– Постарайся заснуть, дорогая: ночь была длинная. Нагнувшись, он поцеловал Катриону в лоб, и она спросила: – А ты куда? Патрик Лесли собирался ответить, но Кэт уже уснула. Постояв несколько минут у кровати, глядя на свою спящую невесту, он думал о том, как любит ее и как ее напугал, но он не собирался рассказывать ей о своих чувствах. Женщин лучше держать в неведении – тогда ими проще управлять. И он не выдержит, если она скажет, что ненавидит его. Он тоже вымылся, оделся и спустился в кухню. Конелл был уже там и хотел встать при его появлении, но Гленкирк его остановил и обратился к его сестре: – Эллен, дорогая, дайте и мне миску этой замечательной овсянки, которой наслаждается ваш брат. Служанка подала ему кашу, и, прежде чем приняться за еду, Патрик сказал: – Конелл, я бы хотел, чтобы ты съездил сегодня в Гленкирк и привез для меня и Катрионы одежду. Мы проведем здесь несколько недель. Эллен спросит, что ей нужно, и я запишу. – Я умею и читать, и писать, милорд, – холодно заметила служанка. – Если вы не против, я предпочла бы написать леди Хей сама. – Очень хорошо, – улыбнулся Патрик. – Не осуждайте меня. Я же люблю ее, и вы это прекрасно знаете. – Но вы наказали ее, милорд… – Всего-то с дюжину розог по аппетитной попке. Пусть знает, кто в доме хозяин. – Дюжина? – Она заслужила гораздо больше, но я решил проявить милосердие. – Да уж, – согласилась Эллен. – Только вот что я вам скажу: когда она была ребенком, порка ни к чему хорошему не приводила. После наказания она только еще больше распалялась. – С тех пор ничего не изменилось, – усмехнулся граф. Эллен написала леди Хей записку, в которой просила прислать несколько перемен нижнего белья, пару мягких полотняных рубашек, полдюжины ночных кружевных рубашек из приданого Катрионы, бархатный халат, домашние туфли и несколько кусков туалетного мыла. Ее подопечная, убегая из Гленкирка, догадалась захватить с собой расческу для волос, а также зубную щетку, пользоваться которой ее научила прапрабабушка. – В списке не слишком много всего, но я буду здесь и постираю, если надо. Все это не займет много места, так что проблем не будет, – сказала служанка, передавая листок. Граф поблагодарил Эллен и повернулся к Конеллу. – Отведи Бану и кобылу твоей сестры обратно в Гленкирк. Я хочу, чтобы здесь остались только две наши лошади. – О, милорд, – взмолилась Эллен, – не забирайте у нее Бану. Она так любит кататься верхом. – Она получит свою лошадь, когда мы вернемся обратно в Гленкирк. Не хочу предоставлять ей шанс сбежать от меня. Мы останемся здесь до тех пор, пока она не понесет моего ребенка. После этого я отвезу ее домой и женюсь. Эллен вздохнула. – Она рассердится, милорд. – Я сейчас уеду на охоту, так что буду избавлен от ее гнева, – сухо ответил Гленкирк. Кэт проснулась ближе к вечеру. Конелл уже вернулся, поэтому первое, что увидела девушка, была Эллен, которая стояла на коленях перед небольшой коробкой и вытаскивала из нее какие-то вещи. – Что это ты делаешь? – спросила она сонно. – Да вот убираю вашу одежду и белье, милая. Конелл только что привез все это из Гленкирка. Кэт, окончательно проснувшись, села в кровати. – А где Патрик? – Уехал еще на рассвете охотиться на оленя. – Дай мне чистую рубашку и бриджи: хочу отправиться на верховую прогулку, раз утром не получилось. С этими словами она спрыгнула с кровати. Эллен глубоко вздохнула. – Ничего не получится, мисс Кэт. Вы только не сердитесь. Его светлость приказал переправить вашу Бану и мою Броуни в Гленкирк. Катриона яростно выругалась. – Вот ублюдок! Если бы я могла, то ушла бы отсюда пешком, но не провела бы больше ни одной ночи в этом доме, пока он здесь. – Он также распорядился, – продолжила Эллен, – не выпускать вас из дома. Вы можете ходить здесь нагой, сказал он, или в ночной сорочке, но никакой другой одежды мне приказано вам не давать. В груди Кэт все кипело от ярости, но она сумела справиться: ведь верная Эллен ни в чем не виновата. – Дай мне надеть хоть что-нибудь, – попросила она устало. – И не суетись, ради бога: все это бесполезно. Все равно он скоро сорвет с меня все это, потому что от своей шлюхи ему нужно только одно. – Мисс Кэт, – робко заметила Эллен, – он все-таки ваш будущий супруг. Не надо бы вам противоречить ему и пытаться убежать. – Боже мой, Эллен! Когда это он успел так очаровать тебя? Служанка молча