Соня Ольшанский отталкивается от стола, огибает его и подходит почти вплотную. Черные глаза впиваются в меня немигающим взглядом, и я чувствую себя попавшей в паутину мухой, на которую оценивающе смотрит хозяин паутины. Решает, съесть ее сейчас или пусть еще подергается. И когда вместо того, чтобы впиться в меня жалом, Демид заговаривает, я понимаю, что все это время не дышала. — Это не ко мне, это к адвокатам, — он разворачивается, давая понять, что разговор окончен, и я инстинктивно хватаю его за рукав. — Подождите! Мы вместе изумленно таращимся на мою руку, вцепившуюся в дорогую ткань. Ольшанский явно не понимает, почему я до сих пор не превратилась в соляной столб. Обо мне и говорить нечего. Но мне есть что терять. — У меня нет денег на хорошего адвоката. А просто так Рустам меня не отпустит. Демид продолжает изучающе меня рассматривать. Он не делает попыток высвободиться, и меня не покидает чувство, будто он развлекается. — Ясно, — кивает мужчина и все-таки отцепляет мою руку от своего рукава, — так бы сразу и сказала. В принципе, для меня не проблема помочь тебе оставить мужа без трусов, но знаешь, пожалуй я не стану этого делать. — Я не собираюсь претендовать на имущество. Мне просто нужен развод, — чуть не кричу в отчаянии. — Только не говори что, ты готова отказаться от денег Айдарова, — говорит Демид, внимательно вглядываясь в мое лицо. — Готова. — Ну и дура, — равнодушно заключает он. — Все, прости, твое время истекло. Ошеломленно вскидываюсь, пальцы непроизвольно переплетаются на животе. — Зачем вы тогда согласились на встречу? — Интересно было на тебя посмотреть. Этот перекачанный ублюдок, твой муж, вечно хвастался тобой при каждом удобном случае, — отвечает он все тем же равнодушным тоном. И я с отчетливой ясностью понимаю, что слишком понадеялась на эту встречу. И что у меня больше нет шансов. Безысходность и отчаяние затапливают и выплескиваются самым неожиданным образом. Язвительно отвечаю Ольшанскому: — Так и скажи, что младший брат тебе не по зубам. А не придумывай несуществующие причины. И прекрати эти жалкие нападки, ты ничем не лучше Рустама. Такой же высокомерный ублюдок как и все Айдаровы. Иду к двери, в ушах гулко стучат молоточки. Сама на себя злюсь — я не должна была с ним связываться. Почему я решила, что старший брат мужа станет мне помогать? Для него я одна из Айдаровых, это слишком заметно отражается в его невыносимо знакомых черных глазах. Мысленно прошу прощения у малыша. Я обещала себе не волноваться, а у самой внутри все клокочет. Если бы меня сейчас увидела Анна Анатольевна, точно привязала бы к кровати на все оставшиеся семь месяцев. — Стоять, — звучит за спиной негромкий, но резкий окрик. Пожимаю плечами и продолжаю идти. Через секунду путь преграждает широкоплечая стена. — Я не Айдаров. Они мне никто. — Когда в следующий раз будешь так сверкать глазами, не забудь посмотреться в зеркало, — говорю, не желая смотреть в лицо наглецу. Зато он не церемонится, хватает за плечо и встряхивает. — Кто тебя надоумил обратиться ко мне? Говори. — Ясмин, — поднимаю голову и храбро смотрю в глаза мужчине, который даже не пытается скрыть, что шокирован. — Кто? — Ясмин, твоя мачеха. Это она рассказала мне о тебе. От Рустама я знала лишь, что у них с Русланом есть сводный брат. Что Айдаровы тебя усыновили. А Ясмин сказала, что Усман твой родной отец, — говорю быстро сбивчиво, жду, что Демид перервет меня. Но тот молча слушает и лишь сильнее сдавливает плечо. — У Рустама есть любовница, она беременная. Ясмин предложила закрыть на это глаза, как она в свое время закрыла глаза на тебя. А я не хочу, я хочу уйти. Потому и думала, что ты поможешь. Чтобы ребенок Рустама не был как ты. Выпаливаю на одном дыхании, жду когда Демид заговорит, но тот лишь продолжает вглядываться глазами, в которых появился опасный стальной блеск. — Почему я? У тебя нет родни? — Рустам подарил моей матери автомойку, — ответ звучит слишком горько, я так не планировала. — Друзей я растеряла за время счастливого брака. Он снова молчит, лишь чуть глубже дышит. Отпускает плечо и разворачивается