облик своего жилища, кое-что подкрасить, залатать, починить? Очень хотел бы. Но не могу. Влачусь здесь как умею, но никто не поможет такому, как я, содержать дом в исправном состоянии. За то, в чем меня обвинили, я заплатил сполна, заплатил годами своей жизни, а они хотят, чтобы я делал это до конца своих дней. Но я не доставлю им удовольствия видеть меня втоптанным в грязь. Если вам нужны чудовища, ищите их где-нибудь в другом месте.— А вот Дэниел Клэй, по-вашему, был чудовищем?Вопрос поверг Мейсона в некую потрясенную тишину, после чего я вторично заметил, как за обветшавшим фасадом гадким пауком в тенетах захлопотал пакостный извращенный разум — тот, что позволял Дубусу проделывать то, что он проделывал, да еще и изыскивать себе в этом оправдание. Быть может, именно это видели дети Галаада, когда он пауком набрасывался на них из тенет, зажимая им рты, чтобы заглушить крики.— Вы его подозреваете, как и все остальные, — определил Мейсон. — Хотите, чтобы я рассказал, правдивы ли эти подозрения, потому что если б у нас с ним была какая-то общая тайна, схожесть вкусов, то, может, я бы каким-то образом о том прознал или же он сам мне что-нибудь открыл. Что ж, если вы так думаете, мистер Паркер, то вы глупец, глупец непроходимый, и когда-нибудь через эту свою непроходимую глупость умрете. На разговоры с глупыми людьми у меня нет времени. Почему бы вам сию же минуту не убраться отсюда восвояси? Дорога вон она, и я даже знаю, куда вы по ней отправитесь. Может, в Галааде вы сыщете ответ. Как раз там ответы на свои вопросы нашел Дэниел Клэй. Да, разумеется, там он нашел, что искал, только оттуда уже не воротился. Так что хорошенько смотрите под ноги, а то, не ровен час, и вы обратно не вернетесь. Он входит в душу, заповедный Галаад.Дубус, этот хранитель правды о Галааде, теперь неприкрыто улыбался.— Мистер Дубус, вы никогда не встречались с неким Джимом Пулом?Мейсон изобразил углубленную задумчивость.— Знаете, похоже, да. Такой же был глупец, как вы.— Он исчез.— Затерялся. Галаад поглотил его.— Вы так думаете?— Я это знаю. Неважно, где он находится, живой он или мертвый, он узник Галаада. Стоит в него ступить, и все, ты потерян. — Взгляд старика ушел куда-то вглубь, глаза округлились и перестали моргать. — Говорят, что мы привнесли в то место зло, но оно там уже было, — сказал он даже с некоторым удивлением. — Я почувствовал это, едва ступив туда ногой. Старик Ламли выбрал для города-обители скверное место. Земля там была отравлена, и мы вместе с ней. Когда мы оттуда ушли, лес или что-то под ним прибрало его обратно к себе. — Он издал нездоровый смешок. — Слишком много времени в уединении. Слишком много приходится размышлять.— Что такое Проект, мистер Дубус?Смех затих.— Проект. Хобби. Игра. Все это означает одно и то же.— Глумление над детьми?Дубус покачал головой:— Можете называть это так, но это от вашего непонимания. Оно красиво. Вот что я пытаюсь втолковать тем, кто сюда приходит, но они не слушают. Не хотят знать.— А Дэниел Клэй слушал?— Он был иным. Он понимал.— Понимал как?Мейсон не ответил.— Вы знаете, где находится Дэниел Клэй? — спросил я.— Кто знает, куда уходят мертвецы? — задал вопрос Дубус, подавшись в кресле. — Поезжайте на север, может, выясните. А мне пора, я ток-шоу не хочу пропустить.Он снова нажал кнопку пульта, сразу добавив громкости, и телевизор оловянно заквохтал. На меня Дубус больше не смотрел. Я вышел из его лачуги.Когда мы отъезжали, я увидел, как занавески на окне у Дубуса зашевелились. Он поднял на прощание руку, а мне стало ясно, что в своем чистом, опрятном жилище он сейчас надо мной смеется.