протянула Кэт светло-бирюзовую шелковую ночную сорочку и, прежде чем выйти из комнаты, сказала: – Пойду принесу вам что-нибудь поесть. Кэт просунула голову в вырез сорочки, и легкая ткань скользнула вниз по ее роскошному телу. Усевшись на кровать, она принялась медленно расчесывать щеткой спутанные волосы цвета меда. Итак, этот варвар решил, что, отобрав лошадь и одежду, сделает ее своей пленницей. Что ж, какое-то время так оно, возможно, и будет, но в конце концов как только представится случай, она все равно убежит. Уже не имело никакого значения, спал он с Фионой или нет, хотя Кэт – чего уж скрывать – была рада услышать, что не спал. Значение имело лишь то, что Катриона не желала быть чьей-то собственностью. Никто никогда не будет владеть ею. До тех пор пока Патрик Лесли не поймет, что она личность, а не дополнение к нему, она будет бороться с ним. В комнату вернулась Эллен с подносом в руках. – Свежий хлеб – только что из печи, – половина жаренного на огне кролика, мед в сотах и кружка темного пива. Кэт тут же почувствовала зверский голод. – Уверена, что если сможете все это съесть, все будет хорошо! – поощрила подопечную Эллен. – Только полный идиот отказывается от пищи в подобных ситуациях, – заявила Кэт. – Если я намерена сбежать, то необходимо сохранять силы. – Мисс Кэт! Я не знаю другой причины, почему граф терпит ваши выходки, кроме как любовь. – Любовь? Сущая ерунда, Элли! Он считает, что я его собственность, и, чтобы продемонстрировать свое превосходство, насилует мое тело. Эллен только пожала плечами: понять Катриону, когда та говорила подобным образом, ей было не под силу. Забрав пустой поднос, качая головой, она вышла из комнаты, а Кэт принялась мерить шагами комнату. До последней ночи это было просто место, где она спала, теперь превратилось в тюремную камеру. Войти сюда можно было только через дверь, которая вела с лестницы. Кроме камина в комнате стояла еще большая кровать под балдахином, расположенная напротив входа, низкий комод в ее изножье, маленький столик около стены с круглым окном и кресло. На стене слева от двери висело большое зеркало. Кэт подошла к окну и выглянула наружу. Отсюда ей была видна лишь часть аллеи, уходящей вниз, и лес. С тоской обозревая окрестности, она вдруг заметила всадника. Верхом на Дерге ехал Гленкирк, и через седло была перекинута оленья туша. Навстречу графу из дома выбежал Конелл, отвязал добычу, забросил себе на плечи и понес к конюшне. Граф последовал за ним, а Кэт, приоткрыв дверь спальни, крикнула: – Приготовь на кухне ванну для графа, Элли. Он только что вернулся с добычей, и сейчас они с Конеллом будут ее разделывать. Не хочу, чтобы он вымазал в крови всю мою спальню. Когда час спустя Патрик вошел в спальню, обернув бедра грубым полотенцем, она едва не расхохоталась. Он тоже не сдержал улыбки. – Как видите, мадам, ваше распоряжение выполнено. Подойдите же и поцелуйте меня. Катриона послушно приблизилась к нему, закинула руки на шею и легонько коснулась губами уголка рта. – Боже, как ты прелестна! – пробормотал Патрик, поглаживая своими большими руками ее скрытое под тонким прозрачным шелком тело. – Пожалуйста, – прошептала Кэт. – «Пожалуйста» что? – уточнил он напряженным голосом и повел ее к зеркалу. Медленно лаская взглядом едва прикрытую наготу, он спустил на пол ее ночную сорочку и обхватил ладонями восхитительные груди. Соски тут же затвердели и поднялись. – Что ты со мной делаешь, Кэт! Я всего лишь прикоснулся к тебе, и уже горю желанием! – Нет! – произнесла она едва слышно, зажмурившись. Гленкирк усмехнулся и, развернув ее к себе, стал покрывать поцелуями шею, веки, щеки. Потом его губы стали спускаться ниже, лаская груди, посасывая их вершинки. Вот он опустился на колени, крепко обхватил ее за талию и принялся целовать живот. Поцелуи становились все интенсивнее, по мере того как опускались ниже. Ее бедра сами собой разошлись в стороны, давая доступ его губам к крохотному бугорку. От пронзивших тело острых ощущений Кэт всхлипнула. – Не плачь, милая, – произнес он мягко. – Ничего постыдного в том, чтобы наслаждаться этим, нет. – Ты уверен? – Абсолютно! – заявил он твердо, притягивая ее на пол, поближе к камину. – Уж я-то знаю. Случается, женщина получает наслаждение, даже когда сопротивляется подобно демону и кричит, что ненавидит. – Ненавижу тебя, – заявила Кэт.