«Привет, что там? Что с твоим сыном? Все хорошо? Тебе нужна помощь?» — вопросы вертятся на языке, но напоровшись на пристальный взгляд, осекаюсь. Эти вопросы все до одного неуместны. Я могу задать их кому угодно, даже Каменецкому. Но только не Рустаму. — Доброе утро, — здороваюсь сдержанно и выбираю самый нейтральный и незаинтересованный вариант. — Раз ты на работе, значит все в порядке? Он неопределенно кивает, и я больше не лезу с расспросами. Захочет, сам расскажет. Не захочет, никто его не заставит. И все равно меня не покидает чувство тревожности. Оно неопределенное, безликое, неотвратимое. Как будто мы уже достигли определенной точки, после которой как раньше уже не будет. Бедная Полина Львовна, на уже наверное меня ненавидит. Боюсь, наша образцово-показательная няня уволится сразу же по возвращении из командировки. Но ничего не могу с собой поделать, звоню домой, как только появляется свободная минутка. Слышу Маюшин лепет, вижу на экране родное личико, и сразу становится легче. Но чувство неотвратимого все равно не отпускает. И я боюсь выдохнуть, пока наконец не наступает конец рабочей недели. Глава 31 Соня Мой самолет завтра с утра, и я весь день готовилась к тому, что Айдаров пригласит меня на ужин. Готовилась, чтобы отказать. Придумывала аргументы, заготавливала речи, а он не позвал. Я не то чтобы расстроилась, просто не ожидала. В конце дня Рустам собрал всех наших в конференц-зале, поблагодарил за работу, поздравил с успехами и попрощался до понедельника. Раз попрощался, значит собрался прилететь. И это хорошо, на своей территории всегда легче. Меня Рустам поймал на выходе из конференц-зала. — В девять утра жду тебя в офисе. Не опаздывай, — пока говорил, вглядывался в лицо, как будто хотел что-то рассмотреть, чего не видел раньше. — Водитель тебя сейчас отвезет в отель, а завтра в аэропорт. Хороших выходных тебе, Соня. Постарайся отдохнуть, ты заслужила отдых. — И тебе, Рустам, — желаю вполне искренне. — Мы все его заслужили, неделя была непростой. Он кивает и уходит первым. Смотрю на часы — впереди свободный вечер, что мне делать в отеле? Почему бы не пройтись по городу? Говорю водителю, что отвозить меня не надо, и спускаюсь к набережной. Смотрю на речную гладь, в которой отражается небо, и пытаюсь понять, какие чувства вызвал у меня визит в столицу. Смешанные и противоречивые, но вовсе не тяжелые. Просто теперь это не мой город и не мой дом. Мой дом там, где моя дочь, а здесь слишком много всего переплелось между собой. Первая настоящая и сильная любовь, много-много счастья, такое же сильное предательство и целый океан горя. Теперь я понимаю: худшим, что я могла бы сделать в той ситуации — остаться и пытаться распутать этот спекшийся оплавленный клубок. И лишний раз убеждаюсь, каким правильным решением было уехать и оборвать все нити, соединяющие меня с прошлой жизнью. Даже о матери могу думать без обиды. Возможно, когда-нибудь мы даже увидимся, но точно не в этот раз. Вдруг телефон в сумке заливается сигналом вызова, и я ничуть не удивлена, увидев на экране надпись «Демид». — Ты где? — слышу вместо приветствия. — Здравствуй, Демид, — и не думаю скрывать, как рада его слышать. — Я на набережной возле Речного вокзала. — Иди к дороге, я сейчас приеду, — бросает он и отбивается. Я выбираюсь из пешеходной зоны, по опыту зная, что желательно поторопиться. Опыт не подводит, максимум через десять минут звучит клаксон, и знакомый внедорожник подруливает почти вплотную. — Садись, — командует Демид с водительского сиденья. — Тебе надо в отель переодеться? Или едем ужинать прямо сейчас? — Я бы переоделась… Вообще меня больше интересует душ, но Ольшанский не из тех, которым надо объяснять прописные истины. У него у самого в офисе наверняка хранится не один комплект запасной одежды на все случаи жизни. Поэтому он лишь молча кивает и трогается с места. — Я вернусь через сорок минут, — говорит, пока я выбираюсь из машины. — Мне хватит. *** — Как давно я говорила, насколько тебе благодарна, что ты тогда меня увез? — спрашиваю мужчину, сидящего напротив и сосредоточенно разрезающего кусок сочного мяса. Он поднимает свое красивое холеное лицо, нарочито задумчиво смотрит в потолок, как будто ответ считывает прямо оттуда. — Ммм… Сегодня, кажется, еще не говорила, — удрученно качает головой, и я прыскаю в ладонь. Мы сидим на вип-террасе ресторана, расположенного на крыше спа-центра. Ресторан многоуровневый, с