В последующие дни полиция пыталась собрать воедино цепочку событий, увязать труп с трупом, контакт с убийством. В последние часы своей жизни Дубус сделал два звонка на один и тот же номер. После смерти рядом с телом Дубуса нашли сотовый телефон. Старик прятал его под непрочно держащейся доской у кровати, а чтобы обмануть своих проверяльщиков — как бы те чего не заметили, — ставил на это место полузаполненный ночной горшок, который одной своей вонью в момент отпугивал любого чистоплюя-надзирателя, не желающего, разумеется, туда соваться, хотя человек понаблюдательней обратил бы внимание, что в безукоризненно прибранном доме это единственное место, где аккуратизм Дубуса давал сбой. Телефон был куплен за наличность с месяц назад в крупном универмаге. Полиция сделала вывод, что Дубус таким образом уже не впервые обходил налагаемые на него ограничения по телефонным разговорам.Предпоследний в своей жизни звонок Дубус сделал через минуту-другую после нашего отъезда, вслед за чем, судя по всему, положил мобильник обратно в тайник и вернулся досматривать свои излюбленные телешоу. «Тик-так, тик-так» — делали обратный отсчет секунды вплоть до того момента, как Мейсон Дубус оставил наконец эту землю и отправился в качестве подсудимого на суд самой высшей инстанции, уготованный в итоге каждому из смертных.Но это было еще впереди. А пока густо синел вечер, а вскоре и совсем стемнело. Луны не наблюдалось. Мы ехали, лишь изредка перекидываясь репликами. Радио в машине негромко пело о лебединой верности и соколах в вышине; а мне в это время думалось о людях с птичьими головами.В нужное время мы прибудем в Джекмен, и заповедный Галаад войдет нам в души.Часть пятаяА вот орудье моей священной мести.Глава 30Часто можно слышать, что существуют два Мэна. Один — это Мэн летнего туризма, Мэн сэндвичей с лобстером и мороженого, ресторанов и яхт-клубов; ухоженный Мэн, что аккуратной полосой тянется вдоль побережья на север вплоть до Бар-Харбора, кичась высоко поставленной планкой надежд и соответствующих им цен на недвижимость — но все это за вычетом городков, которые оказались не столь симпатичны или везучи для привлечения туристических долларов. Это если не говорить об их еще менее удачливых собратьях, где традиционные промыслы уже пережили свой закат и угасание, сделав эти городки изгоями на бушующем вокруг празднике жизни. Их обитателей остальной Мэн саркастично именует не иначе как «захолустниками», а в более скудные дни так и вовсе открещивается от них, как от жителей «северного Массачусетса».Но есть и еще один Мэн, совершенно не похожий на вышеупомянутые. Это Мэн не океана, но преимущественно лесных массивов, над которыми главенствует «Округ», или Арустук, испокон считающийся обособленной территорией если не в силу каких-то иных причин, то уже из-за своих размеров. Удаленный от моря северный край, сельский и консервативный по укладу, и сердце его составляют Великие Северные леса.Хотя и они с каких-то пор начали меняться. Крупные компании-производители бумаги, некогда хребет местной индустрии, постепенно ослабили хозяйскую хватку, сделав вывод, что выгоднее делать бизнес на своем праве собственности на землю, чем на выращивании и вырубке деревьев. «Плам Крик», крупнейшая бумагоделательная компания в стране, хозяйка около ста тридцати тысяч гектаров вокруг озера Мусхед, отдала тысячи этих самых гектаров под коммерческую застройку: дома, кемпинги, трейлерные городки, а также технопарк. Юг Мэна поглядывал на это косо: еще бы, коверкалось самое крупное зеркало природной красоты штата; для выходцев же из «другого» Мэна это прежде всего означало новые рабочие места, деньги и приток живительных соков в финансово чахнущие районы.