к окну. — Если ты не претендуешь на его деньги, вас со временем все равно разведут. Даже без адвоката. — У меня… — облизываю пересохшие губы, — у меня почти не осталось времени. — Ты не преувеличиваешь? Айдаров не настолько всесилен. Ты точно все сказала? — звучит холодное, и я впиваюсь ногтями в ладони. Я не знаю, на чьем поле он играет. Он слишком странный этот Демид. Непонятный и опасный. Внутри все вопит, что ему нельзя доверять до конца, и я слушаю свою интуицию. — Я боюсь. Боюсь, что он сможет меня уговорить вернуться к нему. Когда Рустам рядом, я слабая безвольная тряпка. Вот так. Ни слова о моей беременности. Мужчина оборачивается и смотрит на меня с такой неприкрытой иронией, что при других обстоятельствах я бы покраснела. Но только не сейчас. Потому что озвученная мною причина это не совсем ложь. Скорее, полуправда. Это мои настоящие мысли и страхи вытянутые наружу. В этот раз пауза затягивается надолго. Но я не решаюсь ее нарушить. Демид смотрит на меня исподлобья, поджав губы. Атмосфера в комнате такая напряженная, будто здесь проходят сотни высоковольтных проводов. Наконец он прерывает тишину. Говорит медленно, растягивая слова: — Хорошо, я помогу. Но я вижу единственный выход. Я хорошо знаю Айдарова, если он не хочет тебя отпустить по-хорошему, есть только один способ. — Какой? — спрашиваю и по стальному блеску глаз понимаю, что ничего хорошего не услышу. — Если ты отплатишь ему той же монетой. — Не понимаю… Он двигается слишком быстро. Молниеносно оказывается рядом, подсаживает на стол, и его руки быстро пробираются под платье. Проводят по внутренней стороне бедер, затем по внешней. Шокировано замираю на доли секунд, затем упираюсь локтями в грудь. — А как ты хотела? Все должно быть по-взрослому, детка, — скалится Демид. Изворачиваюсь и бью коленом в пах. Он шипит и выкручивает мне руки за спину. — Слабая и безвольная, говоришь? Мелочь бешеная, — и внезапно меняет тон почти на участливый. — Ну все-все, спокойно, детка. Я прослушку искал. Извини, но на слово верить не привык. Не могу же я доверить охране тебя обыскивать. Какая-никакая родственница. Так, давай на раз-два-три я тебя отпускаю. Ну? Успокоилась? Я ошалело вращаю глазами. Демид держит меня отстраненно, не проявляя ни малейших признаков возбуждения или желания. Он в самом деле меня просто осматривал? — Раз, два… — он делает паузу. Медленно киваю. — Три. Отпускает, делает шаг назад. Сползаю со стола и благополучно проваливаюсь в темный колодец обморока. *** В действительность возвращает удушающий запах нашатырного спирта. Открываю глаза, некоторое время разглядываю незнакомый потолок, силясь сообразить, где я. Резкий запах улетучивается, и первое, что приходит на ум — я снова в больнице. Но откуда здесь взялся аромат дорогого мужского одеколона? — В следующий раз когда решишь потерять сознание, предупреди меня, хорошо? — знакомые интонации окончательно очерчивают реальность. Я в кабинете итальянского ресторана, куда пришла встретиться с Демидом Ольшанским. И это он сейчас нависает над креслом, в котором я полулежу после обморока. В том кресле, в котором он сидел, когда я вошла в кабинет. — Ты мне точно ничего больше не хочешь сказать? — сверлит меня глазами Демид. Сразу хочется уменьшится до размеров пылинки на обивке обитого кожей кресла. — Нет, — стараюсь, чтобы прозвучало как можно более правдоподобно. Качаю головой из стороны в сторону для усиления эффекта. — А ты всегда теряешь сознание, когда к тебе прикасается мужчина? Под его взглядом неуютно. Хочется спрятаться, отгородиться от этого испытующего взгляда, пока он сам не прочитал обо всем, что творится в моей голове. — Я только сегодня выписалась из больницы, — бормочу в оправдание. — А из мужчин ко мне прикасался только мой муж. Не надо меня провоцировать, Демид. — И как ты надеешься получить развод? — Что ты имеешь в виду? — переспрашиваю непонимающе. — А то, — он снова нависает, упираясь руками в ручки кресла, — что самый простой и быстрый способ получить развод — это изменить Айдарову. И не просто изменить. Размазать его. Уничтожить.