одной стороны от нас такие же террасы, с другой — переливной бассейн. Много интересных заведений появилось в мое отсутствие. Мое внимание привлекает компания, занявшая террасу на нижнем уровне по диагонали. Двое мужчин, девушка и двое детей. Мальчики. В холодный пот бросает, когда в мужчинах я узнаю Рустама и Руслана Айдаровых, а в девушке — Диану. — Демид, — спрашиваю вмиг севшим голосом, — ты специально меня сюда привел? Ты знал, что они здесь будут? Ольшанский смотрит с недоумением, следит за моим взглядом и упирается в семью Айдаровых. Нахмуривает лоб и переводит взгляд на меня. Далеко не приветливый взгляд. — И зачем мне это по-твоему, Соня? У меня широкий спектр услуг, но поверь, сводничество в этот список не входит. Я разом теряю весь запал и пристыженно замолкаю. В самом деле, Ольшанскому незачем сталкивать меня с Айдаровыми, тем более что с обоими мужчинами я сегодня виделась в офисе. Демид разворачивается обратно ко мне. — Сегодня пятница. Люди со своими семьями пришли в ресторан отметить конец рабочей недели. Не надо во всем видеть заговор, Соня. Но я его не слушаю. Затаив дыхание, смотрю на маленького мальчика, который бегает по террасе вместе со своим светловолосым братом. Даже отсюда видно, как он похож на мою дочь. Один вопрос вертится на языке, и мне стоит огромных усилий, чтобы не задать его Демиду. Выходит, это правда, что Лизу не приняли в семью? Не то, чтобы мне хотелось к ним обратно, но и знать, что девка не добилась того, о чем мечтала, вызывает чувство удовлетворенности. Забываю про ужин и во все глаза смотрю на маленького Амира. Разве так бывает, чтобы дети были настолько похожи? Не близнецы, а два разных ребенка, у которых даже мамы разные. Руслан и Рустам стоят у ограждения и беседуют. Диана завязывает шнурки сыну, который сидит у нее на руках. Амир подбегает к Рустаму, прижимается к его ногам и отбегает. Снова подбегает и убегает. Айдаров никак не реагирует, только придерживает мальчика за плечо, чтобы тот не упал. Хочется встать и прикрикнуть на этого непробиваемого истукана. Малыш всячески пытается привлечь внимание отца, а тот изображает бесчувственную каменную глыбу. Рус пробует его отвлечь, улыбается племяннику, что-то говорит, гладит по голове. А мальчик снова бежит к Рустаму. Сердце обливается кровью, когда представляю, что с нашим ребенком он бы тоже так себя вел. Не это ли имел в виду Айдаров, когда говорил, что таким как он нельзя иметь детей? Ди отпускает сына, мальчики начинают носиться по террасе. Кажется, к ним приделаны моторчики, они не останавливаются ни на секунду. Вполне ожидаемо, что вскоре оба растягиваются на полу, и с террасы доносится оглушительный плач. Рустам подходит к сыну, поднимает его с пола, ставит на ноги. Что-то говорит с серьезным лицом, тот отряхивает штанишки и смотрит на отца заплаканными глазами. Ди с Русланом в это время утешают плачущего Дамира. Рус тоже старается быть строгим, но на его лице так явно читается тревога и обеспокоенность, что у меня сжимается сердце. Руслан как настоящий отец чувствует боль своего ребенка. Неважно, что мальчики сами виноваты, наверняка им не по одному разу сказали смотреть под ноги и не носиться как угорелым. Но почему так холоден с сыном Рустам? Я же видела в его глазах тревогу, когда ему позвонила Ясмин. Амир продолжает всхлипывать, и Рус не выдерживает. Наклоняется к брату, что-то говорит ему вполголоса, и это что-то очень не нравится Рустаму. Он вскидывает голову, братья смотрят друг на друга. Тем временем Ди решительно встает и подходит к племяннику. Опускается возле него на колени, и малыш обвивает ручками ее шею. Ди сердито выговаривает Рустаму, поднимается с пола, держа на руках мальчика. Руслан подбадривающе держит его за ручку и улыбается. Рустам исподлобья наблюдает за ними взглядом, от которого у меня мороз идет по коже. Чувствую себя воровкой, которая влезла в чужой дом и случайно стала свидетельницей сцены, вовсе для нее не предназначенной. Мне физически плохо от того, что я увидела. Зачем мне знать, что происходит в их семье? Меня это не касается. Единственное, дико жаль малыша Амира. Но это никак не отменяет то, что он результат измены моего мужа. Вечное напоминание о том, о чем я все это время силилась забыть. Через стол протягиваю руку, обхватываю широкую кисть и бормочу взволнованно. — Спасибо тебе, Демид. Спасибо. И по серьезному выражению глаз вижу, что он меня понимает. ***