Реальность состояла в том, что лесные кроны скрывали собой самый быстрорастущий уровень бедности по всей стране. Здесь увядали небольшие городки, закрывались школы, а самая талантливая, перспективная молодежь снималась с мест и перебиралась в Провиденс и Камберленд, Бостон и Нью-Йорк. С закрытием лесопереработки высокооплачиваемые профессии сменились какими-то грошовыми приработками. Падали налоговые поступления, росли преступность, домашнее насилие, пьянство и наркомания. Лонг-Понд, некогда населенный пункт крупнее Джекмена, с закрытием своей лесопильни теперь едва дышал. В округе Вашингтон, фактически на виду у курортников Бар-Харбора, каждый пятый человек прозябал в унизительной бедности.В округе Сомерсет, где располагался Джекмен, бедным считался каждый шестой, и неиссякаемый людской поток тек в молодежные и семейные центры Скоухегана, рассчитывая получить там бесплатные еду и одежду. В некоторых районах очередь на получение социального жилья для малоимущих растянулась на годы, в то время как уровень субсидирования социальных программ, особенно в сельской местности, год от года снижался.И тем не менее с некоторых пор Джекмен странным образом обрел второе дыхание, отчасти из-за событий одиннадцатого сентября. В девяностые население городка неуклонно сокращалось, настолько, что здесь пустовала добрая половина всего жилого фонда. Городская лесопильня по-прежнему работала, а вот структура туризма изменилась: гости с юга наезжали теперь в трейлерах или снимали домики в автономных кемпингах, где сами готовили себе еду, так что приток денег в город стал незначителен. Но вот под самолетами пали башни-близнецы, и Джекмен неожиданно для себя оказался на переднем крае борьбы за охрану национальных границ. Таможня и погранслужба Соединенных Штатов удвоили свои ряды, резко пошли в рост цены на жилье, и Джекмен наряду со всем прочим вдруг оказался в положении куда более выигрышном, чем когда-либо прежде. Надо сказать, что даже по меркам Мэна этот городок находился несколько на отшибе. Ближайшее здание суда располагалось сотней километров южнее, в Скоухегане, а копы приезжали в Джекмен из Бингема, покрывая расстояние в шестьдесят с лишним километров. Так что место это было в каком-то смысле беззаконное.Впереди на выезде из Солона открывался вид на реку Кеннебек. У дороги стоял большой рекламный щит с надписью: «Добро пожаловать в долину Мусривер. Если вы не останавливаетесь, то улыбнитесь, проезжая».— Не вижу улыбки, — заметил я, поглядев на Луиса.— Это потому что мы ее не проезжаем, к чертовой матери, а останавливаемся.Звучало как минимум двояко.В Джекмен мы тем вечером не поехали, а свернули с дороги, немного не доезжая. Здесь на холме ютилась небольшая гостиница с номерами экономкласса, крохотным баром возле ресепшена и рестораном с длинными скамьями, специально для трапез охотников, благодаря которым она, собственно, зимой и существовала. Энджел здесь уже зарегистрировался, хотя видно его нигде не было. Я прошел к себе в номер — неброско обставленный, с кухонным закутком в углу. Пол был с подогревом. В номере стояла духота, и я отключил тепло, проигнорировав предупреждение, что для прогрева комнаты требуется целых полсуток, после чего возвратился в главный корпус.Энджел сидел у стойки, на которой стояло его пиво и лежала газета. Мне он даже не кивнул, хотя и увидел, что я вхожу. Слева от него сидели двое. Один из них поглядывал на Энджела и что-то нашептывал своему приятелю. При этом оба сально смеялись, и что-то в их перешептывании намекало, что это длится уже не пять минут. Я подошел ближе. Главный шептун на вид был мосласт и явно хотел, чтобы все об этом знали. Зеленая майка, заправленная в оранжевые болоньевые штаны с лямками, сидела на нем в обтяжку; голова стрижена почти под «ноль», а на лоб стрелой опускался треугольный мысок. Его приятель был помельче и покруглей, а чтобы скрыть брюшко, майку носил свободную, на несколько размеров больше. Борода-мочалка смотрелась неудачной попыткой скрыть покатость подбородка. Все в нем говорило о неловкой попытке подладиться, об осознании своих недостатков и мучительной тяге их пригладить, замаскировать. Он скалился улыбкой, но глаза его затравленно метались между Энджелом и дружком-гаером; в удовольствии от насмехательства над посторонним сквозило облегчение, что на этот раз мишенью для насмешек избран не он сам; облегчением, впрочем, основанным на знании, что в любую секунду его друг-насмешник может с такой же легкостью переключиться на него, что у них наверняка уже бывало и не раз.