– Я ни о чем не жалею – имейте это в виду. Он широко улыбнулся. – Так и сожалеть не о чем, Кэт. Мы всего лишь целовались и ласкали друг друга… обычное дело для влюбленных. – Я снова приду к тебе, – твердо заявила Кэт. Патрик усмехнулся. – Лучше оставайся в своей кроватке, как хорошая девочка, или я не отвечаю за последствия. Повернувшись к нему, она надула губки. – Я не хочу оставаться в одиночестве. Он всмотрелся в ее лицо и понял, к своему величайшему удивлению, что его будущая жена вовсе не кошечка, а истинная тигрица, и, уже серьезно, предупредил: – Не советую упорствовать, иначе придется поучить тебя хлыстом, так что не сможешь сесть на свою чудесную попку. И я не шучу. Поздно вечером она заявилась в его комнату и, протянув ему хлыст из кожи газели, сбросила ночную сорочку. Он швырнул хлыст в огонь камина, притянул ее, нагую, к себе и принялся целовать. Рука его скользнула к пушистому холмику. Она всхлипнула, но не остановила его… Празднества Двенадцатой ночи закончились, братья и сестры разъехались по своим домам. Граф настоял, чтобы Катриона вернулась в Грейхейвен на несколько недель, чтобы потом снова приехать в Гленкирк, уже на собственное бракосочетание. Катриона не хотела уезжать, но поскольку каждую ночь она упорно приходила к Патрику в комнату, он чувствовал, что, если не получит передышки от этой пытки, то сделает нечто такое, о чем им потом обоим придется жалеть. За пару недель до бракосочетания она вернулась в Гленкирк с целым караваном приданого: одежда, драгоценности, ткани, домашняя утварь, мебель. К смятению Патрика, она поселилась в апартаментах графа и графини, к которым примыкала и спальня Патрика. На дверях между комнатами никогда не было замков, и, если бы он велел поставить их сейчас, это вызвало бы массу разговоров. В первый вечер после возвращения невесты он намеренно допоздна засиделся с Адамом в надежде, что к тому времени, когда вернется, она уснет. Наконец, пожелав брату спокойной ночи, Патрик направился к себе. Дверь между двумя спальнями была открыта. Он прислушался, но из другой спальни не доносилось ни звука. Быстро раздевшись, он собирался забраться под одеяло, когда услышал нежный голос: – Патрик, любовь моя, приди ко мне, постель уже согрета. Повернувшись, он обнаружил ее стоящей в дверном проеме между двумя комнатами, совершенно обнаженную, как и он сам. Он не мог оторвать взгляда от ее чудесных полных грудей и длинных стройных ног. Волосы цвета темного меда падали густой тяжелой волной до тонкой талии. Блеск глаз не скрывал даже полумрак. – Если я разделю с тобой сегодня постель, то хода назад уже не будет. Я больше не стану просто ласкать тебя, а возьму твою девственность. Не пожалей потом! – Пойдем, Патрик. Кэт сделала несколько шагов к своей спальне, и он последовал за ней. – Ты уверена, милая? – Не могу ждать больше ни мгновения. Пожалуйста, не заставляй меня упрашивать! Она юркнула в постель и протянула к нему руки. Патрик лег рядом, притянул ее трепещущее тело к себе и принялся целовать. Почувствовав, как всю ее охватила дрожь, он приподнялся на локте и попытался взглянуть в глаза. – Ты уверена? – Да, милорд. Его губы принялись изучать ее тело, а когда сомкнулись на маленьком твердом соске, от восхитительных ощущений – наслаждения и страха – она заметалась. Его рука исследовала влажное тайное местечко у нее между ног – поглаживая, лаская, подразнивая. Осторожно он ввел в нее палец, и она изогнулась дугой, принимая его, непроизвольно напрягаясь. Он был очень осторожен, не желая причинить ей даже малейшей боли. Однако он не торопился. Впереди у них целая ночь, и Патрик хотел, чтобы Кэт вознеслась к вершинам наслаждения. Она была у него далеко не первой девственницей, и он по своему опыту знал, что возбужденные девушки испытывали меньшую боль при проникновении. Он взял ее ладонь и положил на свой напряженный орган. Она не только не отдернула руку, а, напротив, хоть и неловко, но нежно погладила его, вдруг нагнулась и… поцеловала бархатистую головку. Крупная дрожь охватила все его тело. Повернув ее так, чтобы обеспечить себе доступ к каждой выпуклости и впадинке, он стал ее целовать. Их языки горели пламенем страсти, изучая и сжигая друг друга. Она извивалась под ним, и Патрик был счастлив, что сумел заставить ее задыхаться от наслаждения. Склонив голову к ее тайному местечку, он коснулся губами крошечного бугорка, затем проник языком в призывную маленькую расщелину. Катриона испуганно вскрикнула. Лаская губами и языком нежные складки, он развел ей бедра. Дождавшись, когда она содрогнется, достигнув пика, он приподнялся на руках и осторожно вошел в нее. Ему пришлось призвать на помощь все свое самообладание, когда она резко подалась ему навстречу. Замерев на мгновение, он посмотрел на нее: вся покрытая легкой