* * * Умри, ведьма! Три темноты, которых следует избегать женщине, – темнота ночи, темнота леса, темнота тумана. Кельтский фольклор Прочь, ведьма, прочь! За гнилые болота, За пни и колоды, Где люди не живут, Собаки не лают, Петухи не поют, Там тебе место. Славянский фольклор Паденье – неизменный спутник страха, И самый страх есть чувство пустоты. Осип Мандельштам Пролог Лето. Страсть Ночь была такая, что вытяни руку – и пальцев не увидишь. Даже Меч Шелама – сверкающая полоса на небе – повернулся сегодня лезвием и казался лишь цепочкой тусклых жемчужин. Притихла, заснула маленькая лесная крепость. Вздыхая, рылись в сене коровы, вздрагивали во сне псы, изредка негромко плескала в реке рыба, да потрескивал на берегу маленький, желтоглазый, умело сложенный костер. Человек, лежавший у огня, поднял вдруг голову и осмотрелся. У кустов, не приближаясь к границе светлого круга, маячила какая-то тень. – Ты что здесь делаешь, пигалица? – сурово спросил человек. – Не спится, – донеслось из темноты. – Младая грудь томится? Гляди, добродишься – отец проснется. – Ничего, небось не проснется. Погреться у тебя можно? – А с чего это ты озябла? Говори путем, зачем пришла. Или спать иди. – Я спросить хочу. Клайм, я тебе нравлюсь? – Откуда мне знать? Я тебя и не вижу толком. – Так мы лет десять, почитай, знакомы. – То-то ты десять лет от меня по всяким темным углам и прячешься. Хочешь, чтоб я тебя увидел, – иди ближе. Из темноты в неверный свет костра послушно вынырнула, махнув подолом нарядной юбки, девушка. Остановилась, теребя кончик бледно-рыжей косы, потом потянулась рукой к пестрым пуговицам на кофточке. – Да погоди ж ты! – поморщился мужчина. – Хочешь, чтоб у всех водянников глаза от любопытства повылазили? Стой смирно, я и так все, что надо, вижу. И, окинув критическим взглядом ее фигурку, заключил: – Ничего. Толк будет. Скоро совсем созреешь. И достанется все это добро какому-нибудь славному парню, который отлично умеет выбивать перины. – Ничего ему не достанется, – сказала девушка. Она, не дожидаясь приглашения, опустилась на колени и протянула руки к огню. – Вот как… – протянул мужчина, забавляясь. – Что ж ты без мужа делать будешь, юница неразумная? – А ты меня обольсти. – Ага. Я – тебя, а ты – меня. И будем мы навек друзья. Не получится, милая. Я на тебе не женюсь. Колдуну жениться смысла нет. Дома мне не надо: мне весь лес – дом. А женщин на свете много. – Да ведь и ты не единственный тут мужик, Клайм, – сказала девушка, улыбаясь. – Не единственный и не самолучший. Да я и не прошу тебя сватов слать. – Так что ж тебе надо, в третий раз тебя спрашиваю? – А я понову отвечаю. Не спится. Хочу с тобой спать. – С чего ж это? – Девки говорят, ты это здорово умеешь. Вот я и хочу проверить. А потом уходи – за штаны тебя держать не буду. – А есть хоть с кем сравнивать? Да не красней ты, я же сам все узнать могу. – Вот и узнай. – А отца не боишься? – А ты? – Ох, рот-то тебе и вправду пора заткнуть. Ну, иди сюда, обольстительница. Осень. Власть Такого, чтоб пес забежал в храм Пантеон перед самой коронацией, еще не бывало. Впоследствии это сочли дурным предзнаменованием. Но сейчас маленький кудлатый черныш повизгивал, жалуясь на холод, и жался, будто нарочно, к пьедесталу статуи Вольпана – покровителя охоты. Молодые служки не знали, что и делать. Наконец один из старших жрецов махнул рукой и, пригрозив незваному гостю пальцем, велел: «Тихо сиди, а не то попросим твое сиятельство отсюда метелкой!» Песик, к немалому удивлению служек, тут же замолчал, припал к усыпанному тростником полу и благодарно забил хвостом.