Мосластый заводила ткнул пальцем Энджелу в газету.— Ты в порядке, голубь? — спросил он.— Да, все хорошо, — рассеянно отвечал Энджел.— Еще бы! — Заводила пальцами и языком скроил непристойный жест. — С таким, да не хорошо.Он заржал. К нему мелким подвывалой присоединился пузатенький бородач. Энджел терпеливо смотрел в газету.— Эй, да ты перестань брать в голову, — весело громыхнул заводила. — Мы ж так, дурачимся, только и всего.— Я это вижу, — сказал Энджел. — По тебе видно, что ты дурашка хоть куда.Ожегшись о двусмысленный сарказм, фигляр вмиг посмурнел.— Не понял, — озлился он. — Это ты о ком? Проблемы, что ли?Энджел отхлебнул пива и со вздохом сложил газету. Задетый за живое запевала уже надвигался с одной стороны, а подпевала — дуэтом с другой. Энджел, раскрылив руки, легонько постукал агрессоров по воинственным грудям. Бармен за стойкой из осторожности старался не вмешиваться, но было видно, что он следит за происходящим в зеркало над кассовым аппаратом. Парень молод, но подобные сцены лицезрел явно не впервой. Оружие, выпивка и запах звериной крови — доподлинно гремучая смесь для тех, кто не отягощен особым интеллектом.— А ну на хер руки с меня, — скомандовал заводила. — Я тебе ясно сказал: у тебя теперь проблема, потому что таким, как ты, я не спускаю. Понял, ты, чудо в перьях?Энджел как будто раздумывал над вопросом.— Нет, ну надо же, — вслух посетовал он, — вот так взять и с больной спиной застрять где-то у черта на рогах, да еще меж двумя долдонами с ружьями, да еще до конца неизвестно, верен ли тебе твой близкий человек.— Чего? — в секундной сумятице переспросил заводила.Энджел сымитировал его мимику, после чего посветлел лицом.— А, ты вон о чем, — как бы опомнился он. — Есть ли у меня к тебе проблема? — Он снисходительно отмахнулся. — Да нет у меня к тебе никаких проблем. — А вот у моего друга, если ты обернешься, боюсь, может оказаться к тебе проблемка. Нехилая.Заводила обернулся. Бородатый пузанок уже посторонился, уступая Луису место у стойки.— Как дела? — бросил Луис. Войдя в бар следом за мной, обстановку он оценил с ходу, как и я. Я теперь стоял с ним бок о бок, но было ясно, что гвоздь программы у нас сейчас именно он.Заводила с подпевалой тревожно взвесили шансы и поняли, что они не в их пользу: по крайней мере одному из них грозит сокрушительная кара. Альфа-самец, сделав в уме подсчет, явной потере башки предпочел небольшую потерю достоинства.— Да ничё, — отозвался он.— Ну что, тогда все счастливы, — сказал Луис.— Ну да, наверное.— Сейчас, пожалуй, ужин начнут подавать.— Ага, похоже на то.— Ну так топай себе. А то небось жрачка стынет.— Угу.При попытке проскользнуть мимо Луиса альфа-самец натолкнулся на своего оцепеневшего друга, по случайности чуть не сбив его с ног. Лицо у горе-остряка от посрамления было пунцовым. Мелкий друг еще раз взглянул на Луиса кругло, как смотрят дети, и засеменил вслед за своим бритым собратом.— Хорошее местечко ты себе подобрал, — похвалил я Энджела. — С тестостероном, пожалуй, небольшой перебор, и белый танец только по записи, а так ничего.— Вы, блин, что, за смертью таскались? — упрекнул в ответ Энджел. — Тут с наступлением ночи вся жизнь обрывается, а темнеет так, будто кто выключателем щелкнул. Телика, и того в номере нет.Мы заказали сэндвичи и жаркое, к трапезе охотников за перегородкой решив не присоединяться, и перебрались за столик невдалеке от стойки.— Ну как, выяснил что-нибудь? — спросил я у Энджела.