много знал, а графине крайне редко встречались мужчины, с которыми можно было поговорить на отвлеченные темы. Поскольку придворные были уверены, что их отношения лишены плотского интереса, смотрели на их общение как на чудачество. Происхождение графа Ботвелла представляло собой немалый интерес. Его отцом был Джон Стюар, настоятель Колдингема и внебрачный сын Джеймса V, чья дочь Мария, королева Шотландии, начала писать свою фамилию как «Стюарт», что, в конце концов, и утвердилось в королевской династии. Френсис и Джеймс Стюарт, таким образом, имели общего деда. Матерью графа стала леди Джанет Хепберн, единственная сестра Джеймса Хепберна, последнего графа Ботвелла, который был третьим мужем Марии Стюарт. Джеймс Хепберн не оставил законных наследников, так что его титул и поместья перешли к его племяннику Френсису, который прибавил фамилию своего дяди к своей в знак почтения и уважения. Отец Френсиса Хепберна умер еще в пору его младенчества, оставив сыну незаконнорожденных брата и сестру. Его мать вскоре снова вышла замуж, так что с раннего детства жил он без родительской любви, а потом, подростком, был и вовсе отправлен морем для обучения за границу. Домой в Шотландию он вернулся элегантным, уверенным в себе, образованным молодым человеком, быстро женился на овдовевшей леди Маргарет Дуглас, дочери могущественного графа Ангуса. Она была несколько старше Френсиса Хепберна и имела сына. Никаких чувств между ними так и не возникло – брак этот был заключен исключительно по расчету. Но супруги, повинуясь долгу, принялись одного за другим рожать детей для поддержания рода. Маргарет Дуглас вздыхала с облегчением, когда до нее доходили слухи, что ее чувственный любвеобильный муж делит постель с другими женщинами. В своей постели она его видеть не хотела. Граф Ботвелл с отрядом из пятидесяти свирепых воинов, жителей пограничья, сопроводил графиню Гленкирк прямо до дому. Конелл был от такого соседства далеко не в восторге, но безопасность хозяйки превосходила все другие соображения. Кэт настояла, чтобы Ботвелл хотя бы недолго погостил в Гленкирке. И хотя первоначально он собирался отдохнуть в имении дня три-четыре, в конце концов остался до Двенадцатой ночи. Поскольку вдовствующая графиня приходилась кузиной его отцу, его самого тоже стали считать кузеном и обходились с ним как с членом семьи. Дети графа Гленкирка, а их было уже шестеро, звали его «дядя Френсис», мальчишки ходили за ним по пятам как восторженные щенки, а подрастающие девочки флиртовали самым возмутительным образом. Ботвелл их обожал. Его собственные дети были воспитаны матерью таким образом, что почитали и слушались только ее одну, он же не испытывал к ним никаких отцовских чувств. Даже младшие братья графа Гленкирка обращались с ним как с другом и называли кузеном. Ботвелл ходил вместе с ними на охоту, таскался по девицам, играл в кости и пил вино. Вести подобный образ жизни в собственном доме не всегда удавалось, поэтому граф был в восторге от обстановки в Гленкирке. Уехать из этого гостеприимного дома ему все же пришлось: это произошло на следующий день после того, как Колину Лесли исполнилось шесть лет. Покидал он новообретенных родичей с огромным сожалением. Но ему была временно отдана в управление вся Шотландия, и время для потакания своим собственным слабостям было уже исчерпано. Превыше всего Ботвелл ценил все же дисциплину и порядок. Перед отъездом он оставил Катрионе небольшой меч дамасской стали с изящным резным эфесом флорентийского золота, усыпанным мелкими полудрагоценными камнями. – Это подарок вашему старшему сыну, ведь в следующем месяце у него день рождения. – Ох, Френсис! Подарок чудесный и Джейми точно понравится, хотя он предпочел бы, чтобы вы остались. – Я был бы рад остаться, но и так уже слишком долго предавался удовольствиям, забросив все дела. Не падайте духом, дорогая Кэт! Зима закончится, и Патрик будет дома. – Джеймс настаивает, чтобы я вернулась ко двору, когда привезет королеву, – вздохнула Катриона. – Я хоть и сказала Гленкирку, что не желаю больше детей, но, Френсис, клянусь вам, сделаю все, чтобы забеременеть, когда милорд вернется домой! Единственный способ избежать внимания короля – это оставаться в Гленкирке. Но я не получу на это разрешения, если не буду ходить с большим животом. Френсис Хепберн легонько поцеловал ее в лоб и унесся прочь. Наступила снежная, холодная и тягостная зима, способная свести с ума, если бы не дети, которых Катриона безумно любила. Джеймсу Лесли исполнилось двенадцать лет, но отец, похоже, совсем забыл про его день рождения. Подарок Френсиса оказался весьма кстати и несколько сгладил разочарование. От Патрика уже несколько месяцев не было известий, и хотя Кэт знала, что с ним ничего не случилось, все равно очень скучала. Хуже всего приходилось по ночам, одной в их огромной супружеской кровати. Порой она горько плакала и клялась себе, что, когда муж вернется, послушается его и никогда не вернется ко двору. Он был совершенно прав в своем нежелании связываться со Стюартами. Что они получили в результате? Разлуку и позор! Наконец, пришла весна – чудесная, ранняя, теплая. Начинали зацветать боярышник и верба, склоны холмов вокруг Гленкирка усыпали белые и желтые первоцветы. В Пасхальное воскресенье, когда ярко светило солнце, в Гленкирк прибыл посыльный от графа с целым мешком посланий и подарков для домашних. Одно из них было с королевской печатью. Его Катриона вскрыла первым и с сожалением узнала, что назначается фрейлиной королевы. К официальной бумаге была приложена краткая записка, нацарапанная рукой короля, в которой тот выражал желание увидеть Катриону при дворе сразу по своем возвращении из Дании. С раздражением отбросив эту писанину в сторону, она принялась нетерпеливо рыться в куче корреспонденции и нашла, наконец, послание от мужа, но оказалось оно кратким, почти безличным и разочаровало Катриону: «Возлюбленная, к тому времени как это письмо дойдет до тебя, мы уже будем идти под всеми парусами домой. Всю эту долгую тяжелую зиму я скучал по тебе. Королевское бракосочетание состоялось в Норвегии, но на Рождество мы вернулись в Данию и с тех пор обитали там. Передай Джейми, что свой подарок в честь дня рождения, который я вынужден был пропустить, он обязательно получит. Шлю свою любовь тебе и всем нашим детям. Преданный тебе муж Патрик Лесли».