А раньше он не курил. Томашевский-старший больше общался с ее родителями, Дана предпочитала не вмешиваться. Сидела на веранде, смотрела в сад. Скоро отцветут осенние цветы… Натан и тут оказался прав – дом принадлежал Томашевскому-старшему, а значит, ей придется уехать. Ей особо наследовать нечего. По этому поводу она не переживала. Она никогда не была охотницей за чужим состоянием. Ей нравилось жить в доме. Смотреть на закат, любоваться восходом, новым днем. Иметь возможность выйти в сад и поработать с землей. За цветами она ухаживала лично. То, что Николай Николаевич будет в курсе теста ДНК, она даже не сомневалась. Ей вообще начинало казаться, что он знает абсолютно все. К худу или к добру – тут уже как разговор покажет. Он может принять какие-то меры. Какие? Дана от всего откажется, лишь бы не трогали ее и ребеночка. Натан встретил ее у дома, посадил в свою машину, отвез сначала в клинику, где им вручили по конверту и потом в ресторан. – Ты не вскроешь? – Позже, – прохладно отозвался он, точно не сомневался в результатах. Она знала, что увидит. Совпадение 99.9 %… Дана закрыла конверт и посмотрела на Натана. Тот, не отрывая давящего взгляда, смотрел на нее. По коже девушки прошелся холодок. Почему у нее все не как у людей? – Я отец? – Ты, – констатировала Дана очевидное. Отрицать и вилять более не имело смысла. Надо двигаться вперед… Только куда. Она везде утыкалась в стену. Как ни крути. Для нее идеальный вариант – это чтобы ее все оставили в покое. Дали выдохнуть. Осмотреться, прийти в себя. Принять новые реалии. Она до сих пор не верила, что стала вдовой в двадцать с небольшим. Она, как и большинство девушек, выходила замуж раз и навсегда. Верила, что проживет с мужем долгие годы, состарятся вместе. А теперь что? Боль утраты терзала ее. Еще была вина. Дана пыталась анализировать, откуда у нее такие чувства, и не понимала. Они были. Наверное, это и есть утрата от потери. Нужно время… Которого ей не давали. Она наблюдала за реакцией Натана. Ничего. Абсолютно. Ни радости, ни презрения. Все такая же застывшая на лице маска. * * * При других обстоятельствах Натан обрадовался бы. Подхватил Дану за талию. Прижал к себе. И долго никуда не отпускал. Он и сейчас бы прижал, но она смотрела на него как на чужого. Говорила скупо, не улыбалась. Была бы ее воля, она и не сидела бы напротив. Даже не встретилась с ним. И не сообщила, что он отец ее ребенка. Вот за это Натану хотелось с ней сделать что-то нехорошее. Например, отшлепать. И не рукой, а ремнем. Хорошенько так, до красных полос на аппетитной розовой коже. А потом зацеловать… Всю. Чтобы раз и навсегда уяснила, что с ним шутки плохи. И что ей никуда от него не деться. Парадокс заключался в том, что Натан хотел видеть ее веселой и счастливой. Довольной жизнью. Пусть даже немного грустной, задумчивой, серьезной. Такой, какой она была с ним на Кипре. И в то же время он не собирался ее отпускать. Ни на день. Хватит… – Что ж, значит, можем друг друга поздравить? – Натан приподнял бокал с водой. – Будем рожать и растить ребятенка. Дана не поддержала его. Наоборот, спрятала руки под столом. – Ты так спокоен, – начала говорить она. Потом закашлялась, все-таки взяла бокал, сделала несколько жадных, порывистых глотков. Она торопилась, нервничала. И две капли потекли по подбородку. У Натана сработал инстинкт. Как тут устоишь? Да никак, черт побери! Он подался вперед и большим пальцем смазал капельки, наслаждаясь прикосновением к бархатистой коже. Нутро закололо, всколыхнулось. Тоска, снедавшая изнутри, снова вышла на первый план, поглотив все остальное. Захотелось послать к чертям собачьим условности, недомолвки, то, что надежно встало между ним и Даной. Схватить свою женщину, носящую ЕГО ребенка, и прижать к себе. Втянуть ее сладко-терпкий запах кожи и замереть на мгновение, наслаждаясь тишиной и спокойствием внутри, где бури и шторм, наконец, улеглись. – Что ты делаешь? – выдохнула Дана, руша иллюзию и подаваясь назад. – Трогаю тебя. Или тебе за эти месяцы стали противны мои прикосновения? – Ты говоришь чушь! – Да неужели? Даночка, привыкай, девочка, потому что я тебя собираюсь трогать много и часто. Она задышала чаще. Глаза вспыхнули злостью, которая только сильнее раззадорила Натана. Он ничего не мог с собой поделать. Можно, конечно, придержать коней, не гнуть палку. Притормозить. Но хищник, вышедший на охоту, давно приготовился к прыжку. Вот она. Дана. Рядом… Он даже трогает ее. Пусть пока и почти невинно. Хотя не-е-е… Нихера не невинно, судя по тому, как потяжелело в паху и как широко распахнулись глаза Даны. Мысли у нее тоже возникли соответствующее. Правда, ему очень сильно не понравилось, как она отодвинулась от него. Далеко… Чтобы в следующий раз он не смог достать. – Ты сейчас серьезно, Натан? – охрипшим от негодования голосом выдохнула она, бледнея. – Ты думаешь, что говоришь? Или тебе настолько плевать на окружающих, в данном случае на меня? Я овдовела неделю назад, а ты тащишь меня в постель?! В позвоночник мужчины точно десятки ржавых штырей воткнули. А потом со смаком, медленно повернули… – Если бы тащил, ты была бы сейчас подо мной, а не высказывалась. – А я еще не закончила. Твой эгоизм зашкаливает! Поражает. – Дана, точно не веря, покачала головой. – К чему ты стремишься? Меня зашугать до такой степени, чтобы я слово опасалась произнести? Или что, Натан? Ты говоришь, что хочешь диалога. А сам что?.. Давишь! Он сжал зубы. – Я не хочу давить. Но буду, если ты продолжишь меня избегать. – Чего ты хочешь? – Она упрямо вскинула подбородок. – Давай, озвучь свой план! Упрямая девочка… И очень красивая. Даже в печали. – Я многого хочу. Первое и пока основное – ребенок. Раз он от меня, значит, я буду отцом. И это не обсуждается. Официант появился вовремя. Им обоим необходима остановка, градус напряжения увеличивался.