— Выяснил лишь, что никто о Галааде заговаривать не любит, вот и все. Разговорил только двух старушек, что присматривают за кладбищем. По их словам, то, что осталось от Галаада, теперь на частной земле. Ее лет пятнадцать назад вместе с двадцатью гектарами леса прикупил некто Казвелл. Живет он там же, по соседству. Всегда там обитал. Парень необщительный. Не ротарианец. Я туда съездил: знак «въезд запрещен», запертые ворота, и все. По всей видимости, он не жалует ни охотников, ни встречных-поперечных, ни коммивояжеров.— А Меррик там уже побывал?— Если и да, то никому не докладывался и никто его не видел.— А может, Казвелл видел.— Выяснить есть только один способ.— Ну да.Я оглядел охотничью трапезную и вычислил тех двоих, что довязывались к Энджелу. Они сидели в углу, всех вокруг себя игнорируя. У мосластого лицо все еще пылало. Ружей и амуниции здесь пруд пруди, и царила атмосфера ухарского удальства. Ситуация не из самых радужных.— А что это у тебя за друзья по бару? — поинтересовался я.— Эти? — кивнул Луис. — Фил со Стивом. Из Хобокена.— Надо бы их, наверное, выпроводить по-тихому.— Было б здорово, — одобрил Энджел.— А как ты, интересно, по именам их узнал?Энджел сунул руки в карманы куртки, обратно на свет произведя два бумажника.— Старые привычки.Охотничья гостиница располагалась вокруг небольшой лощины: ресепшн и бар наверху у дороги, а номера и домики внизу у холма. Выяснить, где живут те гомофобы, не составляло труда: ключ от комнаты каждого постояльца заставляли носить на массивном брелоке в виде чурочки. Ключ обидчиков Энджела лежал перед ними на столике: они остановились в домике номер четырнадцать.Из-за столика они ушли минут через пятнадцать, после того как насиделись. Энджела с Луисом к этому времени уже не было. Уходя, приятели-обидчики на меня не взглянули, хотя видно было, что оба по-прежнему кипят от злости. За едой и после они убрали семь пинт пива, так что спустя какое-то время в этих молодцах гарантированно взыграет желание взять реванш за происшествие в баре.С наступлением темноты температура резко упала. Там, где потемнее, изморозь с утра так и не растаяла. Те двое поспешно спустились к себе в домик: мосластый — впереди, маленький бородач — сзади. Войдя, они обнаружили, что ружья у них разобраны на части, аккуратно разложенные по всему полу. Рядом стояли их рюкзаки, упакованные и застегнутые, все чин чином.Слева в комнатке стоял Луис. Энджел сидел за столом возле плиты. Фил и Стив из Хобокена выпученно смотрели на гостей. Мосластый и агрессивный Фил хотел было что-то произнести, но, заметив в руках обоих гостей пистолеты, так же молча прикрыл рот.— А вы в курсе, что кабинки под номером тринадцать нет? — спросил Энджел.— Чё? — переспросил Фил.— Я говорю, домика под номером тринадцать здесь нигде нет. После двенадцатого сразу идет четырнадцатый, так как в тринадцатом жить никому неохота. Но этот домик все равно тринадцатый по счету, так что крути ни крути, а вы в тринадцатом. Отсюда у вас и непруха.— Почему это у нас непруха? — привычно заерепенился Фил, подогретый спиртными парами из бара. — Я тут вижу только двоих засранцев, которые забрели не в тот домик и повели базар не с теми людьми. Так что это у вас непруха, а не у нас. Вы не знаете даже, с кем вы тут распились.Рядом неуверенно перетаптывался Стив. По-видимому, ему хватало ума или по крайней мере трезвости сообразить, что раззуживать двоих с пистолетами — затея как минимум зряшная, тем более при отсутствии в руках оружия, во всяком случае такого, какое можно быстро собрать.Энджел вынул из кармана два бумажника и потряс ими.