испариной, она казалась… испуганной. Лаская дрожащее тело, он попытался успокоить ее, и Кэт едва слышно пролепетала: – Мне больно, Патрик! Ужасно больно… – Потерпи еще минуту, дорогая! Мгновение, а затем будет лучше. И не давая ей возможности протестовать, он, напрягшись всем телом, вошел в нее до упора, прорвав преграду. Глаза ее расширились, и она вскрикнула от боли, но он заглушил ее крик поцелуями. Через несколько мгновений боль начала стихать, а когда почти исчезла, он стал медленно, нежно двигаться внутри ее. Кэт тут же подхватила его темп и стала двигаться вместе с ним. Волны наслаждения постепенно накатывали на нее, а когда стали особенно интенсивными, одна такая волна закружила ее и накрыла с головой. Она услышала протяжный крик и не сразу узнала собственный голос. Сознание затуманилось, а когда Кэт пришла в себя, то обнаружила, что заливается слезами в объятиях Патрика. Его терзали угрызения совести и ненависть к себе. Покрывая поцелуями ее мокрые от слез щеки, он молил простить его за грубость. Кэт оборвала его покаянную речь смехом сквозь слезы. – Какой же ты глупый! За что же мне тебя прощать? За то, что наконец-то сделал то, о чем я столько просила? Она обхватила ладонями его лицо. – Я люблю тебя, милый! Слышишь? Просто схожу по тебе с ума, милорд! Я бы не перенесла, если бы ты когда-нибудь отверг меня за своеволие. Патрик удивленно посмотрел на нее и внезапно расхохотался. – Ты и вправду слишком своевольная, но я люблю тебя всем сердцем и поэтому прощаю. Только на будущее запомни: в этом доме я буду хозяином! – До тех пор пока я буду его единственной хозяйкой, милорд! – не осталась в долгу Кэт, и он снова рассмеялся. – Какая же вы дерзкая шалунья, мадам! Патрик легонько толкнул ее в груду подушек и предложил: – А теперь спать, если не хочешь, чтобы утром весь замок знал, чем мы тут занимались. Она вопросительно вскинула бровь, и он не смог удержаться от смеха. – Нет, сегодня больше ничего не будет, моя ненасытная. Если не хочешь сегодняшним утром переваливаться как утка, одного раза вполне достаточно. Но у нас еще будут такие ночи, я буду любить тебя не останавливаясь до утра. Да и разве может человек с огнем в душе насытиться тобой, любовь моя? Утром, убираясь в спальне, Эллен обнаружила пятна крови на постельном белье Катрионы, но никому ничего не сказала: кому какое дело, если жених и невеста провели брачную ночь до того, как отпраздновали бракосочетание. Ее беспокоило лишь одно: что, если ее юная хозяйка выходит замуж за человека, которого не любит? И вот теперь она могла больше не переживать – Катриона никогда не отдалась бы до свадьбы Гленкирку, если бы не любила. К сожалению, об этом узнала и Фиона. Конечно, никто не поделился с ней этой информацией, но своим инстинктом бродячей кошки она сама все поняла. За три дня до свадьбы, увидев Катриону, шагавшую по коридору, она сказала, изображая деликатность: – Ну, наконец-то ты уступила ему, кузина. Здорово, что все-таки отважилась! Да и чего уж, если скоро свадьба, верно? Катриона покраснела оттого, что ее секрет раскрыт, но не пожелала, чтобы последнее слово осталось за Фионой, и ехидно поинтересовалась: – Ревнуешь, кузина? Фиона только рассмеялась. – Послушай, моя маленькая Кэт. Я сплю с мужчинами с тринадцати лет, и за все это время не было такого, кто смог бы передо мной устоять, если бы я его захотела. Твой драгоценный Гленкирк не исключение. – Вранье! – бросила ей в лицо Катриона. – О нет, – ядовито улыбнулась Фиона. – Я попробовала их обоих, но предпочла Адама. Но чтобы ты не сомневалась… – И Фиона принялась в деталях описывать спальню Патрика. Не говоря ни слова, Кэт пошла прочь, а уединившись в своих покоях, достала теплые замшевые штаны для верховой езды, шелковую рубашку, сапоги на меху и плотную меховую куртку. – Куда вы собрались? – воскликнула ничего не понимающая служанка, когда Катриона отправила ее в конюшню с наказом оседлать Бану. – Понятия не имею! – сказала Кэт, взлетая в седло. – Но когда почтенный граф Гленкирк вернется из поместья Форбсов, скажи ему, что я скорее выйду за самого дьявола, чем за него! Развернув и пришпорив Бану, она поскакала по опущенному подъемному мосту в сумерки зимнего вечера. Глава 5 Эллен, подхватив обеими руками юбки, спотыкаясь, бросилась обратно в замок и, разыскав владельца Грейхейвена, задыхаясь от бега и чувств, выпалила: – Она уехала, лорд Хей! Катриона уехала! Грейхейвен не сразу осознал происшедшее, зато жена его среагировала мгновенно: – Что стряслось? – Я сама ничего толком не знаю, миледи. Она выглядела такой счастливой, когда вернулась в Гленкирк, и все мысли у нее были только о свадьбе. – Интересно, – задумчиво протянула Хизер. – Может, все это было только притворство? – Нет-нет, миледи! Она влюблена в графа, это ясно как день. Они ведь…