— Почему же, знаем, — успокоил он. — И кто вы, и где живете, и чем занимаетесь. Знаем, как у тебя, Стив, выглядит жена, а ты, Фил, с матерью своих детей расстался. Печально, Фил. Детки на фоточке есть, а мамули не видать. А впрочем, х…ло ты достаточно гнусное, так что не ее вина в том, что она тебя бортанула. Вы же о нас, напротив, ничегошеньки не знаете, кроме того, что мы сейчас здесь и обижены на вас за то, что больно уж вы остры на язык. А потому мы предлагаем вот что: вы забираете свое барахло в машину и дуете отсюда в южном направлении. За руль, Фил, лучше посадить твоего товарища: он, похоже, все-таки не так набрался. Когда отъедете километров на полтораста, можете остановиться, подыскать комнату. Ляжете, проспитесь хорошенько. А наутро домой, обратно в Хобокен, и больше мы с вами не встретимся. Хотя черт его знает, бабка всегда надвое говорит. Может, мы захотим вас когда-нибудь повидать. Устроим себе эдакий тур Синатры, по старым местам. Заодно, глядишь, и заскочим поздоровкаться с тобой и со Стивом. Если, конечно, вы не дадите нам более веских поводов туда за вами отправиться.Фил напоследок все же еще трепыхнулся. Его тупорогость поистине восхитительна.— У нас друзья в Джерси, — сказал он со значением.Энджел неподдельно озадачился, а затем ответил так, как мог бы только нью-йоркец.— Нашли, чем хвастаться, — пожал плечами он. — Подумаешь, Джерси: кого вообще потянет в ту хренову дыру?— Да он не об этом, — пояснил Луис, — а о том, что у него в Джерси друзья.— А-а, — закинув голову, понимающе пропел Энджел. — Ну да, конечно. Ребят, мы ж тоже «Клан Сопрано» смотрим. Плохо то, Фил, что если б ты даже не врал — а ты сейчас, я знаю, врешь, — то мы как раз те самые, кому твои друзья из Джерси звонят и идут на поклон. Въезжаешь? И если б шары у тебя были не залиты, то ты бы это заметил. Вот пестики, видишь? А у вас ружьишки, охотничьи. Вы приехали стрелять оленей. А вот мы нет. С «глоками» на оленей не охотятся. С ними на кое-кого другого охотятся, а никак не на олешков.Плечи у Фила поникли. Он признал поражение.— Уматываем, — бросил он верному Стиву.Энджел кинул им бумажники. На глазах у моих друзей охотнички с понурым видом сгребли в машину свое добро и ружейные части (за вычетом бойков, которые Луис повыкидывал в лес). Когда сборы закончились, Стив уселся за руль, а Фил остановился у пассажирской дверцы. Энджел с Луисом стояли, непринужденно опершись на перильце крыльца; лишь пистолеты выдавали, что это не четверка знакомых, мирно судачащих перед расставанием.— Всего-то за то, что мы с тобой в баре малость пошутили, — печально укорил напоследок Фил.— Нет, — качнул головой Луис. — Все из-за того, что вы козлы.Фил сел в машину, и она тронулась с места. Луис подождал, пока истают на автостраде габаритные огни, после чего потрепал по руке Энджела.— Ну вот, — сказал он. — Слушай, а разве нам из Джерси звонят?— Что-то не припомню, — пожал плечами Энджел. — Да и на кой он нам вообще, этот Джерси?Сойдясь во мнении, они с чистой душой пошли баиньки.Глава 31Утром мы выехали на север, в Джекмен. Перед джекменской факторией нам пришлось постоять в ожидании, пока от нее сдаст задом фура. Даже в ноябре возле фактории, словно белье на ветру, колыхался ассортимент маек. В стороне возле дороги стоял черно-белый муляж машины с манекеном на водительском сиденье, выдающим себя за полицейского — пожалуй, самого северного в этих широтах. И крайне редкого.— А у них вообще здесь копы бывают? — поинтересовался Луис.— Кажется, был один полицейский не то в шестидесятые, не то в семидесятые.— А что с ним сталось? Зачах от скуки?— Теперь здесь дежурит констебль, насколько мне известно.— Наверное, долгие зимние ночи мимо него так и свищут.— Не только. Было здесь как-то и одно убийство.— Одно? — переспросил Луис, явно не впечатленный.— В свое время эта история наделала шуму. Был такой Нельсон Бартли, ему принадлежал отель «Мус риверхаус». И вот этого парня застрелили в голову. Тело нашли запихнутым под выкорчеванное дерево.— Да? И когда это было?— В девятнадцатом году. Кажется, в какой-то связи с